Минтака Ориона - Юрий Гельман

– Большое спасибо за интервью! – воскликнула ведущая. – Напомню нашим телезрителям, что сегодня мы были в гостях у преуспевающей и романтичной Аллы Геннадьевны Раменской, победившей в нашем конкурсе «Человек года» в номинации «Меценат года». Спасибо за интервью, и новых вам деловых и творческих успехов.

– Спасибо вам. Всего доброго, – ответила Алла Геннадьевна.

Когда камера была выключена, погасли два юпитера, расставленные в углах кабинета, Алла Геннадьевна откинулась на спинку кресла и устало вздохнула.

– Уже не в первый раз, – сказала она, ни к кому не обращаясь, – а все волнуюсь, как девчонка…

– Вы прекрасно держались! – воскликнула тележурналистка. – Все бы так перед камерами, как вы. А то придешь иногда к человеку, выставишь свет, камеру, все как будто обговоришь с ним, а его зажимает, как ледокол между льдин, – слова не вытянешь.

– Я, как и вы, Людочка, готовилась, – произнесла Алла Геннадьевна своим бархатным голосом. – Когда, вы сказали, в эфир пойдет?

– Сегодня в девятнадцать тридцать, – ответила Людочка, – самое козырное время.

– Хорошо, – уже совсем по-деловому, отойдя от роли телегероини, сказала Алла Геннадьевна. Затем позвала секретаря. – Сережа, проводи ребят в малую гостиную. Пусть Владимир Палыч угостит по первому разряду.

– Ой, что вы, Алла Геннадьевна! – застеснялась девушка. – Не стоит беспокоиться.

– Я, дорогая моя, ценю профессионализм во всем, – сказала Раменская. – Вы хорошо сделали свою работу, и мне хочется просто по-человечески вас отблагодарить.

– Спасибо, – ответила Людочка. – С вами приятно иметь дело.

– С вами тоже, – сказала Алла Геннадьевна.

Ее глаза уже похолодели, было видно, что женщина переключилась на свою повседневность.

Когда журналистка с оператором вышли, Алла Геннадьевна подошла к окну. Апрельская Москва, все больше выкрашиваясь в изумрудный цвет, шумела под окнами ее кабинета. Фирма «АГРА», названная по имени и фамилии Аллы Геннадьевны, которую она уже пять лет возглавляла, располагалась на живописной Золоторожской набережной, рядом с музеем Древнерусского искусства имени Андрея Рублева. Главный офис, правда, когда-то находился на Новом Арбате, неподалеку от Садового кольца. Но после смерти мужа, от которого Алле фирма досталась в наследство, она подыскала более тихое место, подальше от центра с его шумом, гарью и вечными пробками на дорогах.

Поначалу никто не верил, что эта красавица Алла Раменская, которая при муже почти не занималась делами, потянет столь огромное хозяйство. Были силы, и весьма серьезные, которые хотели перехватить дело покойного бизнесмена, подмять фирму под себя. Но Алла Геннадьевна оказалась женщиной не робкого десятка, проявила в делах настоящую тигриную хватку и завидную изворотливость. За пять лет, которые она находилась во главе «АГРЫ», Алла не только успешно продолжила дело мужа, но и расширила сферу интересов своего предприятия. Теперь здесь были отделения, занимавшиеся не только нефтью и лесом, но также пушниной, парфюмерией и ювелирным делом. Кроме того, «АГРЕ» принадлежала сеть ресторанов, разбросанных по всей средней полосе России, три ликероводочных завода, фабрика мягкой игрушки и собственный банк.

Вся эта огромная машина, возглавляемая женщиной, в свои почти сорок выглядевшей как топ-модель, работала исправно, без срывов. У Аллы Геннадьевны не было разногласий с законом – прибылей она никогда не скрывала и налоги платила исправно. На всех ключевых постах стояли знающие специалисты, которых женщина отбирала сама, практически никогда не ошибаясь в людях. Ее уважали и любили. С подчиненными она была мягкой, но требовательной, никогда не повышала голос. Но умела быть жесткой к тем, кто проявлял недостаточный, по ее мнению, профессионализм.

Она стояла у окна, наблюдая за стайкой мальчишек и девчонок, возвращавшихся из школы. Рабочий день подходил к концу. Оранжевое солнце, оцарапав бока о ребра антенн, стекало за спину длинной многоэтажки. На столе щелкнул переключатель селектора, и голос секретаря сообщил:

– Алла Геннадьевна, на связи Первый вице-премьер.

Женщина вернулась к столу, не присаживаясь, сняла трубку телефона.

– Да, – сказала она теплым голосом. – Слушаю вас, Борис Петрович.

– Здравствуйте, дорогая наша Аллочка Геннадьевна! – пропел в трубку вице-премьер. – Честно скажу, не стал бы беспокоить, но есть одно непростое дело, которое хотелось бы обсудить.

– Прямо сейчас?

– Нет, что вы! Это не телефонный разговор.

– Тогда где и когда? – спросила Алла Геннадьевна.

