Перфундере - Екатерина Анатольевна Троу

той статье было употреблено один раз: «Самый продолжительный экспериментальный сон: Сванвейг Ланкастер». Я узнала, что идея искусственного сна была активно поддержана властями и гражданами четырёх из пяти континентов. Успешные эксперименты заставили людей поверить в реальность и безопасность идеи. Девушка по имени Нора Райтер дала интервью, в котором она рассказала о своём «виртуальном» путешествии в прошлое планеты Земля, во время, когда люди могли дышать относительно чистым воздухом. Никаких чудес. Просто Нора уже два года как учится на историка. А богатый старик со странным именем Антуан Олсопп с восхищением описал, как во сне побывал в образах персонажей известных романов. Эти рассказы вызвали в людях надежду на каплю покоя, на отпуск у моря или в горах, где голубое небо, тёплая вода и лазурный берег. Но, как я узнала из отчётов, искусственные сны «подопытных кроликов», давших интервью, длились от одного дня до недели. Никто не решался на большее. С ужасом я словно прочитала их мысли. Неужели всё так и есть? Неужели желающие поспать годик-другой ждут, пока я проснусь и расскажу им о прекрасной перспективе искусственного сна? Мне не дадут покинуть это место ещё очень долго. Да и даже если бы позволили, где мне взять столько денег? Эксперимент завершён, а это значит, что во мне, как в материале-реагенте, больше никто не нуждается. Это значит, что моё сознание все оставшиеся годы будет беспомощно метаться по планете Земля. Доктор Леман прав. «Посетитель» …. И полгода назад от него не многое зависело, а теперь он всего лишь посетитель. Его мнение здесь ничего не значит. А моё… К интересам подопытной крысы никто не станет прислушиваться. Никто, никто не поддержит меня, ведь добрая половина оставшегося на родине увядающего человечества жаждет ответов на свои многочисленные вопросы. От собственных фантазий меня передёрнуло. Мысли казались страшным сном, от которого так хотелось… уснуть. Может, всё обойдётся? Что, если про меня забыли? Что, если в газетах не указан полный список испытателей, и кто-то всё-таки погрузился в сон чуть позже меня на тот же срок? Мою наивную надежду рассеял доктор Леман, появившийся в половине восьмого у меня в палате.

–Здравствуй, Свен.

И уже по приветствию я могла сказать, что день предстоит не самый лучший. Доктор Леман всегда говорил «Привет», когда прибывал в хорошем настроении и «Здравствуй» – в плохом. Чтож, я не слишком надеялась на обратное. Чудес не бывает.

–Доброе утро.

Я кивнула и постаралась улыбнуться. Обманывать психотерапевта всё равно что обманывать зеркало – бессмысленно и безуспешно. Мои глаза со вздутыми красными сосудиками и припухшими веками, а также стопка проштудированных газет у изголовья красноречиво свидетельствовали о том, что за эту ночь я не сомкнула глаз.

–Как твои ноги? Ходить можешь?

После моего вчерашнего забега было странно слышать подобный вопрос. Однако и Леман, и я понимали, что то было лишь результатом прилива адреналина.

–Нормально, – сухо ответила я.

–Хорошо. Я позову медсестру, она принесёт тебе сменную одежду.

–Я должна куда-то идти?

–Это не далеко. В соседний корпус.

Я вздрогнула от мысли, что меня ждёт. Там меня готовили к эксперименту, производили необходимые обследования и консультации. Но теперь никто не похлопает меня по плечу, не возьмёт меня за руку и не скажет: «Не волнуйся! Всё будет хорошо!». С экспериментальной крысой, подвергшейся своему испытанию, не разговаривают.

Доктор Леман ждал меня за дверью. Словно прощаясь, я бросила последний взгляд на свою обитель и с чувством обречённости покинула палату. Ощущение болтающегося на шее булыжника, тянущего меня к земле, не покидало даже в физическом отношении. Я старалась выпрямиться, но мышцы спины одряхлели и были просто-напросто не в состоянии поддерживать тяжёлые кости. Когда мы спускались по лестнице, помогли перила, за которые я могла уцепиться и помочь уставшему неизвестно отчего телу. Наконец, пройдя через коридор, связывающий два корпуса, мы очутились в одной из лабораторий. Взгляды тут же устремились на меня. Что-то жутковатое было в этих белоснежных стенах. Что-то мёртвое…

–Доброе утро, мисс Ланкастер! Присаживайтесь.

Заискивающий взгляд этого парня в белом халате отталкивал, и я поспешила сесть и отвернуться, чтобы не видеть его сверлящих глаз.

–Мисс Ланкастер! – начал мужчина с впалыми серыми глазами и небритым подбородком. Возможно, профессор. – Рад, что Вы здоровы.

У него был низкий, давящий голос с южным акцентом, да и внешность этого человека производила не самое умиротворяющее впечатления. Он улыбнулся, соорудив на своём лице чуть перекошенную параболу. Меня передёрнуло: от этого зрелища пришло ощущение, будто он собирается вонзить в меня шприц с цианидом. В ответ на его приветствие я криво ухмыльнулась, почти симметрично ему, и почувствовала, что в своём положении чем-то похожа на душевнобольную. Может, так и есть?

Несколько ничего не значащих вопросов на тему общего самочувствия были скорее данью врачебной бюрократии, поэтому никто из присутствующих не заострил на них внимания.

–Майк проводит Вас до доктора Лакермана. Сегодня состоится первый этап Вашего обследования.

Он не спрашивал, хочу ли я, довольна ли, удобно ли мне, а лишь поставил перед фактом. Всё, как я и ожидала. Всё, чего я боялась. Конечно, со мной ничего не могло случиться, ведь им необходимо показать меня людям – здоровую и адекватную, а для этого докторам нужно быть уверенными, что перед публикой я не выкину что-нибудь из ряда вон выходящее. Впрочем, может, это им и не нужно. Здесь нет политиков и маркетологов, здесь есть только шестеренки научной системы, малые и большие, а для них важны лишь конкретные показатели приборов – цифры и скупые обозначения. Я не держала на них зла, смирившись со своей участью. Апатичное состояние вползало в душу липким туманом, но раздражение, назревающее от контактов с неприятными мне людьми, не давало депрессии удобно устроиться в моём сознании.

Мода на белые халаты так и не прошла. Многое в клиниках и больницах менялось, но неизменное превалирование белого над прочими красками навеки сцепилось со всем, что касается медицины. Из одних белых стен я попала в другие, не менее яркие и раздражающие, где меня ждал доктор Лакерман. Он был полной противоположностью предыдущего профессора – отсутствующий взгляд, исходящий из чёрных, как и густая шевелюра, глаз. Его равнодушие немного успокоило меня, ведь мало кому понравится, когда на тебя смотрят, как на пришельца. Впрочем, не мне их судить. Ведь если бы я не участвовала в программе искусственного сна, то была бы также заинтересована в результатах подобных экспериментов.

Произнося минимум слов, в основном содержащих команды вроде «Садитесь сюда» или