За радугой - Соломоника де Винтер

Я смотрела на его улыбку. Заметила страх и замешательство в его взгляде, прочитала вопрос: «Зачем она пришла?» И поняла, что стала для него совсем чужим человеком.

Я вошла. Первое, что я заметила, было окно. Не само по себе открытое окно, а то, что было за ним. Я подошла к нему и посмотрела на улицу, в переулок между домом Энтони и следующим строением. На земле валялся мусор, использованные шприцы, в баках мухи роились над мешками с отходами. Но это меня не интересовало – на стене напротив я увидела огромное граффити: девушка с длинными черными волосами и огромными глазами небесного цвета. Взглянув на нее, я ощутила прилив нежности. Зачем же я снова вернулась сюда?

– Что-нибудь выпьешь? – спросил Энтони.

Я обернулась. Словно девушка с глазами небесного цвета вдруг заглянула через мое плечо на серую, невзрачную комнату Энтони, которую тот называл домом. Нежность исчезла. Я снова сосредоточилась на своей миссии. Я пришла за пистолетом.

Я кивнула.

– Сок, может быть?

Я кивнула. Села на кожаный диван. Диван издавал странные искусственные звуки с каждым моим движением, так что через мгновение я испугалась и встала. Энтони вернулся из кухни, протянул мне розовый пластиковый стаканчик. Я сделала глоток. Сок на вкус напоминал перемолотые в блендере батарейки.

Энтони сел.

– Ну как ты?

Я пожала плечами. Меня всегда раздражало, что люди пытаются со мной разговаривать. Зачем? Вы же не говорите со статуями. Потому что это бесполезно.

Я отпила еще сока и «случайно» пролила немного на пол. На деревянном полу возникли оранжевые лужицы, напоминающие капли крови.

– Ничего страшного. Сейчас принесу салфетку, – вздохнул Энтони.

Он встал и вернулся на кухню. Я поставила стакан на стол и быстро прокралась в его спальню. Я слышала, как Энтони открывает ящики.

– Черт побери, где же она, – бормотал он.

Я сразу заметила рядом с окном шкаф. Подошла к нему и открыла первый ящик. Он распахнулся со скрипом. Я вздрогнула и на всякий случай прислушалась. На кухне Энтони по-прежнему искал салфетку. Я повернулась и заглянула в раскрытый ящик. Там были только носки и футболки. Я открыла еще один ящик. Большие стопки сложенных вместе брюк, а в углах какие-то квитанции и монеты.

– Блю? – услышала я голос Энтони из гостиной. – Где ты?

Послышались шаги. Он вошел в спальню. Я не отдернула руки. Я продолжала искать, искать, искать и вдруг просто сошла с ума. Думаю, это как раз одно из тех занятий, которые сводят с ума. Поиски. Поиски чего-нибудь. Ты начинаешь паниковать, нервничать. Как будто чувствуешь только наполовину. Ты хочешь это найти, уже почти нашел, и все-таки этого у тебя нет.

– Что, черт возьми, ты делаешь? – крикнул Энтони, остолбенев от масштабов устроенного мною погрома. Он не пытался остановить меня. Думаю, что просто не хотел смущать.

Я открыла очередной ящик и стала выбрасывать из него одежду, распихивая брюки и рубашки, надеясь, что под ними найду пистолет. Снова ничего. Я подбежала к маленькой тумбочке около кровати и открыла ее. В приступе бешенства вышвырнула оттуда книги, ручки, мятые купюры. Может быть, у Энтони вообще больше нет пистолета, может быть, он продал его или выбросил, отдал кому-нибудь или потерял. Что же, получается, тогда я никого так и не убью?

На меня накатила волна тошноты.

– Блю, прекрати! Остановись!

Терпение Энтони иссякло, он ринулся через всю комнату, схватил меня за руку и попытался оттащить от шкафа.

– Остановись! – снова закричал он.

Я очистила очередной ящик. Ничего не нашла. Но отсутствие пистолета меня лишь раззадорило. Его не могло не быть. Я стала шарить по книгам, разбросанным на полу.

Но Энтони не желал меня отпускать. Хороший знак. Значит, ему было что прятать.

– Какого черта ты делаешь, Блю?! Блю?! Посмотри на меня! Посмотри на меня!

Я листала страницы. Ничего, кроме бумаги. Чертова бумага. Я отбросила книгу, взяла следующую, открыла, пролистала до конца, снова ничего не нашла. Схватила третью, самую крупную, открыла и начала перелистывать страницы. Остановилась.

– Дай! Дай сюда! Не смей трогать!

В страницах книги было вырезано отверстие по форме пистолета. И он лежал в углублении, темный, блестящий, и я чувствовала, что на мгновение мы оба замерли в восхищении, как будто сила пистолета заключалась лишь в умении завладеть нашим вниманием. Шторы не шевелились на ветру, а привидения перестали перешептываться. Ни я, ни Энтони не шелохнулись. Энтони налетел на меня и повалил на пол, а я закрыла книгу и изо всех сил прижала к груди. Он пытался вырвать ее у меня из рук, но тщетно.

