Мир неземной - Яа Гьяси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следующие восемь часов мисс Синди, как она попросила, чтобы ее называли, рассказывала нам о воздержании. Показала слайд-шоу с пятнистыми, опухшими, красными гениталиями, пораженными ЗППП. Рассказала о своей собственной подростковой беременности. («Я люблю свою дочь и верю, что у всего есть причина, но если бы я могла повернуть время вспять, наказала бы себе не раздвигать тогда ноги».) Единственный светлый момент во всем этом – нас накормили стейками на обед.
Где-то через шесть часов мисс Синди сказала:
– Если бы мы с вами были соседями и заключили соглашение, что наши ягнята могут свободно пастись где угодно, нам пришлось бы скрепить этот завет, зарезав одного из них. Завет – это не обещание. Это намного больше. Завет требует кровопролития. Помните, что говорит Библия: брак – это завет, и когда вы ложитесь с мужем в первую брачную ночь и ваша девственная плева рвется, именно кровь скрепляет ваш завет. Если вы занимались сексом с другими мужчинами, то уже дали обещания, которые не можете сдержать.
Мы просидели до конца с широко раскрытыми от страха глазами, глядя на тень, что осталась от этой женщины, и гадая, кто же так с ней поступил.
~
Я дала обещания, которые не могу сдержать, но мне потребовалось время, чтобы их выполнить. Долгие годы слова мисс Синди удерживали меня от исследования «секретного мира» между ног, я боялась уничтожить свой воображаемый брак еще до того, как он случится. Вскоре после восьмичасового сеанса в заброшенной клинике для абортов у меня начались месячные. Мать положила руку мне на плечо, помолилась, чтобы я хорошо распорядилась своей женственностью, а затем вручила мне коробку тампонов и отправила куда подальше.
Сейчас мне смешно вспоминать, насколько ограниченным было тогда мое понимание анатомии человека. Я уставилась на аппликатор тампона. Прижала его к внешним половым губам и надавила. Белый хвост тампона выскользнул из аппликатора, и оба упали на землю. Я извела половину коробки, сдалась и решила, что некоторые вещи лучше не узнавать. Только на первом курсе колледжа на уроке биологии я выяснила, что же такое влагалище и где на самом деле оно находится.
В тот день в классе я с удивлением разглядывала схему, раскрывающую мне тайный мир, внутренний мир. Я посмотрела на своих одноклассников – судя по их лицам, они все это уже знали. Их тела от них не скрывали. Это был не первый и не последний раз в Гарварде, когда мне казалось, что я начинаю с азов, пытаюсь наверстать упущенное в образовании. Я вернулась в общежитие, осторожно, украдкой вытащила ручное зеркало и осмотрела себя, задаваясь вопросом, как бы заполнила этот конкретный пробел в знаниях по анатомии, если бы не покинула свой город, не продолжила обучение. Я устала выяснять все на собственном горьком опыте.
~
– Извини, что повела себя как стерва. Просто странно слышать, как люди говорят об Иисусе на уроках естественных наук, понимаешь?
Энн, девушка из моей группы, догнала меня после моей вспышки на уроке. Я не стала поправлять ее, что вообще не упоминала Иисуса. Я просто ускорила шаг, идя по двору, который в тот час был до жути пустым. Энн продолжала держаться со мной, пока мы не подошли к моему дому, а затем остановилась и посмотрела на меня.
– Ты тоже здесь живешь? – спросила я.
– Нет, но мы могли бы позависать вместе.
Не хотела я с ней зависать. Мне хотелось, чтобы она ушла. Пусть закончится курс, колледж, мир – чтобы все наконец забыли обо мне и о том, какой дурой я себя выставила. Я посмотрела на Энн будто впервые. Ее волосы были собраны на макушке в растрепанный пучок и закреплены палочками для еды из столовой. Щеки раскраснелись от ходьбы или непогоды. Она выглядела усталой и немного злой. Я ее впустила.
В тот год мы стали неразлучны. Даже не знаю, как это произошло. Энн была старше. Среди ее разнополых и разнорасовых друзей я задумалась, что, возможно, и мне найдется место в этой тундре Восточного побережья. Энн была забавной, странной, красивой и едкой. Она не терпела дураков, а я иногда вела себя как дура.
– Это же нелепо. Ты что, собираешься провести остаток жизни, бичуя себя за все дерьмо, которое, по твоему мнению, не одобрит твой Бог? – спросила она однажды, ближе к середине весеннего семестра, когда холода стали отступать, а цветы только начинали раскрываться, тянуться к солнцу.
Мы сидели на моей кровати; Энн прогуливала урок, и я ждала, когда начнется следующий. Иногда она торчала в моей комнате целый день. Однажды после занятий я вернулась и обнаружила, что Энн свернулась калачиком в моей постели с ноутбуком на животе и в миллионный раз смотрит «Секс в большом городе».
Энн всегда говорила «Бог», изображая кавычки и закатывая глаза. Ее отец был бразильцем, а мать – американкой. Они встретились в буддийском медитационном ретрите на Бали, а потом полностью отказались от религии и переехали в Орегон, где и растили двоих детей в атеизме. Энн смотрела на меня как на инопланетянина, который упал с неба и нуждается в подсказках, как приспособиться в человеческой жизни.
– Я себя не бичую. Я даже больше не верю в Бога, – возразила я.
– Но ты к себе так строга. Не прогуливаешь. Не пьешь. Даже не пробуешь наркотики.
– Это не из-за веры, – отрезала я, намекая, что пора бы сменить тему.
– Ты странно относишься к сексу.
– Неправда.
– Ты девственница, да?
– Как и многие другие.
Энн пересела ближе, лицом ко мне, и я ощутила ее дыхание на своих губах.
– Ты хоть раз целовалась? – спросила она.
Глава 27
Баскетбольный сезон начинался в ноябре, но для Нана этот вид спорта был круглогодичным. Летом он ходил в баскетбольный лагерь, в течение сезона играл в школьной команде и весь год проводил у нас на подъездной дорожке или на открытых площадках в Хантсвилле и его окрестностях. Мы с мамой часами смотрели баскетбол по телевизору. Когда к Нана приходили друзья, они громко и неразборчиво кричали в телевизор, как будто игроки на экране им что-то должны. Нана присоединялся к приятелям, но если смотрел сам, то всегда молча и напряженно. Иногда он даже делал заметки.
Вскоре на его игры начали приходить рекрутеры из колледжей. Алабама, Оберн, Вандербильт, Университет Северной Каролины. Нана играл хорошо, кто бы ни сидел на трибунах. Мы с мамой постарались выучить правила, чтобы в полной мере разделять его победы, но это все равно не имело
