Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлинский насмешник

Псалом гласит:

Глубокая истина и сокровенная!К тебе – в миллионы веков трудный путь!Увидев, услышав, держусь неизменно я,И жажду постичь твою высшую суть.[1396]Все будды и все бодхисаттвы небесныеНа землю сошли воскурить фимиам,Ученью вознесть славословья чудесные!..А я повествую о мудрой Хуан.

В старину это случилось, в правление Ханьского царя. Шли тогда благодатные дожди и дули мягкие ветры. Процветала страна и наслаждался покоем народ. И появилась тогда на свет некая женщина, милосердием своим растрогавшая небо. У богача Хуана, жившего в уездном городе Наньхуа, области Цаочжоу,[1397] родилась дочь – девочка серьезная, рассудительная и собою красавица. Ей было всего семь лет, а она уже носила грубую одежду, соблюдала посты и читала «Алмазную сутру», дабы отблагодарить за любовь родителей своих. И так изо дня в день. И явилась ей в небе растроганная бодхисаттва Гуаньинь. Родители, видя усердие, с каким дочь читает сутру, стали ее отговаривать, но она не последовала совету. Тогда разыскали они сваху, выбрали счастливый день и добрый час и выдали дочь замуж за мясника Чжао Линфана. Прожили супруги двенадцать лет и родились у них один сын и две дочери. Обратилась однажды к мужу своему Хуан и говорит:

– Мы прожили в супружестве двенадцать лет, родили достойного сына и прекрасных дочерей, но только любовь затягивает человека, как омут… Прислушайся, муж мой, к романсу, что я для тебя приготовила:

С женою связан муж судьбою.Пусть дети бегают гурьбою,Не задержать прихода смерти.Супруг, хозяин мой, поверьте,И вместе примем мы решенье –В подвижничестве лишь спасенье.Богатство, знатность – сорняки,Соблазны жизни так мелки!

Однако не смог Линфан взять на себя такой обет и однажды, простившись с женою, уехал покупать свиней в Шаньдун. А Хуан после отъезда мужа убирала дом, совершала омовение и, с молитвой возжигая благовония, стала читать «Алмазную сутру».

Когда немедленно отбылв Шаньдун мясник Линфан,В центральной зале спать легливсе четверо детей,[1398]А в спальне западной жена –сударыня ХуанДушистой вымылась водой,оделась без затей.На запад обратясь, жгла в спальне фимиам,Молилась вечером и утромИ свитки драгоценные учила там,Алмазную читала сутру.Твердить каноны не закончила она,Как фимиам растаял вдруг:Ее молитва Будде так чиста, сильна,Что небосвод пронзает звук.Достигло Слово райских сфер и адских врат,И свет волшебный ослепил.Увидев, царь Яньло[1399] был несказанно радИ лик свой царственный явил.Ужель в подлунном мире,[1400] средь страстей и бедБуддийский патриарх возрос?Призвал он двух судей загробных на советИ учинить велел допрос.«Владыка мудрый», – говорит судья в ответ, –Сей голос, он из Наньхуа,Над Цаочжоу воссиял небесный светМолитвой госпожи Хуан.Познанья праведницы этой глубоки,Одета скромно, пост блюдет,Творит добро, ее свершенья велики –Им радуется небосвод.[1401]

Поет, словно «Алмазную сутру»:

Сердце бешено забилосьу Яньло от этих слов,И два демона сбежалисьна его поспешный зов.Их направил к дому Чжао,под его достойный кров.Там Хуан читала сутры,осветив в ночи альков.Вдруг увидела: пред неюдвое отроков – послов.

Декламирует:

Один – это добрый посланец небес,Другой – злобный якша, молоденький бес.[1402]Хуан прервала свое чтение в миг,К гостям обращен ее праведный лик.«От дома какого к слуге недостойнойПришли вы?» – «Сударыня, будьте спокойны,Не вашей семьи драгоценной родня,Из царства теней к вам послали меня.Зовет тебя, матушка, мудрый Яньло,От сутр, что читаешь ты, в небе светло.»От слов этих мигом сковал ее страх,К ним с просьбой она на дрожащих устах.«С фамилией той же и с той же судьбойДругую возьмите к Яньло вы с собой.Готова на сотни милльонов смертей,Но как я сиротами брошу детей?!Ведь доченьке старшей лишь девять годков,А младшей-то шесть!.. Как оставить мне кров?!Сынку малолетнему – три миновало,Его берегла и ласкала так мало!Отпустите если, то жизни по гробУсерднее буду творить я добро!»Ей отроки молвили из темноты:«Кто помнит “Алмазную сутру”, как ты?!»

