Яд иллюзий - Галина Зарудная

 Я почти не сомневалась, что четыре дня назад я так же стояла здесь и наблюдала спящие окрестности: пустынные улицы, затихший перекресток, уютно примостившиеся клумбы. В то время, когда совсем неподалеку от сюда, в небольшом городском парке кто-то сильный и жестокий, чье лицо скрывала маска темноты, выжимал душу из того, кто оказался слаб и беспомощен.

 По спине потянуло холодом, толи от заблудившегося порыва ветра, толи от представленной невольно картины.

 Ведь, возможно, только трое людей не спало в ту безлунную, неподвижную ночь: Мира, убийца и…я!

 Откуда-то снизу донесся неясный шорох и, метнув туда быстрый взгляд, я успела поймать мимолетное движение: сверкнувший во тьме окурок, пролетевший несколько метров и тут же погасший, как упавшая с неба звездочка.

 Больше ничего не было видно, но без всяких сомнений, прямо под моим балконом кто-то находился, и что бы там не делал этот человек среди ночи, у меня возникло тревожное ощущение, что пока я стояла в одиночестве на балконе и рассыпалась в безответных тостах, он внимательно за мною наблюдал.

 От такого предположения сделалось неуютно и я поспешила вернуться в комнату, которая к тому моменту уже успела набраться уличной сырости и в ней казалось еще прохладнее, чем снаружи. Заперла дверь балкона и задернула шторы.

 Затем налила себе еще вина и постаралась не фиксировать внимание на неизвестной личности, не побрезговавшей в совершенно непригодном для этого месте страдать бессонницей.

 Вместо этого переключилась на странное заявление, брошенное в запале Алисой. Девушка вела себя, как при нервном срыве, что, скорее всего, находилось недалеко от истины. Из слов Ларисы Михайловной я уже знала о нерадивом характере молодой актрисы, если не сказать больше, потому не приписывала ее поведению ничего личного, пусть даже так все и выглядело. Девушка, очевидно, решила, что расспрашивая о Кирилле Чадаеве, я преследую собственный интерес.

 С таким же толком она могла ревновать актера к каждому, кто хоть раз произнес его имя вслух.

 Но странность заключалась не в этом. Раздражительность и несдержанность Алисы подчинялись логическому объяснению, а вот неожиданное утверждение, что Кирилл был с ней «весь вечер и всю ночь» – резко выпадало из строя, как сломанная клавиша на пианино. Словно она не признавалась мне в этом, а, наоборот, изо всех сил старалась убедить в своей правоте.

 Словно выгораживала парня.

 Интересно, а почему Кирилла Чадаева еще никто ни в чем не заподозрил?

 Всем же известно о его отношениях с убитой.

 Почему так быстро взялись за Гришина – понятно. Занятная личность для любого отдела милиции.

 Но ведь и Чадаев тоже не особо смахивал на олицетворение святости. И где он теперь, поди знай. Ускакал, небось, в свою столицу – и точно не случилось ничего!

 А тем временем провинциальная артисточка, потеряв голову от любви, будет беспрестанно повторять как попугай: «Он был со мной! Весь вечер и всю ночь!»

 Мне, конечно же, вообще не надлежало думать ни о чем таком, что по праву принадлежало просвещенному уму Черныша и всех тех, кто с ним работал, - им бы разжевывать.

 Но когда это человек думал только то, что ему надлежит?  Да и предлог всегда найдется. В особенности при таких условиях, когда проблема сама тебя задевает, взяв за привычку странным образом влиять на твою мирную и безвредную жизнь. В результате чего вышло так, что я поставила решительную точку на работе журналиста, повела себя постыдно и безответственно, опустившись до кражи следственного снимка, при всем при этом меня едва не сровняли с асфальтом (чудное совпадение, не так ли? – сам господин Чадаев!)  А чего уж стоила щедрая доля презрения, отведенная мне юной театралкой!

 Отчасти и вино привнесло свою лепту, непривычно подогрев эмоции и заострив внимание на наиболее выдающихся в последнее время событиях, весьма неприятных и беспокойных. Попробуй тут не задумайся о том, что якобы тебя не касается!

 Чрезвычайно сложно уйти от подстрекающих мыслей, если они уже заявились. Наглости у них хватит достаточно, чтобы нагородить самые нелепые теории, окончательно все запутав и сведя в тупик. В три счета они уже разграфили мне схему мотивов и, покопавшись в версиях, практически склонили меня к подозрению о том, что Кирилл Чадаев и есть главный подозреваемый!

 И к чему только не приводит порою собственное воображение!

 Но твердо решив покончить с бессмысленными предположениями, гнать их в шею как можно дальше, я постановила для себя, что более не стану к ним возвращаться, по крайней мере, постараюсь.

 Ну, правда, что я – героиня детективного сериала, что ли, какая-нибудь Люся Комарова?

 На экране ноут-бука все еще светилась последняя страница романа с триумфальным хеппи-эндом: граф и графиня зажили, наконец, в любви и согласии, рождая наследников один за другим, – в общем, как и подобает. На то она и бумага, чтобы выдумывать на ней беспрекословное счастье.

 Широко зевнув, я захлопнула крышку компьютера и отправилась в свою уютную белую спальню, чтобы как можно на дольше забыться сном…

 И вот я снова невеста.

 Невеста так залюбовалась собою в зеркале, что оторваться не может от собственной красоты. Щечки порозовели от волнения, глаза искрятся от счастья.

 И вдруг…

 Что это?

 На платье кровь!

 Невеста испуганно отпрянула от зеркала и обернулась.

 В нескольких шагах от нее стоит жених.

 – Ты неповторима, Аннушка, – говорит он с восхищением. – Царица цариц… Но ты поедешь в другой машине.

 – Нет, – кричит невеста с внезапно нахлынувшим страхом. – Не езжай туда! Умоляю! Не садись в машину, я очень тебя прошу! Егор, не езжай туда… Откажись от меня, откажись, но не езжай туда! Пожалуйста!

 – Все будет хорошо, – отвечает он спокойно.

 – Нет! Нет! Ты же знаешь, ты же знаешь, что не будет, – еще надрывнее кричит невеста, хочет броситься к любимому, но не в силах почему-то сдвинуться с места. Начинает истерично рыдать.

 – Я обещаю, все будет хорошо, – с нежностью повторяет жених. – Только платье одень другое… вот это.

 Он указывает на безумно красивое, обшитое жемчугом и дорогими камнями платье, что все время лежало рядом на кресле, но невеста не замечала его до того момента.

 – Но я хочу быть с тобой, – умоляет она, глотая слезы. – Только с тобой!

 – Знай, моя радость, я всегда буду любить тебя. Это платье – мой  подарок…

 Где-то за кадром звучит голос отца: