Кофе с привкусом вишни - Софья Ролдугина

В горле у меня пересохло, и пришлось замолчать.

— Здесь никто не осудит вас за ум, Виржиния, — понимающе заметил Эллис в сторону. И, право, я была ему благодарна — и за заботу, и за глупые теории, потому что — видят Небеса! — теперь страшило меня отнюдь не осуждение, а то, что я должна была сказать.

А промолчать… Промолчать или отговориться глупостями стало невозможно, потому что сон об умирающей служанке всё ещё довлел надо мною, а она сама точно стояла за правым плечом и просила избавить от мучающей её тайны. И теперь, когда я поняла, что произошло, непроизнесённые слова жгли гортань.

— Её заметила мисс Грунинг, — сдалась я в конце концов. И, вспомнив рассказ Лайзо о призраке, продолжила: — Скорее всего, на кухне. Заметила и… и отрубила палец, не знаю, как. Святые Небеса, это чудовищно… Может быть, она предложила помочь с кольцом — и поддалась ярости, может, захотела наказать мисс Миллз. Думаю, лучше спросить у неё. Кольцо мисс Грунинг потом спрятала, а палец… Если всё происходило на кухне, то несложно было забросить злосчастный палец в печь. А пол притереть шалью миссис Шелли — оттуда и пятна крови. Не знаю только, почему мисс Грунинг находилась на кухне…

Находись я в так называемом подобающем обществе, и репутация моя после этих ужасных предположений была бы разрушена до основания. А сейчас пошатнулось разве что хорошее отношение Роджера ко мне — и неудивительно, я бы сама не простила таких отвратительных обвинений против моей прислуги. И только Эллис развеселился — впрочем, ему всегда приходился по вкусу хаос, когда рушились одновременно судьбы малознакомых людей и глупые правила поведения.

— Ну, кухню-то как раз проще всего объяснить. Мисс Грунинг — племянница повара, она даже вещи миссис Шелли частенько штопала под боком у любимого дядюшки. Прекрасно! — обаятельно улыбнулся детектив. — Ваша версия незначительно отличается от моей, а это, поверьте, высокая похвала, ни один "гусь" за последний год такой не удостаивался. Что же до расхождения в деталях, то мне кажется, что мисс Грунинг вполне могла не сжечь этот клятый палец, а кинуть его в суп.

Я представила — и накатила дурнота. Паола шагнула ко мне, чтобы поддержать под локоть, потому что трости явно уже не хватало. А Роджер, молчавший всё это время, наконец вспылил:

— Глупости! Эсме никогда бы ничего подобного не сделала! Палец в супе, абсурд! И она бы никогда не смогла никого убить!

Он говорил яростно и убеждённо — ни крупицы лжи, как нашёптывал мне прощальный дар Финолы. Эллис же безмятежно поддел мыском ботинка осколок горшка — белый, как старая, обглоданная временем кость.

— А я и не говорил, что мисс Грунинг кого-то убила, — произнёс детектив многозначительно — и умолк, выжидая.

— И что же ты имеешь в виду? — Щёки у Роджера раскраснелись.

— Что, что… Пока секрет. Вот побеседую с твоей драгоценной мисс Грунинг и скажу.

Терпение у меня кончилось. Я взглянула на сумерки за окном, сгустившиеся настолько, что исчез всякий намёк на цвет, и негромко попросила:

— Миссис Мариани, проводите меня к автомобилю. Доброго вечера, господа, — без улыбки обратилась я к Роджеру и Эллису. — Мистер Шелли, прощу прощения, но я устала и вынуждена вернуться домой. Буду рада навестить миссис Шелли через несколько дней… — "и наконец-то вас выслушать", — хотела сказать я, но не стала — ведь Эллис никуда не исчез, стоял рядом, настороженно наблюдая за мною. И вряд ли бы он одобрил планы Роджера — в чём бы они ни заключались. — … и продолжить нашу занимательную беседу о розах.

Роджер повёл себя как истинный джентльмен — пока он сопровождал меня к автомобилю, бессмысленный светский разговор о погоде так убаюкал нас обоих, что я почти позабыла обо всём, что сегодня произошло. И лишь на пороге вспомнила, точно обожжённая образом из воскресшего старого сна.

— Мистер Шелли, погодите, — замедлила я шаг перед ступенями. Февральский ветер ударил в лицо — сырой, пахнущий ещё даже не грязной бромлинской весной — обещанием весны. — Насчёт мисс Миллз… Не подумайте только ничего плохого… Если бы мисс Миллз перед смертью могла бы что-то вам передать, то она бы сказала, что не хотела брать его, что это вышло случайно и… — закончить оказалось труднее всего, но исказить или опустить слова погибшей служанки я бы не сумела, если бы и хотела. — И что она виновата во всём.

