Сын Грома - Андрей Зверинцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он видел рыбаря Галилейского, апостола Андрея Ионина, не отрекшегося под пытками от Слова Божьего и благословлявшего распинавших его на косом кресте варваров.
Он видел мученические казни Фомы, Варфоломея, Симона Зилота, Иуды Иаковлева… Он видел пути и кончины своих братьев апостолов и только не видел, что уготовлено ему самому, Иоанну, Сыну Громову. И обратился к Учителю.
— Вспомни обо мне, Господи, — попросил он Учителя своего. — Посети меня спасением Твоим.
И тут же на память пришли слова Учителя, сказанные о нем незадолго до распятия Петру. О, он, Иоанн, помнил, как пронеслось то слово между братиями, что ученик тот не умрет. Но ведь Иисус не сказал ему, что он не умрет. Он сказал Петру только: «Если Я хочу, чтобы он пребыл, пока прииду, что тебе до этого?» Как понимать это?
Такими мыслями сопровождались видения Иоанна и его плач по братьям его возлюбленным. И, лежа под смоковницей, уткнувшись лицом в землю, плакал Иоанн.
Плакал Иоанн и просил Бога:
Помилуй меня, Господи, ибо
я немощен; исцели меня Господи,
ибо кости мои потрясены…
Утомлен я вздыханиями моими:
Каждую ночь омываю ложе мое,
слезами моими омочаю постель мою…
Глава 13
Пилат продолжает расследование
Тайный советник выполнил поручение Пилата. С помощью своих осведомителей он отыскал Мать Назарянина в Гефсимании, в доме Иоанна Зеведея. Выдав себя за священника, облаченный в белые одежды, подпоясанный синим поясом, ловкий шпион сказал Женщине, что только что приехал в Иерусалим и узнал о несчастье. Тут же поведал, что не раз беседовал с Иисусом в Вифании и что является Его тайным учеником, что потрясен свершившимся и пришел с соболезнованиями, пришел посочувствовать материнскому горю, помочь деньгами. Пользуясь отсутствием Сына Громова, Левкий долго беседовал с Марией, не отступая, однако, от поставленной прокуратором задачи: вызнать у Нее тайну рождения распятого Проповедника.
Поскольку данная беседа носила деликатный характер и собеседники были фигурами, явно не равнозначными, мы лишь слегка коснемся земных переживаний Марии, на долю Которой выпало столько страданий и Которая все еще не переставала оплакивать своего Божественного Сына. Ибо, как понимает читатель, большего сказать рассказчику не позволено… И рассказывать о Марии мы будем, опираясь не столько на собранные Левкием материалы, сколько на составленные богословами предания.
…После ужасов Голгофы Мария много думала об Иисусе. О Его короткой, странной, не понятной Ей жизни. И по тому, как складывались Его отношения с Храмом, обитавшими в нем фарисеями и книжниками, священниками Анной и Каиафой, Она чувствовала, как росло Его расхождение с законниками, и с каждым днем Она все более и более опасалась за Его жизнь.
Голгофа потрясла Ее. Она не помнила, кто из близких Ей женщин окружал Ее у распятия, не помнила, как младший ученик Иисуса, Иоанн, увел ее с холма, как поселил в своем доме. С тех дней большие глаза Марии были полны слезами, как озера Галилейские наполнены водой. Когда она начинала думать о Сыне, на ум чаще приходили события ранних лет Иисуса, его странный нрав, пугавший сверстников и учителей, в котором проявлялась Его неземная мудрость, стремление тотчас же искоренять посеянное лукавым зло. Жестоко наказывая своих сверстников за проступки, Он возбуждал ненависть их родителей. И они, обращаясь к Иосифу как к отцу Иисуса, говорили ему: «Возьми этого Иисуса отсюда, ибо не может жить Он с нами в этом городе. Или, по крайней мере, выучи Его благословлять, а не проклинать». И говорил тогда Иосиф маленькому Иисусу: «Зачем поступаешь Ты так? Уж очень много жалуются на Тебя, и ненавистны мы из-за Тебя, и благодаря Тебе мы возбудим народ против себя». На что мальчик резонно отвечал: «Мое проклятие не вредит никому, кроме тех, кто делает зло». Мария поражалась такому ответу. Однако же постоянно жила в страхе, боясь, как бы народ израильский не пришел в ярость и не впал в преступление против их Сына за его рассуждения и поступки, как и случилось впоследствии… А ведь скольких несчастных и сирых Он излечил, и благословил, и поставил на путь истинный… И за все это фарисеи и книжники, возбудив слепую во гневе толпу и склонив прокуратора на свою сторону, отправили Сына Ее на Голгофу…
Голгофа…
Сколько раз Марию потом спрашивали о рождении Божественного младенца, но она мало что могла вспомнить. Помнила лишь, как Иосиф ввел Ее в за-брошенную вифлеемскими пастухами пещеру, уложил на охапку принесенного с собой сена и побежал в селение искать знающую женщину. И когда потом он рассказывал Ей обо всем, что происходило тогда, Она пугалась и не понимала значения происходившего. А Иосиф, как какой-нибудь древний поэт или пророк, сам потрясенный увиденными в тот радостный день диковинными вещами, рассказывал, что «увидел небо остановившимся, и воздух омрачился, и птицы задерживались среди полета своего. И, взглянув на землю, он увидел котел, наполненный приготовленным мясом, и работников возлежавших, руки которых были в котлах. И, собравшись есть, они не ели, и те, кто протянули руки, не брали ничего, и кто хотел поднести что-нибудь к устам, не подносил ничего, и взоры всех были обращены к небу. И овцы были рассеяны, они не ходили, но оставались неподвижными. И пастух поднял руку, чтобы ударить их своим посохом, и рука его остановилась, не опускаясь. И, взглянув в сторону реки, он увидел козлов, губы которых касались воды, но они не пили, ибо все в эту минуту уклонились от пути своего».
