Яд иллюзий - Галина Зарудная

 Слезы?

 Единственный и последний залп о помощи?

 Но если так, значит, какая-то часть меня все еще ищет надежду?

 Два великана все еще боролись во мне между собою: Отчаяние и Жажда жизни. Победа кого-то одного  в равной степени зависела от моего решения: помиловать себя, либо казнить.

 Но я до сих пор не знала – что важнее?

 Тело казалось уставшим до изнеможения. Пришлось расхаживаться по квартире, заставляя себя двигаться. Но все вываливалось из ватных рук, как бы я ни старалась. Банка с кофе рассыпалась, оставив запас на две чашки, которые я заварила сразу же, чтобы не уронить еще раз.

 А после бестолково сидела на диване, глядя в окно, и производила усилие, чтобы просто дышать.

 Послестрессовый ступор, как следствие аварии, или добротный папин чай с примесью успокоительного порошка дирижировал «оркестром»?

 Да и наплевать!

 Абсолютно все равно.

 Я почти не сомневалась, что мне ничего другого не остается, как только сидеть и смиренно ждать, когда же мое проклятие, мой рок, наконец ударит своим мечем, сразит наповал…

 Никакого представления о том, как разделаться с очередной хандрой и прогнать из головы жука скоробея…

 Неожиданное спасение пришло в виде телефонного звонка от Борщева. Он вкратце сообщил, что сегодня в пять состоятся похороны Мирославы Липки. Во избежание массового наплыва на кладбище посторонних людей и всячески вытекающих из того последствий, церемония пройдет тихо и без огласки. Если меня это интересует, я могу присоединиться.

 Я решительно отказалась.

 А затем сама рефлексия затолкала меня в душ и, борясь с сомнениями, я заставила себя повернуть кран с ледяною, как в зимнем прорубе водой. Фазы с готовностью сомкнулись, и одно оцепенение сменилось другим. Я вгрызлась зубами в губы, а через какую-то минуту в голове возникло небольшое просветление.

 И как по тайному сигналу память снова выдала четкое изображение фотографии убитой.

 Но только я увидела его уже не так, как раньше, прозрев наконец тайну этого необычного лица.

 Так вот чем оно меня тронуло, поразило в самое сердце, зацепило с первой минуты и не давало покоя!

 Часто случается, что увидев какой-то яркий образ или фрагмент, мы незаметно запечатлеваем его, как мгновенный зрительный снимок, и после подолгу вынашиваем в анналах памяти непроявленным фотонегативом. Но наша недремлющая сортировочная машинка в голове добирается до него однажды – и вот сознание уже получает детальную цветную картинку, неожиданно открывающую самую невероятную суть, нечто чрезвычайно важное, впечатляющее; то, что мозг не смог определить в первую секунду, но зафиксировал автоматически.

 И не важно уже, какое было внутреннее состояние и чем я занималась, когда ответ созрел, проявился определенно точным объяснением.

 Все дело не только в самом лице, безусловно вызывающем восхищение, но главная его особенность – именно выражение!

 Мирослава Липка не выглядела, как обреченная жертва в лапах монстра.

 Почему?

 Все просто.

 Она ею не была.

 Девушка не считала себя несправедливо гибнущей, а скорее всего – наоборот.

 Любой циник, мыслящий как всегда предвзято и на скорую руку, возразил бы, что всему виной, естественно, наркотик, внушивший ей полную безотчетность происходящего. И лишь тот, кто сам пережил столько боли, что всею душою жаждал умереть; человек, находившийся за чертой, будучи сломлен настолько, что, в конце концов, смирился с этим обстоятельством и продолжал свое бесполезное, механическое существование, – мог увидеть и понять истинную причину той странной, ужасающей для обычного человека радости, что напоминала умиленное состояние ребенка, сладко засыпающего в обнимку с долгожданной игрушкой.

 Для Мирославы Липки не имело значения, кто и зачем ее убивает. Потому что долгожданным подарком для нее была смерть!

 Каждого из нас держит хрупкая ниточка, за которую мы цепляемся с волчьим остервенением, называя это природным инстинктом.

 И так изо дня в день, из года в год, ходя на одну и ту же работу, возвращаясь в тот же дом, по пути заходя в один и тот же магазин. Каждый живет с какой-то задачей, имея неоспоримый смысл. Как правило, что-то сугубо личное: семья, дети, любовники, карьера, высокая цель…

 А забери это все – и ниточка готова в любой момент самопроизвольно оборваться, ведь тогда уже ничто не имеет значения (если ты, конечно, человек, а не терминатор).

 Как цветок, что не может расти без солнца и воды, - так и человек погибает духовно без цели и смысла. Просыпается каждый новый день с одним единственным вопросом: «Зачем я здесь, Господи?»

 Не мне ли это утверждать, существу, что два с лишним года стремилось к  самоуничтожению, как к чему-то предопределяющему, закономерному и неизбежному. Не исключено, что до сих пор эта мысль еще не иссякла. Ведь что-то снова и снова возвращало меня туда, за запретную черту, в прошлое…

 И все же у меня были родные, сделавшие все возможное и, пожалуй,  невозможное тоже, лишь бы сохранить меня на этом свете. Отец продолжал держать под наблюдением, хотя ничто не мешало при желании однажды ночью наглотаться таблеток. Только теперь я не могла позволить себе подобное, потому что жила ради них…

 Мира имела по крайней мере двух близких людей: Михаила Гришина и Кирилла Чадаева.

 Но, видимо, они не стали главным смыслом ее жизни.

 Это должно было случится еще задолго до того, как сама жизнь исчерпалась. Еще тогда, когда от девочки отказались родители. Когда любовь и надежды были обмануты, и собственный парень «посадил» ее на иглу (что в последующие годы, вероятно, и являлось единственной целью существования). Когда сделали ее неимоверную красоту легкой, вседоступной добычей. В результате чего, свои недолгие годы она провела в беспросветных муках, которые не выразить словами, не объяснить ни одному человеку.

 Когда вся жизнь – одна непрекращаемая боль, о чем еще допустимо думать?

 Девушка не нашла своего места под солнцем, поэтому не собиралась больше под ним оставаться. И не случись этого убийства, она бы все равно что-нибудь придумала. Рано или поздно ее бы уничтожил наркотик, заражение крови или СПИД.

 Я понимаю, о чем думает сейчас обычный человек, которому, к счастью, никогда не приходилось переживать ничего подобного.

 Понимаю и того, кто достойно перенес свою беду, нашел силы подняться и идти дальше.

 Как понимаю и тех, кто продолжает носить свою боль в сердце, боясь при этом оставаться наедине сам с собою.