Французская карта - Алла Бегунова

– Давно я хотел лицезреть это, – сказал молодой офицер.

– Бросьте, Михаил, притворяться, – Аржанова лежала спокойно и не делала попыток ослабить его объятия. – Вы уже видели меня раздетой…

– Не припоминаю, ваше высокоблагородие.

– А в караван-сарае у деревни Джамчи? Когда Казы-Гирей подло устроил там засаду… Честное слово, я думала, что жизнь моя кончается, и кончается очень нелепо!

– Действительно, было, – помолчав, он согласился. – Но кровь текла из вашей раны. Я не мог сосредоточиться и тем более – коснуться…

– Чего коснуться?

– Вашей груди.

– А надо ли?

– Обязательно. Это – как прелюдия к симфонии. Кажется, вы любите музыку… Пока не зазвучит главная, самая волнующая и привлекательная тема, необходимо настроить слушателей на соответствующий лад.

– Впервые слышу подобные рассуждения в постели, – она усмехнулась. – Но, пожалуй, в них есть некоторый интерес. Продолжайте, коль теоретически вы так подкованы…

– Теперь не буду! – Мещерский обиженно перевалился на бок и лег рядом с Аржановой, прикрыв рукой глаза.

Они и раньше, бывало, спорили и даже ссорились, обсуждая ситуации, возникающие по ходу действий разведывательно-диверсионной группы в Крыму. Молодой офицер всегда отстаивал наиболее простой, жесткий, силовой вариант. Анастасия же стремилась найти решение, лежащее в иной плоскости, пусть более сложное, но максимально учитывающее особенности дела и лучшее его развитие в будущем.

Однако зачем переносить производственные отношения в сферу семейной, и что еще хуже – интимной жизни?..

Молча смотрела Аржанова на стену, противоположную окнам спальни. Фонари карет, двигающихся по Невскому, отбрасывали на нее причудливые блики. В полутьме спальни нагое белоснежное тело кирасира точно светилось. Мысленно она восхищалась им. Широкие плечи атлета, мощный торс, развитые мускулы на руках и на ногах, нигде ни капельки жира.

Образование Мещерский получил в частном пансионе в Москве. Но с шестнадцати лет начал служить сержантом в лейб-гвардии Конном полку. Он легко освоил верховую езду, джигитовку, фехтование, стрельбу из карабина и пистолета. Три года постоянных упражнений превратили высокого сухопарого подростка в доброго молодца, готового к воинским подвигам. Но Михаил принадлежал к малоизвестной и давно обедневшей ветви рода князей Мещерских. Никаких шансов сделать карьеру в гвардии у него не имелось.

Тогда он перевелся корнетом в армейский Новотроицкий кирасирский полк. С большим трудом его престарелая матушка добилась следующего назначения – из строевых чинов в штаб шефа полка Потемкина на должность его адъютанта. Здесь у двадцатилетнего офицера стало больше возможностей проявить себя, и он не пренебрегал ни одной из них, в том числе выполняя конфиденциальные поручения губернатора Новороссийской и Азовской губерний. В первую командировку в Крымское ханство с Аржановой он тоже напросился сам. Поездка прошла удачно, принеся ему чин секунд-ротмистра, денежную премию и полную благосклонность светлейшего князя.

Повернувшись к супругу, Аржанова провела ладонью по его груди с рельефно выступающими мышцами, затем погладила по щеке и сказала ласково:

– Не огорчайтесь, Михаил. Они обошлись с нами вполне гуманно.

– В чем их гуманность? – он заглянул ей в глаза.

– Могли ведь найти для меня абсолютно незнакомого мужчину, для вас – абсолютно незнакомую женщину. Есть определенное поручение Ее Величества. В чужую страну должна ехать только супружеская пара, вот вам муж или жена, а дальше сами решайте, каким быть этому браку – фиктивным или настоящим…

– Мучительный вопрос, – вздохнул Мещерский.

– Я сама выбрала эту службу, ваше сиятельство, – курская дворянка приложила тонкие пальцы к его губам, и он начал целовать их по очереди. – Работа в секретной канцелярии Ее Величества мне нравится. Вы, как человек всецело ей приверженный, – тоже.

– Ну и сказали бы сразу, – премьер-майор Новотроицкого кирасирского полка, расхрабрившись, снова взялся за ворот ночной сорочки нежно-салатового цвета.

То ли он был слишком силен, то ли французский батист слишком тонок, но ткань стала рваться дальше, и шрам на груди Аржановой выступил полностью. Между двух прелестных холмиков пролегал как бы ровный шов, белесоватый и длинный.

Оставил его кинжал «бебут», которым орудовал Казы-Гирей, двоюродный брат крымского хана и резидент турецкой разведки на полуострове. Происходило все в октябре 1780 года, в караван-сарае у деревни Джамчи, куда Казы-Гирей хитростью сумел выманить Аржанову одну, без охраны. Какое-то сверхъестественное чувство тревоги заставило князя Мещерского вместе с кирасирами немедленно двинуться на ее поиски. Они настигли врагов вовремя. Ничего не добившись от Анастасии изощренной азиатской пыткой, Казы-Гирей уже хотел прибегнуть к простому и действенному способу – групповому изнасилованию.

Его слуг русские перебили быстро, но сам османский шпион ушел, выпрыгнув в разбитое окно. Потом целых полтора года гонялись они за ним по городам и весям, по горам и долинам Крымского ханства. В мятеже против Шахин-Гирея его двоюродный брат играл значительную роль. С помощью отряда чеченских наемников ему даже удалось, правда, ненадолго, взять под контроль столицу татарского государства Бахчи-сарай. Но население мятежников не поддержало. Турки обещанный организаторам бунта свой десятитысячный десант в Крыму тоже не высадили. Жизнь Казы-Гирея оборвалась у пещеры Бин-Баш-Коба на Чатыр-Даге, где устроили засаду русские. Пулю из егерского унтер-офицерского штуцера ручной сборки всадил ему в лоб Николай, сын горничной Глафиры.

Разговоры о своем прошлом Аржанова не любила. Тем более, что теперь это прошлое представляло собой весьма успешные операции секретной канцелярии Ее Величества, о которых следовало молчать как минимум лет двадцать. Сейчас с улыбкой смотрела курская дворянка на обнаженного красавца Михаила и ожидала продолжения их первой брачной ночи.

– Ты совсем порвал на мне ночную сорочку, – сказала она.

– Так сними ее.

– В знак уважения к тебе я это сделаю.

– Почему не любви?

– А ты мечтаешь о любви?

– Да. Как всякий безнадежно влюбленный, – доблестный кирасир распростерся перед Анастасией на постели и обнял ее колени.

Сорочку нежно-салатового цвета Аржанова сняла. Анастасия не стеснялась своего тела, ибо от восторженного и многоопытного любовника Григория Александровича не раз слышала, как идеально она сложена и напоминает особо просвещенным любителям прекрасного древнегреческие статуи. Михаил продолжал целовать ее колени и поглаживать ладонями упругую кожу на бедрах.