– Отдай его мне! Блю!

В тот момент я была волком. Диким волком. Я фыркала, скалилась и рычала. Я закрыла глаза и наслаждалась властью. Когда Энтони попытался оттолкнуть меня, мой взгляд упал на противоположную стену, и я увидела на висевшем там снимке знакомое лицо: Олли. Он стоял рядом с Энтони, приобняв друга рукой, беззаботно улыбаясь. Я оглянулась на Энтони – тот потянулся за книгой, и в его глазах читался непередаваемый ужас. Он схватил меня, как будто я была легче перышка. А я со всей силы ударила его в пах. Он застонал, ослабив хватку всего на секунду, которой оказалось достаточно, чтобы выскользнуть у него из рук. Дрожащими пальцами я быстро вытащила пистолет из книги. Отползла в угол и села. Направила пистолет на Энтони. Как будто это он был моим врагом.

Энтони поднял руки. Прекрасно было видеть в роли жертвы хоть кого-то, кроме меня. Наступила гробовая тишина.

– Что ты делаешь? Во что ты превратилась? Что ты за монстр такой? – прошептал Энтони.

Я – Блю. Я – Дороти. Я – отражение человеческого ума.

41

Вернувшись домой, я не знала, чего ожидать. Никаких полицейских машин не было, хотя я была уверена, что Энтони позвонил Дейзи. Я села за стол – ужин уже был готов. Я пыталась выяснить, знает ли она про пистолет. А он был в моем рюкзаке. Дейзи была какой-то отупевшей, холодной и скучной. В общем, обычной. Я почувствовала облегчение. Волноваться не о чем.

Ногти Дейзи были светло-фиолетового цвета. Когда мы ели, она несколько раз звучно шмыгнула носом. Мне захотелось отрезать его и скормить птицам.

– Скоро весна, – сказала она внезапно. И отпила большой глоток воды.

Я кивнула. Тоже мне открытие.

– На следующей неделе ты должна зайти к директору Фишер и обсудить свою успеваемость. Так ведь?

Я кивнула, хотя совершенно не осознавала смысл ее слов. Они повисли в воздухе, словно светлячки. Обожгли мое горло пламенем. Мир стал ярким. Я посмотрела на ладонь. Я видела, как смерть проглядывает через кожу. Следующей недели уже не будет. Больше никогда не будет слова «успеваемость». И никогда больше не будет «зайти к директору Фишер».

Когда-то я и вправду была настоящей девочкой, доктор. С настоящей кровью, бегущей по венам. Но что-то изменило меня. Что-то остановило этот поток крови. Что-то распахнуло меня настежь, словно кассетный магнитофон. Что-то держало магнитную ленту, пока она не вывалилась из меня целиком, хотя, собственно, она была уже совершенно бесполезной. Что-то схватило меня и выщипало перья из крыльев, ощипало, словно курицу. Мне нужны были эти крылья, доктор. Я нуждалась в них. Что-то убило меня изнутри, доктор. Выстрелило. Что-то выследило меня и убило. У этого чего-то было имя. Оно было человеком. И этот человек должен был умереть.

42

После ужина я помыла посуду и вытерла крошки со стола. Потом открыла дверь в спальню.

Первое, что я заметила, был запах. Острый, едкий запах горелого пластика и синтетической ткани. Хотя я его даже не сразу различила. А моя комната опустела. Только тогда я обнаружила, что мягкие игрушки из шкафа исчезли. Ящика, в котором лежали игрушки, подаренные когда-то Олли, тоже не было. Раньше на тумбочке стояло несколько красивых книг, но сейчас куда-то пропали и они.

Потом я увидела мусорный контейнер. В нем был пепел, куски обгоревшего искусственного меха, сгоревшего пластика, сожженной бумаги. Я заметила расплывшийся пластиковый глаз, когда-то пришитый к одной из плюшевых игрушек. На небольшом клочке бумаги, который не сгорел в общем костре, читались слова: «а потом она», и мне стало страшно, потому что дальше предложение оборвалось. Не осталось ничего больше. Ничего не осталось от первого плюшевого медведя, который Олли подарил мне, когда я только родилась. Ничего не осталось от игрушек, книг, пушистых животных, прекрасных подарков на день рождения и праздники, полученных мною в детстве, всего того, что досталось мне просто так, от любви.

Дрожащими руками я встала на колени и впилась в мусор. Я достала обрывки, обугленные клочки, руки выпачкались в золе, в воспоминаниях. Когда-то эти воспоминания были такими важными, а теперь от них не осталось ничего, и я никогда не смогла бы их освежить. А ведь они сделали меня такой, какая я есть, и теперь, когда их не было, не было уже и меня.