Очаги сопротивления - Уильям Сандерс

— Теперь надевай вот это, — указал охранник на сверток.

Сверток оказался длинной свободной ярко-оранжевой мантией, из которой выпали резиновые шлепанцы, вроде пляжных, на поверку хлябающие при ходьбе. Ощущение такое, будто приобщился к какому-нибудь восточному культу. Смысл, видимо, в том, чтобы заключенных можно было сразу же различать и чтобы усложнить им побег.

Из парикмахерской его провели через длинную череду небольших комнаток — звеньев в общей цепи процесса обработки, целью которого было досконально изучить тело Дэвида Грина. У него взяли отпечатки, прозондировали, сделали рентгеновский снимок груди, осмотрели зубы, провели компьютерную томографию, измерили пульс до и после пробежки на месте. Велели помочиться в колбочку и положить кал в коробочку; посветили в глаза и уши ярким светом; молодой, вдохновенного вида лаборант сунул ему в анальное отверстие палец. Многие из приборов, через которые его протащили, были Дэвиду вообще неизвестны. Из руки взяли существенное количество крови, а человек с необыкновенно холодными руками велел Дэвиду кашлянуть. Женщина средних лет перечислила длинный перечень всевозможных болезней, о многих из которых Дэвид слышал впервые. Среди перечня значились травмы, аллергии, подверженность обморокам и головокружения, употребление наркотиков, включая алкоголь и табак, выезд за пределы Соединенных Штатов, гомосексуальные контакты.

Процедура протекла совершенно отстраненно и буднично; никто не проявлял ни враждебности, ни дружелюбия, лишь различную степень скуки. Вскоре почувствовалось, что Дэвида здесь воспринимают не как человека, а просто как подопытного. Ощущение — не сказать, чтобы новое; ни дать, ни взять — школьные годы.

Один раз он как-то несколько минут простоял совсем голый посреди людного помещения, дожидаясь, пока смотровик отыщет какой-то бланк; в это время за соседними столами две привлекательных молодых женщины лениво рассуждали о прическах. На Дэвида ни одна даже не глянула.

В самом конце один из санитаров со щелчком замкнул на левом запястье Дэвида пластиковый браслет. В пластик была запаяна плоская табличка со штрихами различной толщины.

Электронный код, — пояснил санитар, — как в супермаркете. Гляди! — Взяв Дэвида за руку, он провел браслетом по вмурованному в стену окошечку. По соседству тотчас же ожил миниатюрный экран, помаргивая часто меняющимися цифрами и буквами. Санитар нажал на кнопку, и экран снова померк.

— Раньше были татуировки, — пояснил он, — но все-таки, прогресс, так ведь?

— Так, — откликнулся за Дэвида стоящий сзади охранник. — Игрушками своими когда-нибудь тогда балуй, когда у меня время есть, ладно? Сюда, — указал он Дэвиду. — С тобой кое-кто хочет поговорить.

На двери значилось: «К-Н БРЭДШОУ, НАЧАЛЬНИК СЛУЖБЫ БЕЗОПАСНОСТИ». В кабинете Дэвида остановили перед большим столом (порядок на нем был безупречный), за которым бумаги Грина просматривал худой рыжеволосый человек лет тридцати, играя время от времени на клавиатуре компьютера, где разворачивалось содержимое файлов. «Специально тянет, показывает, кто такой он и кто такой я», — устало подумал Дэвид. — Где же предел унылой банальности этих людей?

Наконец капитан повернулся к Дэвиду лицом.

— Грин, — произнес он, глядя ему примерно в середину груди. — Обычно я не разговариваю с вновь прибывшими лично, — заметил он, постукивая по столу тыльным кончиком карандаша, — но документы свидетельствуют, что за вами уже числится побег, совсем недавно, а также что во время него погибли двое офицеров исправительной службы и экипаж вертолета.

— Я… — открыл рот Дэвид. Внезапная резкая боль, вспыхнув в левом плече, пронзила все тело. Дэвид, резко втянув воздух, чуть покачнулся и, развернувшись невольно вполоборота, увидел, как охранник с деревянно бесстрастной физиономией прячет в футляр на ремне продолговатый металлический цилиндр. Дэвид и раньше замечал это устройство, считая, что это электрический фонарик.

— Вам было сказано, — со злорадной поспешностью напомнил Брэдшоу, — не разговаривать, если только вопрос не задается напрямую. Мне не помнится, чтобы я о чем-то вас спрашивал. Повернуться, смотреть на меня, когда я говорю, и стоять, не двигаться, если не хочется еще! Ничего особенного, просто электрошок, — добавил он в лицо Дэвиду, — наш вариант кнута для скотинки. Просто чудо, как убеждает строптивых.

