Милый, единственный, инопланетный (СИ) - Монакова Юлия

Интересно, уехал ли Карик домой? Мысли о нём против воли продолжают роиться в моей голове, и я отчаянно трушу, опасаясь новой встречи. Если он снова начнёт настаивать и заливать о своём большом и светлом чувстве… чёрт, ну я же не железная. Он небезразличен мне. Я действительно больше не хочу с ним отношений, но… я всё-таки до сих пор его люблю.

Завершаю передачу и, передав эстафетную палочку коллегам-новостникам, выхожу вместе с Белецким из студии. С опаской озираюсь — Руденского пока нигде не видно, но он может перехватить меня по пути.

— Простите, Александр, вы сейчас куда направляетесь? — интересуюсь я у артиста, набравшись наглости.

— Прямо сейчас? На парковку, а затем в театр на репетицию, — невозмутимо отвечает он.

— Мы можем вместе спуститься… и выйти из здания тоже вместе? — робко прошу я.

— Вы кого-то боитесь? — спрашивает он понятливо. Я сконфуженно киваю. Ну и пусть он после этого считает меня идиоткой…

Предчувствия не обманывают — едва мы приближаемся к лифту, как из-за угла появляется Карик и с ходу хватает меня за руку:

— Марин, можно тебя на минуточку?

Господи, ну почему же с ним так трудно… Мне казалось, я вполне доходчиво и понятно объяснила, что ничего больше от него не хочу!

— Нет. Оставь меня, пожалуйста. Я ухожу, — пытаюсь высвободиться, но Руденский держит меня железной хваткой.

— Ну, так просто ты не уйдёшь! — шипит он в ярости. Мне ужасно стыдно за эту сцену, которая разворачивается на глазах у Белецкого. Не оставляя попыток освободиться, я резко дёргаю руку, но Карик продолжает тянуть меня к себе.

— Эй, полегче, молодой человек, — говорит Белецкий. Тон его обманчиво спокоен, но стоит взглянуть ему в глаза — и леденящий холод буквально парализует собеседника. Вижу, что Карик теряется от такого красноречивого предупреждающего взгляда и выпускает мою руку.

Меня колотит крупная дрожь, я мечтаю поскорее убраться отсюда. Белецкий, легко считывая моё состояние, ободряюще улыбается:

— Марина, не подскажете мне, где тут у вас поблизости можно перекусить? Я не успел позавтракать. Желательно, чтобы было не слишком людно и в меру съедобно. И, кстати, если составите мне компанию — я буду просто счастлив, — любезно добавляет он.

— Компанию?.. — я растерянно хлопаю мокрыми от слёз ресницами, но тут же хватаюсь за эту мысль как за спасительную соломинку. — Да-да, с удовольствием. Тут недалеко, я покажу!

Карик испепеляет меня практически ненавидящим взором.

— Ладно… — цедит он сквозь зубы. — Мы потом с тобой поговорим.

— Сомневаюсь, — я качаю головой.

Белецкий как ни в чём не бывало берёт меня под руку и уверенно заводит в лифт. Мы молча спускаемся, садимся в его машину, всё так же не говоря ни слова, и выезжаем с парковки.

— Выпейте воды, — артист протягивает мне запечатанную бутылку минералки. — Куда вас отвезти? У меня ещё полно времени.

— Вообще-то, мне надо в университет, но… вы же хотели поесть, — отзываюсь я растерянно.

— Я дома завтракал. Просто нужно было придумать повод, чтобы отбить вас у этого… излишне пылкого молодого человека, — Белецкий улыбается, и я невольно улыбаюсь в ответ, поддавшись обаянию его знаменитой улыбки — добрые милые морщинки лучиками разбегаются от синих, как море, глаз.

— Простите меня за эту сцену, — говорю я смущённо.

— Перестаньте. Не вы же её устроили, — он качает головой. — Вы, кстати, отлично держались.

— Держаться нету больше сил*, — криво улыбаюсь я. Белецкий неожиданно радуется как ребёнок:

— Ух! Вот уж не думал, что девушка вашего возраста может цитировать мультфильмы моего детства. Мы с вами всё-таки из разных поколений.

— Отец, царство ему небесное, угнетал нас воспитанием… — к месту вворачиваю я фразу из “Трёх сестёр”, и это производит такое колоссальное впечатление на Белецкого, что он едва не выпускает руль из рук.