Это прозвучало чудовищно бестактно, безнравственно — впору сгореть со стыда, развеяться по ветру, как в кошмарном сне. Но Роджер внезапно улыбнулся, нежно и понимающе:

— Спасибо, леди Виржиния. А если бы я мог ответить Джудит, то сказал бы вот что: "Я прощаю тебя, милая. В конце концов, мы все очень тебя любили".

Никогда я не питала пристрастия к святым символам, но сейчас обвела себя знаком круга — не из страха, а из-за странного ощущения, что так правильно:

— Думаю, она вас слышит, мистер Шелли. Ведь у мёртвых есть трудности только с тем, чтобы докричаться до живых; каждый же наш шёпот они слышат ясно.

Роджер остался стоять на верхней ступени, как громом поражённый. А мы с Паолой спустились к автомобилю, опираясь друг на друга и на зябкий ветер. Больше всего я боялась, что Лайзо скажет что-нибудь по дороге домой, но, к счастью, он молчал. И лишь уже в дверях улучил момент, когда мистер Чемберс отвлёкся, а Паола замешкалась — и обнял меня на мгновение, словно собственным теплом изгоняя из меня хмурую февральскую тьму.

Впрочем, возможно, что так оно и было.

На следующий день я сказалась больной и до самого вечера не выходила из своей комнаты. Пила тёплое молоко, как ослабевший ребёнок, и бездумно листала старую книгу из отцовской библиотеки, не понимая ни слова. Водила пальцами по гравюрам, отслеживая чёрные линии на жёлтой бумаге: рыцари и драконы, демоны и единороги, благородные дамы, розы, розы, розы…

Глубокий прокол, оставшийся от шипа, зажил к следующему утру.

Четвёртого февраля моё уединение неожиданно было нарушено. В кабинет постучался мистер Чемберс и сообщил, что меня ожидают супруги Уэст.

— Я взял на себя смелость проводить их в гостиную. Несмотря на то, что вы говорили, будто вам нездоровится и вы никого не желаете принимать, — с таким достоинством заявил дворецкий, словно он был вассалом, нарушившим слово, данное королю, во имя высшего блага. — Однако супруги Уэст, согласно вашим же указаниям, занесены в список друзей семьи, которым рады в любое время. И, кроме того, они доставили некую картину…

Ленивое оцепенение мгновенно слетело с меня. Я решительно захлопнула книгу — "Сказание о деве и разбойнике", вот как она называлась! — и приказала:

— Позовите немедля Юджинию. А мистеру и миссис Уэст скажите, что я буду через четверть часа.

Картина! Они привезли "Человека судьбы"! Воистину хороший знак. И довольно мне отдыхать, так и дела запустить недолго.

С помощью Юджи я сменила скучное домашнее платье, коричневое с розовой отделкой, на изумрудно-зелёное с серыми вставками — строгое и, пожалуй, немного отставшее от моды, но зато безупречно подходящее моему характеру. Сейчас, когда весь свет точно с ума сошёл, облачаясь в легкомысленные, бесформенные, свободные вещи с низкой талией и безвольной линией плеч, мне хотелось чего-то жёсткого, как доспехи.

Что там сказал Роджер — ему-де легко представить меня в мужском костюме? Что ж, мне уже доводилось облачаться в нечто подобное. И, положа руку на сердце, признаюсь, сейчас я была бы не против, чтоб мода сделала очередной безумный кульбит и подарила женщинам брюки…

Глупости, впрочем. Уж такого-то не случится никогда.

Разговор с Уэстами получился гораздо более короткий, чем я полагала. Начать с того, что Джулия изрядно перепугала меня одним своим видом: бледная, похудевшая, с лихорадочно горящими глазами.

— Я спасла его! — заявила она, едва мы обменялись приветствиями. — "Человека судьбы"! И это удивительно, леди Виржиния! Я никогда не ощущала такого вдохновения!

Джулия попыталась привстать; кажется, если б Лоренс не удержал её, она бы пустилась в пляс. Он выглядел сильно встревоженным. Мы обменялись взглядами, и я кивнула, давая понять, что и меня беспокоит состояние его супруги. Говорят, что истинное достоинство настоящей леди или прирождённого джентльмена состоит в том, чтобы не замечать чужих промахов, неприглядных ситуаций и прочего, что обе стороны ставит в неудобное положение. Однако я никогда не владела сим высоким искусством, зато в совершенстве научилась делать вид, что ничего не замечаю — когда это действительно необходимо.

Сейчас же требовалось иное.

— Прекрасно! — горячо ответила я Джулии и села рядом с нею. — И вы непременно мне всё расскажете, я настаиваю. И вы обязательно попробуете один новый удивительный чай, и возражения не принимаются, нет, дорогая миссис Уэст, ни в коем случае!