– Готов приехать к вам, куда и когда прикажете, – ответил Борис Петрович.

– Что ж, приезжайте ко мне в Троице-Лыково к семи вечера. Сможете? Там поужинаем и поговорим.

– Хорошо, дорогая Аллочка Геннадьевна, – пропел вице-премьер, – непременно буду. До встречи.

Женщина положила трубку, с полминуты смотрела на нее задумчиво. «Опять денег будет просить», – подумала она и усмехнулась.

Корабли стремительно приближались друг к другу. Через некоторое время уже можно было хорошо рассмотреть на верхней палубе французского фрегата офицеров команды, которые с напряженным вниманием охотников каждый в свою подзорную трубу наблюдали за действиями англичан.

Внезапно сумрак над морем раздвинулся, и в просвет вынырнуло бледное, трясущееся, как студень, солнце.

Эндрю Сейбл поднялся во весь рост, и только тут ему открылась вся грандиозная картина подготовки парусного корабля к бою. Матросы, одетые кто во что горазд, но с неизменными юбками из грубой парусины поверх штанов, сновали по снастям, занимая каждый свою позицию. Солдаты, которых на линейном корабле было тоже немало, выстраивались вдоль бортов пока еще нестройными рядами для ведения стрельбы из ружей, а при необходимости и для рукопашного боя. Канониры на двух артиллерийских палубах, распахнув порты, выкатывали пушки на позиции, поджигали фитили, подкатывали ядра. И во всем этом на первый взгляд хаотичном движении огромной массы людей таилась некая единая, ни с чем не сравнимая энергия войны, так хорошо знакомая Эндрю. Он прекрасно понимал, чтó сейчас творится в душе у каждого, кто теперь бегал, кричал и ругался или просто с суровым молчанием двигался вокруг него. И в этот ответственный момент он понял, что не может оставаться безучастным.

Поднявшись на квартердек, где в ожидании команд собрались офицеры, Эндрю приблизился к капитану Хендерсону и сказал решительным тоном:

– Капитан, чем я могу помочь? Готов выполнить любое ваше поручение.

Сэр Алекс, скептически окинув взглядом худощавую фигуру недавно спасенного соотечественника, спросил:

– Вы владеете шпагой?

– Нет.

– Пистолетом?

– Тоже нет, – помявшись, ответил Эндрю.

– Тогда ваше место рядом с пушками. Там всегда не хватает подносчиков ядер.

– Слушаюсь, капитан, – ответил Эндрю и быстро спустился на орудийную палубу.

Там, осмотревшись, он занял место рядом с одним из орудий, молча переглянувшись с канониром – маленьким, толстоватым человеком с пиратским платком на голове и таким же пиратским, как показалось Эндрю, лицом. Теперь ему не видны были маневры двух кораблей, теперь он видел мир только через окно бойницы. Теперь он не мог слышать слов капитана, обращенных к своим офицерам: «Это „Кентавр“, у него восемнадцать портов на борту. У нас на семь больше, но „Кентавр“ значительно быстрее. Правда, мы идем почти по ветру, а он галсами. Поэтому я считаю, что успех боя будет зависеть от того, кто даст первый залп. Если нам удастся сбить его грот, мы получим превосходство».

Потом, позднее, когда уже началась стрельба, когда отчаянно гудел от боли старый деревянный корпус корабля, когда дым застилал глаза, когда раненые и убитые, обливаясь кровью, вповалку лежали на развороченной палубе, и казалось, что в этом хаосе уже не найти возможности выжить, Эндрю вдруг понял, что точно также, как все вокруг, может погибнуть. Эта мысль налетела быстрее любого ядра, а вместе с ней вдруг пришло понимание того, что войну, скорее всего, выигрывают те, кто сумел побороть в себе страх смерти, а, по сути – кто больше других стремился выжить. Так было всегда, во все века – и в восемнадцатом, и в любом другом…

В какой-то момент дым рассеялся, и в бойнице, куда до этого грозно плевалась его пушка, Эндрю увидел чистое море, до самого горизонта залитое закатным солнечным светом. «Неужели все закончилось?» – подумал он и тут же почувствовал сильный толчок корабля противоположным бортом обо что-то не менее большое и прочное.

– Абордажной команде – к бою! – услышал он чей-то охрипший голос, и понял, что стрельбы больше не будет.

Тогда, не теряя ни секунды, Эндрю помчался к трапу и в несколько прыжков оказался на верхней палубе. Зорким взглядом окинув поле битвы, он заметил сэра Алекса, который стоял на капитанском месте в окровавленном кителе. Капитан был ранен в плечо, и только мужество и долг королевского офицера не позволяли ему покинуть свой пост. Уже вовсю шла рукопашная схватка, превратившаяся в кровавое месиво тел. Уже не понять было, кто француз, а кто англичанин, кто нападает, а кто обороняется. Но одно сразу бросилось в глаза Эндрю: несколько человек упорно пробиваются к сэру Алексу, укладывая на палубу одного за другим защитников капитана.