Брэдшоу отрывистыми движениями взялся катать карандаш, стиснув его между ладонями. — Ну так вот, как я говорил, когда за субъектом значится побег или попытка к бегству, я обычно сам провожу разъяснительную беседу.

Вертящееся кресло повернулось к левой стене, так что на Дэвида капитан уже не смотрел. Спинка у кресла откинулась. Не выпуская карандаша из рук, Брэдшоу продолжал:

— Усвойте вот что: здесь не тюрьма, а научно-исследовательское заведение. Вы здесь для того, чтобы участвовать в определенных экспериментах. Что там делается в комнатах за красными дверями, я не знаю и знать не желаю. Моя работа — держать вас здесь и обеспечивать, чтобы вы вели себя строго по распорядку. Ни один из моих людей не имеет желания оскорблять вас физически. Более того, до назначения сюда они прошли проверку на отсутствие садистских наклонностей. Здешнему руководству вы нужны в хорошей кондиции, не избитые и не покалеченные — у нас бывают огромные неприятности, если по нашей вине кто-то из драгоценных подопытных субъектов выходит из строя. — Качнувшись в кресле, он уставил карандаш на Дэвида. — Слушайтесь персонала, подчиняйтесь распорядку, и моих людей вам опасаться нечего. А вот что-нибудь не так, и… — карандаш уперся в стол, — в действие временами вступает небольшой электрошок, не вредящий научным целям.

Карандаш снова заерзал между ладонями.

— Правила просты. Перед уходом вам дадут распечатку, но я подчеркну основные моменты. Прежде всего, как вновь прибывший, до того, как подвергнуться обработке, вы пройдете недельный карантин. Надо будет убедиться, что вы не принесли на себе какой-нибудь вирус, на сегодня пока не выявленный. На следующей неделе пройдете еще через некоторые тесты плюс выполнение несложных обязанностей — по уборке, например.

На вопрос о категории отвечать: «Неназначенный». В течение этого времени, — продолжал Брэдшоу, — размещаться будете в общей камере с другими субъектами, у каждого из которых своя программа впереди. Разговаривать меж собой можно вечерами после опечатывания камер и до выключения света. В любое другое время — никаких разговоров ни с кем; исключение — ответы на вопросы охраны или персонала, либо лишь в случае крайней необходимости, например, попроситься в туалет.

— Этот вот оранжевый балахон, — он снова ткнул карандашом, — единственное, что носят такие, как вы, субъекты. Люди в синих комбинезонах, которых будете встречать, это обычные преступники с пожизненным сроком, у которых по лагерю свои задачи. Никогда и ни по какому поводу не заговаривать и не пытаться вступать с ними в контакт!

Впервые за все время Брэдшоу взглянул Дэвиду в лицо. — Отныне это здание для вас — весь окружающий мир. Вы его не покинете. Вы не покинете это здание до конца жизни. Исключений не бывает. Будете замечены снаружи или за попыткой выйти — расстрел на месте. При каждом наружном выходе, в десяти метрах от двери, на полу проведена красная черта. Пересечете черту — будете расстреляны немедленно, безо всяких вопросов.

Он покачал головой. — Посреди пустыни в таком одеянии вам, впрочем, далеко и не уйти. Кое-что еще, — продолжал Брэдшоу. — Помещения с красными дверями — особые отсеки, вход в которые запрещен без особого на то указания. Ни в какую камеру и ни в один блок, помимо собственного, не входить! Ни в коем случае не пытаться снять браслет, в том числе в душевой. При любом недомогании, хотя бы простуде, немедленно извещать охрану или медперсонал. До обработки питаться будете в столовой. Разговоры в столовой запрещены, пищу не выносить, курение запрещено. И вот еще что, западное крыло этого здания — зона Глубокого Карантина. Когда начнется обработка, вас переведут туда. До этой поры держаться на расстоянии! Вход по ошибке исключен: дверь всего одна и под охраной, для входа и выхода требуется специальное удостоверение.

Дэвид ожидал, что его спросят, есть ли какие-то вопросы, но Брэдшоу просто вручил распечатку с правилами, указал карандашом на дверь и сказал охраннику:

— Ну ладно, все. Увести!

Просторная столовая напоминала изнутри ангар; как и все прочее, она была без окон, а с главным корпусом сообщалась коротким замкнутым переходом. Вопреки ожиданию, заключенных было сравнительно немного, и то, в основном, одетые в синюю форму рабочие по лагерю — сидят и едят за длинными, напоминающими чем-то соты, столами. Взяв указанный сопровождающим пластмассовый поднос с едой, Дэвид понес его к столу, и несмотря на предупреждение и память о шоке, спросил-таки: