Байки Семёныча. Вот тебе – раз! - Игорь Фрост

А произошло вот оно что. В городке том совместно с военнослужащими, в штабе округа свои лучшие годы на ожидание скорой пенсии изводящими, и с теми, кто уже до той самой вожделенной пенсии добрался, проживал один заслуженный генерал-пенсионер. Очень сильно заслуженный генерал проживал. И хоть возьми да и определи того старичка, допустим, в метрополитен к сугубо гражданским или, положим, в общественную баню в парилку засунь, а то и еще в какое иное массовое народное гулянье без лампасов направь, так ни у кого язык не повернулся бы этого скромного старичка во всем чистеньком аж ГЕНЕРАЛОМ назвать. Ну так себе дяденька, чистенький, но утленький. И даже уже, наверное, и не дяденька, а скорее уж, дедушка, потому как вон, и лицо на печеную брюкву из-за морщин обильных сильно походит, и глаз уже огнем не горит, и головенка уже не волосом волнистым обильно покрыта, девиц своими кудрями волнуя, а так, седеньким недомыслием, кое-где клочками торчащим, череп от природных катаклизмов защищает. Ну, если честно, он когда в будний день по надобности какой, когда его «право ношения» не работало, в цивильных одежках в город выползал, так его с причитающимся уважением как раз дедушкой и называли. Дергался тогда старичок, как будто палкой ему по спине треснули, головенку свою, которая генеральской кокардой в данный момент осенена не была, в плечики вжимал и предпочитал «внучков» не услышать, будто бы совсем на них внимания не обращает. А потом, домой прилетев, он мундир с фуражкой на себя надевал и долго потом себя же в зеркало рассматривал. Рассмотрев как следует, завсегда презрительно фыркал: «Дедушка, блин!» – и аккуратно амуницию сняв, почти успокоенный шел в столовую чайку попить. Оттого в город генерал старался не соваться и в случае нужды какой возникающей отправлял туда свою дородную генеральшу.

Но то в городе, где народ цивильный истинного генерала, которого даже в бане глазу наметанному за три версты видать, от управдома отличить не может. И совсем иное дело родной городок военный, генеральский, и сам штаб, конечно же. Тут, ежели его на какой праздник, 23 февраля допустим, в штаб на торжественную часть и последующий банкет приглашали, так он непременно тогда в родную парадную форму влезал и гордо, уже вылитым орлом-генералом выглядя, к месту прошлых лет службы чуть не строевым вышагивал. А оно и не без оснований, друзья мои, потому как заслуг перед Родиной у него было столько, что он даже на пенсии продолжал всеми благами генеральскими пользоваться и все к нему не иначе как по имени-отчеству, а не по званию генеральскому обращались. Так и говаривали: «Пётр Кузьмич, а не изволите ли?..» Ну а поскольку, какого рода войск генералом был тот Пётр Кузьмич, за давностью лет помнил теперь уже только он сам, а подвиги его для Родины глубоко в секретных архивах зарыты были, его на всякий случай звали на все без исключения праздники, не обращая внимания на красный цвет околышка на фуражке и широченных лампасов на парадных брюках. Ну и то правда, а ну как Пётр Кузьмич такие важные и секретные военные задачи исполнял, что и рода войск такого еще не изобрели и ему общевойсковые лампасы и звание выдали, чтоб никто не догадался, на каких полях и в каких войсках генерал доблесть и отвагу проявлял. А чтоб, стало быть, несильно серчал генерал, подобающего цвета лампасов не получив, ему, звание воинское в очередной раз назначая, к незамысловатому «генерал» еще и уважительное «полковник» присовокупили. Так что получался вполне себе редкий индивид: генерал-полковник Пётр Кузьмич.

Росточка он был небольшого и телосложение имел худощавое, я бы даже сказал, щуплое телосложение он имел. Я подозреваю, что с таким, скромного размера тельцем Пётр Кузьмич, скорее всего, в танковых войсках подвиги свои творил, но этого, как я сказал, теперь уже никто не помнил. Сам же Кузьмич, каждый раз на очередном военном празднике пару сотен крепкого алкоголя без зазрения совести на грудь приняв, интригу и общее неведение о его прошлом укреплял длинными повествованиями о своих военных похождениях, совершенных им в далеком прошлом. По его рассказам выходило, что генеральная линия наступления в Сталинградской битве была спланирована лично им и маршалом Жуковым за бутылочкой «беленькой», а решающий удар в наступательной операции «Уран» возглавил он самолично, ведя бойцов Красной армии почему-то на боевом коне и с шашкой наголо. Также из его многочисленных рассказов выходило, что он:

• громил конницу Мюрата в Тарутинском сражении, будучи поставленным во главе Платовских казачков самим Александром Павловичем Благословенным. И вот там-то как раз конь его и сабля вполне себе пригодились и уместны были. А еще он там самого Бонапартия, как он выражался, со всеми причитающимися военными почестями в плен чуть было не взял. Но не свезло в тот раз: «Утек Бонопартий! Яко тать в нощи скрылся, жаба французская!»;

• самолично, имея в помощниках лишь Феликса Эдмундовича и вооруженный исключительно револьвером системы Нагана и почему-то опять саблей, однажды победил контрреволюцию, разогнав золотопогонников по всему земному шару в белую эмиграцию;

• своей, тогда еще молодой и крепкой рукой топил псов-рыцарей на Чудском озере, в нужный момент под ними заблаговременно припрятанным ломиком лед проломив. Ну а после победы на торжественном построении за спиной княжеской стоял и слова «Кто к нам с мечом придет…» тому шепотом подсказывал, потому как его это были слова, кузьмичевские. Но ему их Александру Ярославовичу отдать вовсе не жаль было;

• а также довелось поучаствовать ему, но никак не покомандовать в силу молодости и малого воинского звания, в таких прекрасных событиях, как битва на Калке, Гангутское морское сражение, Чесменская битва, и даже случилось ему как-то вместе с героями греческого пантеона десантироваться на берега Геллеспонта в интересах войсковой операции в рамках Троянской войны.

При этом историческая последовательность и хронология событий, жестко закрепленная на неизменной временной шкале, для генерала значения не имели. По этим рассказам его, однажды ведущего за собой византийские войска на Карфаген, бесцеремонно отозвали к французам при Креси помочь. «А все потому, – рассказывал генерал, – что император их, Филипка Шестой, си-и-и-и-ильно в тактике проигрывал и без меня совсем никак обойтись не хотел». Правда, генерал, будучи совершенно честным человеком, с грустью признавался, что при Креси «англичашки нам тогда по самые “не балуйся” навставляли. А все потому, как из луков по нам пулять начали, а у нас ПВО еще развернуться не успела». В общем, даже если осьмушка сказанного могла