Улица милосердия - Дженнифер Хей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только тело, со всеми его потребностями, разнообразными симптомами и цветистыми жалобами.
Мать наняла адвоката, которого рекламировали по телевизору между выпусками «Закона и порядка». Соцработник, чьего имени он не запомнил, дал ему совет, которого он не запомнил тоже. «Полная и необратимая нетрудоспособность. Тебе не могут отказать», – заявила мать, оглядывая его с ног до головы, на что он поневоле оскорбился, потому что сама-то она выглядела не намного лучше.
Чего с его головой только не делали. Его уложили в какую-то металлическую трубу, которая издавала потусторонние звуки, и достали оттуда через час (или через месяц, кто знает). У него взяли все анализы, измерили давление и пульс. Все эти цифры были каким-то кодом, красивым шифром, который невозможно прочесть. Энтони складывал их, чтобы понять их значение, добраться до нерасказанных историй, которые содержал в себе его организм.
Ему делали КТ, ПТ, и еще «какой-то-Тэ».
Его голову изучили со всех сторон, только что пополам не распилили.
Он сидел в темной комнате и держался за голову. Наверху мать смотрела «Закон и порядок». В паузах между сценами ему слышался просачивающийся через перекрытия лязгающий звук, похожий на тот, с которым захлопывается дверь тюремной камеры.
Его мозг больше не работал как раньше. От чтения у него болела голова. Ему было сложно сопоставлять имена и лица. Врач-индус с музыкальным акцентом засыпал его вопросами. Сталкивался ли он с такими проблемами прежде? Была ли его память до несчастного случая лучше?
– Я не помню, – отвечал Энтони.
Его мозговую травму классифицировали как средней степени тяжести. Имело место нарушение некоторых регуляторных функций. Энтони, который не подозревал о наличии у себя таких функций, был сбит с толку.
Он прислушивался к лязгающим звукам.
Каждый врач к кому-то его перенаправлял. Акупунктурщик, специалист по проблемам с внутренним ухом. Он глотал капсулы и пальпировался; психолог задавал ему вопросы о детстве; он лежал на кушетке и слушал расслабляющую музыку, пока какая-то китаянка втыкала ему в шею иголки.
Когда ему посоветовали вернуться к повседневным делам, это было сродни просьбе воспламениться на месте.
Травмы головы непредсказуемы. Это единственное, в чем врачи были единодушны. Даже легкое сотрясение могло аукаться еще несколько лет; а серьезное (масштаба удара в колокол), считай, было приговором на всю жизнь, если верить форуму, посвященному черепно-мозговым травмам, который Энтони ежедневно посещал. Записи там напоминали донесения с какой-то другой планеты – унылой, разрушенной, населенной страдающими тошнотой и головокружением людьми с клинической депрессией и полным отсутствием интереса к жизни.
Форумчане делились совершенно бесполезными рекомендациями: мелатонин, витамин В, напитки, содержащие электролиты, акупунктурные браслеты от тошноты.
Дни становились длиннее, короче, снова длиннее. Теплее, холоднее, снова теплее. Так шли годы.
Непредсказуемость – единственный пункт, не вызывавший споров. Доктора радостно брали у него деньги. Несколько раз в неделю он катался в медфургоне – бесплатном автобусе, проезжающем через Грэнтем и доставляющем дряхлых стариков на многочисленные приемы у врачей. Остановки на пути в могилу.
В одну из таких поездок водитель – доброжелательный старый хиппи, чье имя он не помнил, – угостил его самокруткой.
Его мозг больше не работал как раньше. Он постоянно чувствовал, что двигается на замедленной скорости. Быстрее травка его не сделала, но приглушила его морскую болезнь, починила вращающийся у него в голове гироскоп.
Он выкурил косяк перед сном и спал крепко. На следующее утро он вышел прогуляться.
По совету водителя автобуса он позвонил Тиму Флинну.
С каждым днем он проходил чуть больше, а однажду утром дошел аж до церкви Святой Димфны. Внутри было тепло и пахло свечным воском: именинные свечи – лучшее воспоминание его детства. Скамьи постепенно заполнялись, вокруг него совершалась утренняя месса.
Держась за голову, он присел в заднем ряду.
На службе он был этаким всеобщим ребенком, объектом старческого воркования. На Рождество миссис Паоне связала ему шарф. Миссис Моррисон испекла пирог. Наверное, неправильно будет сказать, что его спасла вера. Даже если бы он посещал ежедневные мессы, не веруя, они, пожалуй, все равно бы сработали.
Каждое утро он отправлялся в путь пешком и снимал шапку, чтобы соленый ветер проветрил ему мозги.
КОГДА ОН ПОДОШЕЛ К КОМПЬЮТЕРУ, на экране светилось уведомление. Новое сообщение от Excelsior11, его второго лучшего друга после Тима Флинна.
Excelsior11: Как явка?
Неплохо, написал Энтони. Человек тридцать плюс-минус.
Excelsior11: Фотки?
Вот загружаю как раз, – ответил Энтони.
ОНИ ЗНАЛИ ДРУГ ДРУГА ПОЛГОДА, в том причудливом смысле, в котором два незнакомца могут узнать друг друга по сети: ник, предполагаемый пол, возраст и другие детали, который каждый раскрыл, приукрасил или попросту выдумал о себе. Excelsior11 жил в хижине в местечке под названием Глухомань, Пенсильвания. Ветеран Вьетнамской войны и бывший дальнобойщик, в настоящее время полностью посвятивший себя защите нерожденных. Проверить эти факты, ясное дело, было невозможно, но Энтони принял их за чистую монету. Вряд ли кто-то стал бы выдумывать для себя такую биографию.
Excelsior11 не был католиком. Поначалу его настойчивая позиция по этому поводу вызывала некоторое беспокойство.
Excelsior11: Я не признаю поклонение святым и ангелам. Но ты, я вижу, человек добродетельный, и я ничего не имею против твоих убеждений.
Эти слова обнадежили Энтони. Ни разу в жизни никто не называл его добродетельным, а оттого, что второй его лучший друг оказался протестантом, Энтони почувствовал себя космополитом, человеком мира. Excelsior11 стал в его глазах кем-то вроде ментора, наподобие старого учителя-японца в «Парне-каратисте», любимом фильме его юности.
Excelsior, выше и выше. Хоть и не католик, а ник он выбрал латинский.
Он использовал методику Сократа. Каждый день он присылал Энтони вопрос для раздумья.
Excelsior11: Как бы ты отстаивал Право на жизнь в разговоре с неверующим?
Excelsior11: Каким могло бы быть адекватное законное наказание для женщины, решившей убить своего ребенка?
