Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы - Сергей Хрущев

Я не могу сказать, о чем они говорили. Это, наверное, и не так важно, главное — мир выжил, начиналось выздоровление.

Самое подходящее слово, характеризующее настроение в Белом доме в воскресный день, — облегчение. Так же ощущали себя в те минуты и в Кремле. Точнее, в Ново-Огареве.

Джон Кеннеди решил пренебречь дипломатической процедурой, ответное письмо отцу ушло раньше, чем он получил официальный текст послания из Москвы. И тоже по радио. В обеих столицах, казалось, хотели поскорее подвести черту, избавиться от смертельного ужаса последних двух недель. Позволю себе привести полный текст ответа:

Уважаемый господин Председатель!

Я сразу же отвечаю на Ваше послание от 28 октября, переданное по радио, хотя не получил официального текста, так как придаю огромное значение тому, чтобы действовать быстро в целях разрешения Кубинского кризиса.

Я думаю, что Вы и я при той огромной ответственности, которую мы несем за поддержание мира, сознавали, что события приближались к такому положению — когда они могли выйти из-под контроля. Поэтому я приветствую Ваше послание и считаю его важным вкладом в дело обеспечения мира.

Похвальные усилия и.о. генерального секретаря У Тана значительно облегчили Вашу и мою задачу. Я рассматриваю свое письмо Вам от 27 октября и Ваш сегодняшний ответ как твердые обязательства обоих наших правительств, которые следует быстро осуществить. Я надеюсь, что можно будет через Организацию Объединенных Наций немедленно принять необходимые меры, как говорится в Вашем послании, с тем чтобы Соединенные Штаты, в свою очередь, были в состоянии отменить осуществляемые сейчас меры карантина. Я уже отдал распоряжение о том, чтобы доложить о всех этих вопросах Организации американских государств, члены которой глубоко заинтересованы в подлинном мире в районе Карибского моря.

В своем письме Вы упоминаете о нарушении Ваших границ американским самолетом в районе Чукотского полуострова. Мне стало известно, что этот самолет, не имевший ни вооружения, ни аппаратуры для фотографирования, брал пробы воздуха в связи с Вашими ядерными испытаниями. Его курс пролегал прямо с военно-воздушной базы Эйлсон на Аляску. При повороте на юг летчик допустил серьезную навигационную ошибку, в результате которой он оказался над советской территорией. Он немедленно запросил по открытому радио срочную навигационную помощь, и его кратчайшим путем направили на его исходную базу. Я сожалею об этом инциденте и позабочусь о том, чтобы были приняты все меры предосторожности для предотвращения его повторения.

Господин Председатель! Перед обеими нашими странами стоят важные задачи, которые предстоит завершить, и я знаю, что как Ваш народ, так и народ Соединенных Штатов не желают ничего лучшего, как продолжать выполнение этих задач, не опасаясь войны. Современная наука и техника дали нам возможность сделать труд таким плодотворным, что всего лишь несколько десятилетий назад об этом нельзя было даже мечтать.

Я согласен с Вами, что мы должны срочно заняться проблемой разоружения в ее всемирном аспекте, а также критических районов. Может быть, теперь, когда мы отходим от опасности, мы сможем сообща добиться реального прогресса в этой жизненно важной области. Думаю, что нам следует предоставить приоритет вопросам, связанным с распространением ядерного оружия на Земле и в космическом пространстве, а также энергичным попыткам добиться запрещения ядерных испытаний. Но нам следует также приложить больше сил, чтобы попытаться выяснить возможность достижения договоренности о более широких мерах по разоружению и их быстрому осуществлению. Правительство Соединенных Штатов будет готово — в конструктивном духе — обсудить эти вопросы в Женеве или где-либо в другом месте.

Этим письмом завершился период гласности в переписке отца с президентом Соединенных Штатов Америки. Постепенно отношения возвращались в нормальное русло, письма опять пошли по дипломатическим и не совсем дипломатическим каналам, шифрованные или упрятанные в чемоданы эмиссаров, путешествующих с паспортами, позволяющими избежать любопытных глаз при пересечении границ.

Ночью, после театра, мысли отца вновь возвратились к турецким ракетам. Если Кеннеди стремился откреститься от данного в запале кризиса обещания, то отец очень хотел получить на сей счет письменные гарантии. Нет, он не то чтобы не верил президенту. Наоборот, отец проникся к нему расположением, доверием в значительно большей степени, чем позволяли позиции наших стран, расположившихся по разные стороны линии фронта. Отец теперь сам стремился к тем «особым» отношениям между двумя лидерами, которые рассчитывал построить Кеннеди, отправляясь два года назад на встречу в Вене. К тому же обязательства Белого дома о выводе ракет очень пригодились бы для внешнего употребления, для того чтобы утереть нос тем, кто неизбежно начнет вопить об отступлении под нажимом империалистических сил.

Отец решил написать Кеннеди личное конфиденциальное письмо. В понедельник, в первый день после пика кризиса, посол Добрынин передал послание Роберту Кеннеди. Тот проглядел врученные ему бумаги, пожал плечами, воздерживаясь от комментариев. Послание резко отличалось от предыдущих, отец нажимал на взаимное доверие и, что уж совсем необычно, многократно возвращался к теме возникновения отныне особых отношений между ним и президентом США.

Из сообщений Добрынина, Большакова, Фомина и других, неизвестных нам источников отец сделал правильный вывод: в вопросе о турецких ракетах братья Кеннеди в конфиденциальных разговорах с ним пошли значительно дальше, чем позволяли себе обсуждать в Исполкоме в Белом доме. Теперь отец стремился закрепить возникшее доверие, развить успех.

Основное место в письме отводилось проблеме вывода ракет из Турции. У Добрынина сложилось впечатление, что отец перебарщивает, идет напролом, но он смолчал. Опасения посла вскоре оправдались. На следующий день у него состоялась новая встреча с Робертом Кеннеди. Тот вернул письмо. По словам Роберта, президент уже начал действовать, он выполнит свои обещания, но об официальных соглашениях лучше не заводить разговора. Это только осложнит дело.

Отец не обиделся. Он все понял: президент Кеннеди не хочет оставлять в истории следов, боится, что его могут обвинить в потворствовании коммунистам. С этим ничего не поделаешь. Возврат письма — тактический шаг, главное, они, президент и отец, понимают устремления друг друга, могут доверять друг другу. Появились первые реальные ростки доверия. Но впереди еще лежал нелегкий и тернистый путь.