— За Чехова я вообще весь ваш, с потрохами! — шутит он. — Нет, в самом деле, Марина, мне очень приятно узнать, что молодёжь в двадцать первом веке вовсе не так безнадёжна, как принято о ней думать, — последнюю фразу он договаривает нарочито старческим, шамкающим голосом, и мы оба весело хохочем.

— Сколько вам, небось уже сорок? — спрашиваю я в притворном ужасе.

— Сорок три, — отвечает он скорбно, и я делаю вид, что эта цифра приводит меня в натуральный шок.

— Боже мой, какой кошмар!..

В общем, если он и ставил своей задачей развеселить меня и отвлечь от мыслей о Карике — у него это прекрасно получилось.

Белецкий довозит меня до универа и, порывшись в бардачке, вдруг протягивает две бумажные полоски:

— Это пригласительные на вечерний спектакль. Можете сами прийти, можете отдать кому-нибудь.

— Спасибо вам, — я улыбаюсь до самых ушей, обрадованная этим внезапным подарком. — Ни за что никому не отдам! Обязательно приду!

Уже предвкушаю, в каком восторге будет Лёлька — разумеется, именно она и составит мне компанию в сегодняшнем походе в театр. Сам Белецкий пригласил!.. Да она умрёт от счастья.

— Ну, тогда до встречи! Берегите себя, — он подмигивает на прощание и уезжает.

А я, направляясь в сторону своей alma mater, по инерции всё ещё рассеянно улыбаюсь и не подозреваю, сколько новых “сюрпризов” готовит мне сегодняшний день…

___________________________

*“Держаться нету больше сил” — ставшая крылатой фраза из научно-фантастического мультфильма “Тайна Третьей планеты” (1981), которую произносит птица Говорун.

39

Первый облом ожидает меня уже на лекции — Лёльки нет.

Это что-то новенькое… Несмотря на внешнюю взбалмошность и кажущуюся беззаботность, моя подруга совсем не легкомысленна: она весьма серьёзно относится к учёбе и крайне редко пропускает пары без уважительной причины.

Прячу телефон под столом, чтобы преподша меня не спалила, и набираю сообщение:

“Ты где? Почему не в универе?”

Ответ заставляет меня ещё больше насторожиться:

“Проспала! Первый раз в жизни проспала!”*

Та-а-ак… Интересно, и по чьей же это вине? Кто не дал Лёльке выспаться? Почему-то мне кажется, что я знаю ответ.

“А что случилось? — пишет она, не дождавшись моей реакции. — У тебя что-то срочное? Думаю, ко второй паре я успею подъехать”.

“Жду! — отвечаю я. — Имей в виду, у меня на тебя сегодня грандиозные планы!”

Узнав, что я располагаю двумя билетами в театр и личным приглашением самого господина Белецкого, Лёлька, недоверчиво зажмурившись, несколько секунд просто оглушительно визжит. Хорошо, что это происходит не в аудитории во время занятия, а на перемене. Однако восторг в подружкиных глазах заметно утихает, когда она обращает внимание на время начала спектакля: девятнадцать ноль-ноль.

— Блин, — произносит Лёлька в замешательстве. — Это точно сегодня?

— Точнее не бывает, — я пожимаю плечами. — А что не так?

Подруга мнётся, не зная, как сообщить мне неприятное известие, и я догадываюсь, что она сейчас “сольётся”.

— Видишь ли, — Лёлька отводит взгляд, — Рус пригласил меня вечером в кино, а потом мы идём в ресторан…

Я молчу. А что тут можно сказать? Вполне понимаю Лёльку. Если бы мне пришлось выбирать между походом в театр в компании подруги (ну и пусть в главной роли в спектакле задействован потрясающе красивый и талантливый, но всё же посторонний мужик) и свиданием с нравящимся мне парнем — я, несомненно, предпочла бы второе. Могу ли я в таком случае винить Лёльку за то, что она хочет провести вечер с Русом, а не со мной и Белецким?!

— Ну ладно, — пытаясь скрыть разочарование, говорю я беззаботным тоном. — Постарюсь найти себе другую компанию на вечер… Так значит, вы с Русом встречаетесь?

При этом вопросе Лёлькино лицо принимает блаженно-счастливое выражение, и она взахлёб начинает рассказывать мне о том, как они целую ночь напролёт катались по городу — оказывается, у Руса есть мотоцикл, и это было так романтично и так волнующе!..