Небо Одессы, 1941-й - Алексей Череватенко

Эх, Андрюша, нам ли быть в печали,

Не прячь гармонь, играй на все лады...

Кружатся пары, слышны шутки, смех. Война на время отодвинута в сторону, жизнь берет свое.

Эсаулов водружает на столе огромный арбуз, приглашает отведать.

- На моей родине, - балагурит он, разрезая на части эту чудо-ягоду, арбузы выращивают весом до сорока килограммов. А что уж сочные, сахаристые и не передать, только нож поднесешь, сразу разламывается на две половины...

Девушки устремляют на него восхищенные взгляды. Пашка, чувствуя себя в центре внимания, продолжает тараторить.

- А слышали вы, что произошло в одном полку? Прелюбопытнейшая история! Спрашивает адъютант своего командира: "Разрешите, говорит, ночью за трофеями сходить? Тут поблизости такой баштан роскошный, что просто грех давать добру пропасть! Арбузы, говорит, что моя башка!" А того не сказал, что баштан на территории, занятой противником. Ну, а командир ему - иди! Днем, конечно, туда не сунешься, пошел адъютант ночью, товарища с собой прихватил. Долго шарили они в темноте, покрупнее выбирали... Утром майор вызывает своего помощника и спрашивает, где же обещанный арбуз. Адъютант говорит: сию минуту доставлю. И приводит командиру рослого детину, солдата, значит, гитлеровского, мы, говорит, его на баштане и сцапали. Тоже хотел колхозным добром полакомиться! Смеху было... Но майор был рад, конечно. Кто "языку" не обрадуется!

И снова шутки, смех! Но вдруг все разом замирает. Воздушная тревога! Ярким пламенем вспыхивает и тотчас же гаснет ракета.

- На старт!

Минут сорок летали в заданном районе. Самолеты противника прошли стороной, на Николаев. После возвращения командир полка дал нам отдых. В половине седьмого с трудом открываю глаза.

- Подъем, товарищ старший лейтенант, подъем! - грохочет над ухом дежурный.

За чаем в столовой обмениваемся новостями. На участках 451-й и 95-й дивизий противник проявляет активность. Ведет артподготовку, видимо, замышляет новое наступление. Грохот орудий становится все сильнее.

В столовую влетает заместитель начальника штаба полка Богач:

- Четвертая, кончай бал! На выход!

Елохин резко поднимается, поправляя планшетку. Выскакиваем на улицу. Сейчас нас десять вместе с командиром и комиссаром эскадрильи, четырех потеряли, один ранен. Командир полка перед вылетом обращается к нам со словами:

- Давайте честно, ребята: кто не успел выспаться, кто неважно себя чувствует - два шага вперед...

Никто не двигается с места. Понимаем: если уставших ночников подняли раньше обычного, значит, происходит что-то серьезное.

- Лейтенант Королев! А ты что-то пасмурный сегодня... Может, отдохнешь? - настаивает Шестаков.

- С какой стати? Что я - хуже других? Порядок... - обиженно говорит Иван.

Шестаков начинает объяснять задачу. Старается казаться бодрым, но мы видим, что сам Лев Львович еле держится на ногах. Осунулся, постарел, под глазами темные круги... Глядя на него, не скажешь, что ему едва исполнилось двадцать пять.

Снова на Сухой Лиман, это рядом, три минуты лету. Не успеешь набрать высоту, а уж под крылом чернеет вода. С высоты тысячи метров перед нами открывается панорама боя. Южный берег лимана и все видимое пространство до самого моря напоминает кипящий котел. Стреляют танки, орудия, минометы, по ним ведут огонь с северного берега наши батареи.

Проходят столетия, а война по-прежнему всегда страшна. "Смешались в кучу кони, люди, и залпы тысячи орудий слились в протяжный вой..." описывал Лермонтов Бородинский бой. И вот он сейчас под нами, такой же бой, и не только в одном месте. Стонет родная земля, дрожит от гнева и возмущения. Но никогда и никому не поработить ее!

Мы строим так называемую "карусель" и бомбим танки, скопления живой силы. Затем на бреющем прочесываем траншеи. Нас поливают зенитным огнем. Под градом снарядов и пуль вывожу машину из пике и вижу: Елохин подает сигнал, надо уходить. Пока мы разворачиваемся, шестерка "мессеров" спешит на помощь своим наземным частям. Зенитки прекратили пальбу, боясь угодить в своих. Некоторое время кружим в небе: враг хитер, не вступая в бой, берет на измор, ждет, пока мы израсходуем боеприпасы, пока закончится горючее. Тогда Елохин принимает решение навязать противнику бой, тем более, что мы в большинстве и можем рассчитывать на полный успех (если только снова не заговорят вражеские зенитки...). Вот пошли в стремительную атаку Алелюхин и Тараканов, и один вражеский самолет разваливается в воздухе. Мы в паре с Королевым вогнали в землю второго фашистского стервятника. "Нет, не бывать вам хозяевами нашей земли!", - шепчут мои губы.

Домой возвратились без потерь. Приходим в штаб доложить о выполненном задании, а тут нас ждет приятная весть. Начштаба Никитин читает только что полученную телефонограмму:

"Умело штурмуя живую силу, обозы и транспорт, подавляя систему огня противника, летчики вашего полка содействовали частям дивизии в выполнении поставленных задач. Личный состав дивизии выражает красноармейскую благодарность своим лучшим друзьям - летчикам. Вы действительно работали и работаете прекрасно. Ив. Петров."

Только в полосе действий 25-й Чапаевской дивизии генерала Петрова полк совершил в сентябре 107 штурмовых налетов, не ослабляя в то же время внимания к другим участкам фронта.

Начальник штаба Никитин не успевает принимать заявки. Звонят командующий контр-адмирал Жуков, командир 95-й стрелковой дивизии Воробьев, командир 421-й Кочинов, генерал Петров... Срочно нанесите удар, подавите батарею, отгоните "Мессершмитты", которые не дают поднять голову нашим бойцам.

Комиссар эскадрильи Куница ведет восьмерку на Красную Поляну. Ох, уж эта чертова поляна, заколдованное место! Правда, Семен Андреевич не раз бывал там, знает ориентиры, прочесывал передний край. Ему, как говорится, карты в руки. С открытым колпаком выруливает он машину на старт, помахивая нам рукой. "Победы вам!" - кричим вслед, но шум мотора перекрывает наши голоса.

У нас заслуженный отдых. С Алексеем Малановым мы садимся играть в шахматы. Парторг полка Константин Семенович Пирогов приносит свежие газеты, письма, и все с жадностью набрасываются на них. Среди писем обращаем внимание на одно с лаконичным адресом: "Бойцу Красной Армии". До сих пор храню я это письмо, как память об Одессе и одесситах.

"Мой друг, защитник Родины! Пишет тебе рабочий завода имени Январского восстания. Привет тебе и твоим боевым товарищам. Желаем крепче бить проклятых захватчиков, скорее отогнать их от города, а затем и окончательно разгромить".

Читают письма лейтенанты Федулов, Сахаров, Шагинов. Пишут девочка, потерявшая мать, старуха, у которой сын и дочь ушли на фронт, и она уже долгое время не имеет от них никаких известий... Просьба у всех одна: не пусти, воин, врага в наш город, защити нас! Невеселые думы овладевают нами.