Добрый и злой отроки, слушавшие мольбы праведной Хуан, никак не могли взять ее с собой. До того сильно любила она деток своих, что не в силах была с ними расстаться. Торопить ее стали отроки: «Матушка добрая, смерть возьмет тебя в третью ночную стражу,[1403] не отложить даже до четвертой. Это здесь в световом мире ты свободна, вольна. А царство теней не допустит отсрочки. Промедлив, мы согрешим, и никакие оправданья не помогут.»

И решилась тогда Хуан. Велела дочери нагреть воды и после омовения, пред Буддою представ, ноги по уставу сложив, молча села. Душою подлинной предстала Хуан перед владыкой Яньло.

Поет на мотив «Осень над Чуской рекой»:

Жизнь – как молнии вспышка, как сон по утру.Человек пред кончиной – свеча на ветру.Уже встретила я государя Яньло,В дальний путь собралась, одеянье бело.С Ностальгической башни[1404] взгляну я назад.Как терзаюсь слезами родимых ребят!Вы в льняных поясах и в простом одеяньиБейте в гонги, готовьте мой гроб к отпеванью.

Произносит, как прозу:[1405]

Оставим в стороне то, как страдал Линфан.

Расскажем об идущей в мир теней Хуан.

Достигла адских берегов Най-хэ реки.[1406]

Пред Золотым мостом[1407] замедлила шаги.

«Кто удостоен Золотым мостом идти?»

«Тот, кто читает сутры с верою в груди».

А под мостом вздымался столб кровавых брызг,

И ужасали крики скорби, плач и визг.

Кружились змеи посреди кровавых луж,

От яда их страдало столько грешных душ!

Вот впереди Гора Разломанных монет

«Какой заложен в сем названии секрет?»

«Жгут люди жертвенные деньги, – был ответ, —

Сжигают не дотла, и так милльоны лет —

Гора скопилась из таких полумонет.

Так и назвали. И других секретов нет».

Невинно убиенных град перед Хуан —

Им нет перерожденья, их судьба – туман.[1408]

От состраданья заболела голова

Хуан, «Алмазной сутры» вырвались слова.

Открыли грешники в реке свои глаза,

Покрыли гору трупов пышные леса,

Земля не от огня – от лотосов красна —

Ад облаком благим укрыли небеса.

Торопят отроки Хуан покинуть град,

Спешат правителю Яньло, подать доклад.

Поет на мотив «Овечка с горного склона»:

Драгоценный алтарьвсех явлений ВселеннойПред Хуан вдруг предстал ослепленной.Два посланца о нейдоложили мгновенно,И Яньло ее принял степенно.Позабыв о жизни бренной,Пав коленопреклоненнойВозле золотых ступеней,Слушала Хуан в волненьи.«Расскажи нам откровенно,Как ты долго с неизменнымПостоянством чтишь ученье,В сутрах ищешь просветленье?Было ли тебе явленьеБодхисаттвы Гуаньинь?Без утайки говори!»«Лет с семи соблюдаю посты, и в надежде,Что Всевышний услышит, отверзнутся вежды,Жгла я жертвы без устали день ото дняИ тогда, когда замуж отдали меня.Проникала в учение сутры нетленнойИ жила с мужем жизнью я кроткой, смиренной.»

Произносит, как прозу:

«Узнай душою праведной Яньло наказ, —

В ответ услышала Хуан Владыки глас. —

“Алмазной сутры” много ль знаков помнишь ты

И выделенных мест, темнее темноты?

Иероглифом каким вздымается канон?

Каким он опадает, плавно завершен?

Какие в центре? Если помнишь все как надо,

Вернешься к жизни. За усердие – награда!»

Пред пьедесталом золотым Хуан встает:

«Услышь, мой государь, рабы твоей отчет.

Пять тысяч сорок девять слов в Каноне, как одно!