Старообрядцы и евреи. Триста лет рядом - Бондаренко Григорий Владимирович

Хотя перешедшие в старообрядчество евреи, как правило, никем не притеснялись, иногда они становились объектами антисемитских выпадов. К примеру, наши респонденты сообщили, что в одном из российских храмов еврею-прихожанину стоявшая у дверей и пропускавшая внутрь верующих старообрядка сказала: «А ты чего сюда с таким носом пришел?!» В результате человек обиделся и перестал посещать церковь, несмотря на все увещевания не обращать на произошедшее внимание.

ЕПИСКОП МИХАИЛ (СЕМЕНОВ), ВЫДАЮЩИЙСЯ БОГОСЛОВ-СТАРООБРЯДЕЦ

По всей видимости, евреи, переходившие в старообрядчество в XIX–XX веках, были достаточно образованны и всерьез занимались духовными исканиями, поэтому многие из них достигли значительных высот в старообрядчестве. Большинство перешедших старались забыть о своем еврейском происхождении и порой всячески скрывали его, поэтому у нас есть информация лишь о самых примечательных деятелях такого рода.

Наиболее известен среди них был, пожалуй, епископ Канадский Михаил (в миру Павел Васильевич Семенов, 1873–1916). Родился будущий епископ в Симбирске в смешанной русско-еврейской семье: его мать была русской крестьянкой, а отец – мелким торговцем еврейского происхождения, взятым в юном возрасте в кантонисты. Напомним, что так назывались дети евреев, принудительным образом оторванные от родных семей для обучения и последующего несения военной службы. В кантонисты забирали, как правило, с 12 лет, однако порой в их число попадали и более юные мальчики, по ложной присяге свидетелей записанные двенадцатилетними. Судьба отца епископа Михаила была аналогична судьбам большинства попавших в российскую армию еврейских детей: он вернулся оттуда православным и покинул еврейскую общину. Неудивительно, что и сын также был крещен при рождении в господствующей церкви.

Первые детские впечатления Павла Семенова – страшная суконная фабрика и непосильный детский труд на ней. Он на всю жизнь запомнил женщин на фабрике свинцовых белил в Симбирской губернии, их «трупные, темно-зеленые лица». В брошюре «Как я стал народным социалистом» (1907) будущий епископ сравнивал фабрику с Молохом – чудовищем, которому приносили в жертву людей. Он писал: «Я заглянул случайно в царство Молоха, и он сразу раздавил своею богохульной мощью…» С этим детским впечатлением он жил всю жизнь и не мог мириться с этим Молохом. Не мог мириться, потому что, как он писал о себе, «центром моей веры был образ Христа, распятого за мир Бога».

Семенов окончил Симбирское духовное училище и семинарию, затем поступил в Московскую духовную академию, откуда перешел в Казанскую, которую окончил в 1899 году со степенью кандидата богословия. В том же году он был пострижен в монашество с именем Михаил, а в 1900‐м на полгода командирован на православный Восток: побывал в Афинах и на Афоне, работал в Константинополе в патриаршей библиотеке, изучал источники, необходимые для написания магистерской диссертации (ее темой стало законодательство византийских императоров по церковным делам до правления императора Юстиниана). По его собственным словам, будущий епископ еще в студенческие времена любил старообрядческую церковь «как братьев».

В 1905 году Михаил стал архимандритом, а вскоре также экстраординарным профессором кафедры церковного права Санкт-Петербургской духовной академии. В то время он был одним из наиболее популярных среди интеллигенции священников, часто участвовал в различного рода публичных диспутах и беседах, выступал за реформирование церкви и придерживался социалистических взглядов. Для темы нашего исследования особенно важен небольшой труд, созданный им в этот период: в 1906 году он опубликовал в Санкт-Петербурге под псевдонимом «А. Михаил» брошюру с названием «Христос и Варфоломеевские ночи», написанную им по следам кровавых еврейских погромов, прокатившихся в 1905 году практически по всем крупным городам Российской империи.