Мария слушала Иосифа, и поражалась, и не знала, что думать…
Потом начались страхи за Сына и душевное одиночество… У Сына явились ученики. Он отошел от Матери, от братьев своих и проповедовал, и люди уверовали в Него… Мария сделалась молчаливой. А теперь, что ни ночь, Ей снится Голгофа…
Голгофа…
А ведь как необыкновенно и романтично все начиналось! Старые женщины рассказывали Ей потом, что в детстве Она, Мария, была предметом удивления для всего народа. Она ходила степенно. Лицо Ее блистало, как снег. Она прилежно занималась рукоделием. Все речи ее были исполнены милосердия. Никто никогда не видел Ее в гневе. Она всегда была занята молитвой или размышлением о Боге. И не было другой такой из всех девиц, с которыми Она обучалась в храме служению Богу, которая бы была более исполнительной в бдениях, более сведущей в мудрости Закона Божия, более исполненной смирения, более милосердной в благотворении. И если кто-нибудь одержимый болезнью или какой иной немощью прикасался к Ней, возвращался выздоровевшим тотчас.
Раз как-то Она пришла зачерпнуть воды из колодца и услышала голос: «Радуйся, Мария, благодатная, Господь с Тобою, благословенна Ты между женами!.. Ибо сила Божья осенит Тебя, и Святой родится от Тебя, и Он будет наречен Сыном Божиим. И Ты дашь Ему имя Иисус; Он искупит народ Свой от грехов, которые совершены».
Мария испугалась тех слов и растревожилась.
А священники из Храма, те будто и не ведали Божьих промыслов. Так, первосвященник Авиафар, имея свой интерес, принес большие дары священнослужителям, чтобы отдали Марию в жены его сыну. Но ведь ангел указал Ей иную стезю… И тут тихая, всегда полная милосердия и приветливости Мария воспротивилась: «Невозможно, чтобы я познала мужа или чтобы муж познал меня». Ей говорили: «Мария, чадами прославляется Бог, как всегда это было в народе израильском». Она возражала: «Бог прежде всего прославляется целомудрием». И никто не видел, что ангел Господень был рядом с нею.
Потом уже Иосиф рассказывал Ей, как все это происходило в Храме.
Когда Марии исполнилось четырнадцать лет, фарисеи, подкупленные Авиафаром, заявили, что Она не может больше оставаться молиться в Храме. И поскольку Она сотворила Богу обет пребывать в девственности, решено было спросить у Бога, кому Она должна быть вручена для хранения. Все колена Израилевы стали тянуть жребий, и жребий пал на колено Иудино, из которого и был родом вдовый плотник Иосиф. Тогда первосвященник сказал: «Пусть все, у кого нет жены, придут и принесут посох в руке своей». И все сделали так, как сказал первосвященник. Иосиф вовсе и не собирался стать обручником прекрасной девы из Храма, но что-то толкнуло его, словно кто подсказал, чтобы он сделал так, и он тоже принес свой посох. Его посох был старый, иссохший на вид, и хозяин его никак не рассчитывал оказаться хранителем чистой девы. И стеснялся своего участия в соревновании. Но судьба старца, будто по чьему-то велению, сделала резкий поворот, которого никто из претендентов не мог ожидать. Первосвященник взял у каждого пришедшего посох и внес его в Святая Святых Храма. Прошла ночь. На другой день все собрались снова. Первосвященник в голубой ризе с яблоками из нитей пурпурного и червленого цвета по подолу, украшенной звенящими бубенчиками, вошел в Святая Святых и молился. И тихое нежное позванивание доносилось оттуда. Наконец завесы раздвинулись, и он вышел к народу. Оглядев собравшихся, он стал возвращать посохи их владельцам. И никаких знамений не наблюдалось. На что претенденты вздыхали и удивлялись. И не понимали, что думать.