Французская карта - Алла Бегунова

Нервное напряжение, которое, по-видимому, испытали участники венчания в отдаленном и пустынном храме Самсония Странноприимца, быстро сменилось весельем. Общий разговор в основном касался событий столичной жизни. Но молодые мало в нем участвовали. Впрочем, они также почти ничего не пили и не ели.

Это не помешало фрейлине двора Ее Величества исполнить дедовский обычай. Откушав жареного поросенка под хреном, она неожиданно отодвинула от себя тарелку и громко произнесла:

– Ой, горячее-то блюдо у них несъедобное.

– Какое-какое? – удивились офицеры-измайловцы.

– Да горькое оно.

– Горько! – сообразили гвардейцы.

Анастасия Аржанова и князь Мещерский поднялись со своих мест и, повернувшись друг к другу, троекратно поцеловались в щеки. Анна Кузьминична, наблюдавшая за ними, осталась недовольна.

– Ну разве это по-нашему?.. Горькая у них не только еда, но и питье.

– Горько! Горько! – с готовностью снова подхватили захмелевшие приятели жениха.

Пришлось адъютанту светлейшего князя Потемкина покрепче обхватить невесту за талию и прижать свои губы к ее губам в долгом настойчивом поцелуе. Офицеры хором считали: «Раз, два, три, четыре, пять…» Тут Аржанова незаметно, но довольно сильно стукнула кулаком в бок Михаила Мещерского, и он остановился. Они оба повернулись к гостям, скромно опустив очи долу. Владиславлева, улыбаясь, похвалила новобрачных:

– Вот теперь молодцы. Вижу, что стараетесь. Дай вам Бог не менее полудюжины детишек …

Эти свадебные забавы завершились к восьми часам вечера. Дом на Невском проспекте, некогда принадлежавший архитектору Земцову, а ныне арендуемый у его внука курской дворянкой, опустел. Тогда в гостиную вошли крепостные Аржановой, терпеливо ожидавшие конца господского пира на кухне. Первой выступала горничная Глафира, женщина строгая и серьезная. За ней шел ее муж Досифей, на все руки мастер: и печник, и кучер, и конюх, и лакей. Следом двигался их восемнадцатилетний сын Николай, ладный, рослый малый, отличный стрелок, за свои подвиги в Крыму награжденный барыней егерским унтер-офицерским штуцером образца 1778 года.

Кроме слуг появились и бойцы разведывательно-диверсионной команды Аржановой, кирасиры Новотроицкого полка сержант Чернозуб и бывший капрал Ермилов, месяц назад произведенный в унтер-офицеры по представлению князя Мещерского. Они были одеты в форменные новенькие кафтаны соломенного цвета, причесаны по-парадному: с пудрой, буклями над ушами и косой, оплетенной черной лентой, на спине.

Построившись в шеренгу, вошедшие поклонились новобрачным в пояс, затем хором поздравили их. Они также преподнесли общий подарок, каковой заключался в белом расшитом рушнике, серебряной лампадке на цепочке и небольшой иконе Казанской Божьей Матери в серебряном окладе, украшенном полудрагоценными уральскими камнями.

Все эти действия Глафира, знавшая, что барыня не любит неожиданностей, согласовала с Анастасией Петровной. Потому Аржанова для брачного пира заказала закуски, горячее и десерт в трактире Демута. Оттуда же прибыли и три официанта в ливреях, расшитых золотым галуном. Сейчас курская дворянка приказала им поставить на стол чистую посуду, сменить салфетки, вилки и ножи и подать пять бутылок шампанского. Официанты открыли шипучее вино умело, не пролив ни капли, и наполнили им семь фужеров.

– В сей день, для меня знаменательный, желаю я быть вместе с вами, слуги мои верные, и с вами, доблестные воины, давшие присягу великой царице, – сказала Аржанова, поднимая бокал с искрящимся напитком. – Товарищи моих путешествий, всегда разделяли вы со мной опасности, труды и заботы. Отныне прошу вас, меня любивших, также любить и супруга моего венчанного князя Михаила Аркадьевича. Человек он добрый, храбрый, вам хорошо известный…

Таким образом, свадебный ужин продолжился. Ничего не видели зазорного для себя ни князь Мещерский, ни владелица 230 крепостных душ в соседстве за столом со слугами и унтер-офицерами Новотроицкого полка. За плечами у них у всех были две крымских командировки, где жизнью они рисковали одинаково, не раз спасали друг друга от смерти и победили потому, что отвага, решительность, преданность делу есть качества не сословные, но дарованные Господом Богом каждой отдельной личности.

Никому из сидящих за столом и в голову не пришло кричать: «Горько!» Совсем иначе смотрели они на этот брачный союз и понимали, что в нем больше вынужденного, чем идущего от сердечной склонности. Разве одними чувствами можно руководствоваться при конфиденциальной работе, да еще будучи лучшими сотрудниками секретной канцелярии Ее Величества?..

Общий разговор составляли воспоминания, как будто еще наполненные свежим черноморским ветром, солнцем полуденного края и белой пылью бесконечных крымских дорог. Лишь одиннадцать ударов больших напольных часов в гостиной дома архитектора Земцова напомнили им о быстротекущем времени…

Мещерский знал бытовые привычки Анастасии Аржановой. В них, в частности, входили ежедневные часовые прогулки верхом или пешком, занятия фехтованием с отставным драгуном, раз в неделю стрельба из пистолета и метание ножа в цель, строгая диета, а также обливания холодной водой по утрам и вечерам. Пятнадцатилитровый чан невской воды и сейчас был приготовлен в комнате, называемой «ванная». Там действительно стояла чугунная ванна. Вода из нее уходила не в канализацию – таковой в Санкт-Петербурге в те времена не существовало – но по желобу через подвал стекала прямо в землю. Анастасия провела все водные процедуры, растерлась полотенцем и направилась в спальню. Жениху на первый раз сделали послабление: чан нагрели до температуры плюс тридцать пять градусов.

Окна спальни выходили на Невский проспект. Сейчас их закрывали сдвинутые шторы, однако свет от фонарей на главной столичной улице все-таки пробивался в комнату. Кроме того, горели три канделябра. Михаил Мещерский, открыв дверь, увидел свою нареченную посреди широкой кровати и в тонкой ночной сорочке нежно-салатового цвета.

– Заходите, ваше сиятельство, – кивнула она ему.

– Значит, разрешаете?

– Конечно.

Нечего было терять премьер-майору Новотроицкого кирасирского полка, и он пошел на первый штурм. Сбросив халат, остался князь нагишом, в чем мать родила. На кровать Мещерский не лег, а прыгнул, как тигр, и всем телом прижал Аржанову к подушкам. Руки его раздвинули ворот ночной сорочки слишком резко, и ткань спереди не выдержала, разошлась, обнажив не только шею и плечи курской дворянки, но и ее грудь чуть ниже сосков.