Наследие - Владимир Георгиевич Сорокин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пихнул Жека Геру.
— Всех дезертиров — к высшей мере… — не открывая глаз, Гера пробормотал.
— Маша-а-а-а-а! Прыга-а-а-ай! — хриплый крик в темноте раздался. Вскричал во сне инвалид безногий, с опухолью. Зашарил руками.
И тут же захрапел, забулькал.
В полдень комотр с комиссаром совет отряда собрали. Большое дело, выношенное: налёт на Мухен. Весь комсостав в круглой пещере собрался: комотр, комиссар, начальник контрразведки Буров, командир танковой шестёрки Зульц, командиры взводов Розенберг, Щербина, Ласточкин и Бураковский. Сперва Буров доложил:
— Товарищи, путь на Мухен свободен, китайцы вчера отошли за хребет в Сукпай, в городе только полиция и два полунёба.
— Момент ловить надо! — пальцами весёлый Розенберг щёлкнул.
— Ежели Господь нам путь приуготовил, а китайцев с пути устранил — с нами Бог, товарищи! — комиссар перекрестился.
— Зачем китайцы за хребет так рано переметнулись? — комотр задумался, бородку теребя. — Праздник же в пятницу.
— И праздник зело большой для них — День возвращения северных территорий! — с улыбкой комиссар бородищу свою огладил.
— Чтобы подготовиться! — Буров продолжает. — Там же дивизия генерала Нюя стоит. Вместе в Сукпае отпраздновать захотели. С танцами, фейерверком.
— Так просто?
— Проще не бывает, товарищ комотр!
— И впрямь — почто им одним на мухенском отшибе праздновать? Сольются воедино в китайской бесовщине своей! А мы это и попользуем с Божьей помощью!
— Правильно толкуешь, комиссар! Только полиция — тоже не младенцы. У них нос есть, у них и пальцы есть, у них пушки по крышам стоят.
— Товарищ комотр, там пушек всего три.
— А это три наших залпа. — Зульд ус свой подкрутил.
— Успеете?
— Постараемся.
— Уж ты постарайся, Зульд, а то заебём.
— Сделаем всё, товарищ комотр.
— Если делать налёт — то ночью в пятницу, товарищ комотр, — лобастый Буров советует. — В самый праздник.
— А я бы сделал на ночь пораньше, — опытный Щербина заговорил. — Завтра.
— Какие соображения?
— На праздник по уставу китайцы должны дозоры расставить. А сутки перед — они будут к празднику готовиться, провиант возить. Руки солдатские нужны.
— Разумно! — комиссар бороду свою теребил, распушая.
— Значит — завтра ночью? — комотр строптивую губу зажевал.
— Точно так! Не ошибёмся.
— Сколько времени на переход?
— Часа четыре.
— Какая погода?
— Ночью до минус семи.
— Не шибко холодно.
— Двинемся в ночь, подойдём, в распадке затаимся. На рассвете ударим.
— А перед выходом — молебен Георгию Победоносцу! И — с нами Бог, товарищи!
— С нами Бог!
В полночь в укрывище комиссар молебен провёл.
После молебна — командир слово держал:
— Налимовцы! Уёбанцы! Дети и товарищи мои! Отправляемся в бой, в новый поход! На Мухен! Давно хотели, правда?
— Пра-а-авда!!
— Давно чесалось в месте этом, а? А что такое для нас — Мухен? Зачем он нам? На кой ляд он нам сдался? Ежли покумекать умишком — ведь и другие объекты у героев УЁ имеются. Правда? Правда! Но это ежли — легкомысленно покумекать. А ежли покумекать глубоко, по-ленински, по-православному, то каждый из вас поймёт нутром своим, печёнкой, что такое Мухен. Стоял себе городок на речке Немте. Жили там русские, корейцы, украинцы. Мыли золото, копали молибден. И неплохо жили. Но пришли китайцы и захватили Мухен. И стал Мухен китайским. Был себе русский, а стал китайский! Дуойме джандань![19] А я спрошу вас: и какого хера? Почему православные мухенцы должны китайский сапог на своей шее терпеть? Почему Красный Дракон Николу Угодника попирает? Пришли, вломились, понимаешь, уселись на золото, на молибден! Хорошо это?
— Не-е-ет!!
— Справедливо это?
— Не-е-е-ет!!
— Можем мы, уёбанцы, это стерпеть?
— Не-е-ет!!
— Должны мы взять Мухен и заебать всех насмерть?
— Должны-ы-ы-ы!!
Командир одобрительно глазами вострыми своими партизан обвёл.
— А ежли должны, то — сделаем?
— Сдела-а-аем!!
Снова командир свой отряд обвёл глазами, словно каждого в себя беря.
— Выступаем, товарищи!
— Выступа-а-а-ем!!
— За справедливость!
— За справедли-и-ивость!!
— За православие!
— За правосла-а-авие!!
— За ленинизм!
— За ленини-и-изм!!
— Биться до крови!
— Би-и-иться д-о-о крови!!
— Ебать насмерть!
— Еба-а-ать насме-е-ерть!!
После пламенной речи командирской — двинулся отряд. На санях неспешно ехали-ползли, чтобы лошадей не притомить. Луна светила.
Сделали три привала. К шести утра тёмного въехали в распад между сопками. До Мухена отсюда — полторы версты.
Затаились.
Как рассвело, танковая шестёрка вперёд выдвинулась, в подлеске хвойном развернулась, встала. Танкисты стали башню к залпу готовить. Ожил белый ствол танка, к первой цели потянулся: пушка в здание ксингжень устремила дуло своё. А за стволом и все глаза партизанские потянулись, к стали холодной прилипнув.
От дула пушки белой, от снаряда синего, от Шухи-наводчика всё теперь зависит.
Замерли сердца партизанские.
Зульд в бинокль цель еврейскими глазами ест.
Открыл рот свой упрямый.
И изо рта:
— Огонь!!
Прыгун спуск нажал.
Харгааах!!!
Точно!
Разнесло пушку на ксингжень. Моняй с Панитком зарядили моментально — опытные парни. И тут же Шуха вправо ствол повёл, навёл. Цель: пушка на казарме.
— Огонь!!
Харгааах!!!
Разнесло.
Зарядили. И — ствол налево. Цель: пушка на машинном заводе.
— Огонь!!
Харгаах!!
Точно!
Сделано дело великое!
Командир довольный — маузер из кобуры:
— Вперёд, товарищи! Заебём гадов!
Но не успела рука командира в небо утреннее дуло воткнуть, как — с правой и с левой сопок — пулемёты ударили! По отряду в распадке:
— До-до-до-до-до-до!
Оторопь!
Свистят пули крупного калибра. Впиваются: в снег. В тела.
Отряд — аххххххх!
Отряд —