Против погромов выступили многие представители российской либеральной интеллигенции, включая и архимандрита Михаила. В своей брошюре потрясенный священник критикует институт черты оседлости, безразличие соотечественников к еврейской трагедии, юдофобскую прессу и другие факторы, приводившие к погромам. Структура брошюры крайне хаотична: помимо статей самого Семенова, в ней приводятся обширные цитаты из других авторов, рассказ Владимира Короленко, рассказы и стихи без подписи. Порой не очень понятно, где заканчиваются слова и мысли самого архимандрита и начинаются цитаты из работ других авторов. Отдельное место занимает небольшая статья «Вредная легенда». Она напрямую не связана с темой погромов и исследует вопрос об обвинении евреев в ритуальном использовании христианской крови. По мнению автора, это абсурдное средневековое обвинение опять стало актуально в пропитанной антисемитизмом атмосфере тогдашней России. Общий посыл брошюры ясен: погромы недопустимы, пролитие еврейской крови является страшным преступлением, а черта оседлости – «сплошным духовным убийством» еврейского народа.

Ну и наконец, самое главное: архимандрит резко критикует духовенство господствующей церкви за безразличное отношение к погромам. На наш взгляд, не случайно, что в том же 1906 году Семенов решил перейти в старообрядчество: в это время он познакомился со старообрядческим епископом Иннокентием (Усовым) и опубликовал, снова под псевдонимом, статью в журнале «Старообрядец». 23 октября 1907 года архимандрит Михаил присоединился к старой вере (белокриницкому согласию). Можно предположить, что именно еврейские погромы и индифферентное отношение к ним стали последней каплей, заставившей архимандрита порвать с господствующей церковью.

В 1908 году архимандрит Михаил был единолично рукоположен в сан епископа Канадского для поездки и проповеди старообрядчества в Канаде. В начале 1909‐го он отправился в Северную Америку, посетив по пути святые места Востока. Вскоре, однако, стало известно, что сообщение о желании множества верующих присоединиться к старой вере в Канаде не соответствовало истине. Узнав об этом и доехав только до французского Гавра, епископ был вынужден вернулся назад в Россию, так и не получив епархии ни в Северной Америке, ни у себя на Родине. Уже став епископом, в 1910 году Михаил писал:

Я уважаю и люблю старообрядчество за то, что оно кровью купило себе свободу от рабства государству, от порабощения свободы церковной воле папы, Никона или заступившей его папской иерархии. Я уверен был по его духу (и сейчас уверен), что в нем, обагренном реками крови, пролитой за свободу мысли и убеждения, возможнее, чем где-нибудь, свободное раскрытие правды Божией о земле и небе.

Епископ Михаил привлекал своими трудами и проповедями либеральную интеллигенцию того времени – как до перехода в старообрядчество, так и после. Вот что писал о нем историк церкви митрополит Мануил (Лемешевский):

Не стало человека, который на свои выступления собирал битком набитые помещения и храмы, не стало близкого им человека, встречи и проводы которого с любовью сопровождались восторженными возгласами и оглушительными аплодисментами, не стало человека глубокой принципиальности и порядочности, смело обличавшего современные ему болезни духовного одичания, черствости, умаления любви и человечности, искателя правды Божией и смело и твердо зажигавшего огни в потухающей совести русской интеллигенции…

Помимо теологических трудов, епископ Михаил также написал несколько художественных романов и повестей: «Горящий огнем» (1909), «Боярыня Морозова» (1910), «На заре христианства» (1912), «Великий разгром» (1913) и других. Жизнь епископа закончилась трагически: в ночь на 18 октября 1916 года его обокрали и избили, сломав четыре ребра и ключицу. Родные разыскали его в больнице лишь несколько дней спустя, однако было уже поздно. Спустя неделю он скончался и был торжественно, с почестями по архиерейскому чину похоронен в Москве на Рогожском кладбище.

Жизнь и смерть епископа Михаила интересовали многих выдающихся людей того времени. О нем писали Дмитрий Мережковский, Василий Розанов, Дмитрий Философов, Мариэтта Шагинян и многие другие; как о проповеднике «голгофского христианства» о нем с восхищением рассказывал Михаил Пришвин, встретившийся с епископом у него дома в Белоострове под Санкт-Петербургом. А вот как отзывалась о нем Зинаида Гиппиус: