Байки Семёныча. Вот тебе – раз! - Игорь Фрост
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так, говорят, и помчал в сторону своего генеральского дома, руками это «самое важное» придерживая, орать неимоверно продолжая и на каждой встречной луже ровно по поверхности скользя. Даже про халат забыл, сердешный. И уже только потом, когда дома в душе отмылся и орать практически перестал, командира части, в которой Гошка служил, по телефону в порошок стер и порошок тот в форточку по ветру развеял. И говорят, что потом еще месяца три по ночам от домика генерала жалобный вой и громкие причитания по всей округе разливались, а сам генерал от воды, как собачка, бешенством хворающая, голову в плечи втянув, шарахался и каждый стакан воды, который ему попить приносили, для начала нюхал очень долго и внимательно. А в бассейн всего только раз его жена приходила. За халатом.
Но вернемся к Гошке со товарищи, которых взмыленный капитан на допрос с экзекуцией в штаб поволок. На допросе том, у начальника штаба произошедшем, одна очень простая вещь выяснилась. Гошка-то наш, дремоту и лень сытую с отвагой и честью поборовший, таким ответственным в тот вечер не один оказался. Все семь его сотоварищей про необходимость хлорирования по очереди вспомнили, и Гошкин подвиг трудовой каждый с небольшой временной разницей повторил. А двое вообще решили: «Два ведра хлорки – оно еще и лучше будет. Понадежнее». Так что, как очевидцы рассказывали, утром вода в бассейне имела цвет изумрудно-голубой, а на дне ровным слоем лежали мелкие хлопья осевшей хлорки. И отчего генерал этих белых хлопьев на дне не усмотрел и в неестественно лазоревой воде для себя угрозы не увидел, только гадать остается. Не усмотрел, может быть потому, что в настроении хорошем был и себе угрозы в родном бассейне просто представить не мог. А она же вот, прямо тут, под ногами о бортик плещется, угроза эта. Вся тысяча кубометров водички стараниями бойцов ответственных и благодаря хлорке термоядерной в такую ядовитую смесь превратилась, что плитка в бассейне до стерильной белизны выцвела, а малая часть этой жижи, сквозь бетон в почву просочившаяся, в радиусе ста метров от чаши бассейновой в том грунте все живое убила. Не просто микробов каких земляных, но и червей с кротами. А он в нее нырять задумал, понимаешь! В итоге к генералу всем командирским составом низко в землю кланяться ходили и клятвенно божились, что ничего личного к Кузьмичу не имели и виновных уже давно за туалетом расстреляли. Не меньше трех раз каждого. А Гоша с товарищами потом два дня голыми руками бассейн от хлорки отмывали, эту антисептическую субстанцию тоже навсегда в памяти сохранив.
В Афганистан Гошку, конечно, не отправили. Хотя, если честно, за такой вопиющий «залет» совершенно точно должны были бы. Не отправили, но и в штабе служить не оставили. Сослали куда-то к черту на кулички, где он оставшиеся полтора года и дослуживал.
Вот только с тех пор почему-то не любит Гошка бассейны. Совсем не любит.
Гранит науки и баламуты
А давайте-ка, друзья мои, расскажу я вам сегодня про знания и опыт, умения и навыки, просвещение и культуру. Про образование, одним словом, сегодня расскажу. Тут ведь как получается? Хотим мы того или не очень, но учиться нам приходится, почитай, всю нашу жизнь. И всякий, кто этим сложным процессом заниматься не пожелает, ту самую жизнь поимеет либо мучительно болезненной, либо очень даже короткой. А если кто полагает, что процесс обучения приходит к нам с первым звонком, в первый класс влекущим, так тот, конечно же, сильно ошибается. В первую же минуту от рождества собственного, заявившись на свет Божий, всем нам без каких-либо исключений приходится учиться невероятно простой вещи – окружающей атмосферой дышать. Ибо, если даже такой малости сходу не освоишь, биография твоя тут же в акушерской, как это ни прискорбно, все шансы завершится имеет. И резюме твое в таком случае всего из двух неполных строчек состоять будет. Но науку эту, хвала нашим врачам, всякий народившийся, но воздуха свежего глотнуть не желающий очень быстро постигает. Получит от акушера по попе шлепка, с хорошим размахом и оттяжечкой туда присовокупленного, и ну давай орать на радостях. Вновь приобретенным навыком от всей души наслаждаться.
А как, стало быть, наорутся и процесс насыщения крови кислородом освоят, так тут же и другим нужным мелочам учиться начинают. И как на свет белый в оба глаза смотреть, каждую секунду не зажмуриваясь, и как матушкой собственной посредством рта и желудка питаться, про пуповину уже навсегда забыв, и даже тому, как скушанное переваривать и потом на общее обозрение выливать и выкладывать. Ну а как подрастут и возмужают немного, с цельный год, скажем, в составе человечества прожив, так тут же и другим навыкам учиться пора приходит. И тому, как что-то потверже мамкиного молока скушать, и тому, как ту же самую попу, посредством которой чуть раньше дыхательный процесс освоил, в кашу не расшибить, первые, а потом и все последующие шаги делая. Или как, к примеру, шнурки завязывать. И не все, я вам скажу, эту сложную науку постигают.
А то еще так бывает, что живет себе, живет человек, никого не трогает, из компьютера с книжками об окружающем мире все, что ему знать требуется, подчерпывает, и вдруг на тебе – ни с того ни с сего начинает мир эмпирически постигать. Практические опыты над собой и окружающей реальностью ставить, понимаешь. Выйдет, бывало, такой Чарлз Дарвин на улицу посреди зимы с закадыками своими сердечными морозным воздухом подышать и под натиском нахлынувшего зуда познания, а больше по наущению таких же балбесов любознательных столбик железный своим мокрым языком лизнуть отважится. Столбику-то что? Столбик этот давно тут стоит. И умей он говорить, орал бы благим матом, стараясь от себя такого сопливого Карла Линнея отогнать подальше. У него же, у столбика, в отличие от этого юного естествоиспытателя, жизненного опыта хоть завались. Он же, столбик этот, за несколько десятков лет своего стояния в этом дворе подтверждение закона «всенепременного примерзания языка к переохлажденному металлу» не один раз не просто наблюдал, а на себе испытал.
Навидался он к нему языком прильнувшими многих любознательных мальчиков и девочек. Видывал он и дядю Васю из первого подъезда, теперь уже изрядно пожившего, выпущенного в далеком прошлом на прогулку
