Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлинский насмешник

Произносит, как прозу:

«Узнай душою праведной Яньло наказ, —

В ответ услышала Хуан Владыки глас. —

“Алмазной сутры” много ль знаков помнишь ты

И выделенных мест, темнее темноты?

Иероглифом каким вздымается канон?

Каким он опадает, плавно завершен?

Какие в центре? Если помнишь все как надо,

Вернешься к жизни. За усердие – награда!»

Пред пьедесталом золотым Хуан встает:

«Услышь, мой государь, рабы твоей отчет.

Пять тысяч сорок девять слов в Каноне, как одно!

Черт – восемьдесят да четыре тысячи всего.[1409]

Иероглиф “сущность” – первый, а последний – “карма,[1410]

Знак “долга” в центре, рядом – “бремя”, ему парный.[1411]»

Свой не окончила рассказ, и вдруг в ночи

Пронзили трон Яньло тончайшие лучи

И посветлел драконий лик[1412] царя смертей.

«Что ж, отпущу тебя взглянуть на мир людей.»

Решенье услыхав, ответила тотчас:

«Внемли, о государь, рабе в последний раз.

Пускай я не вернусь в семью простых невежд,

И грешных крашенных[1413] не надо мне одежд.

Быть добродетельной четы хочу я сыном,

Каноны Будды чтить всю жизнь, пока не сгину.»

Взяв кисть, Яньло вердикт свой начертал мгновенно:

«Быть отпрыском семьи богатой и степенной,

Войти младенцем в Цаочжоу к старым Чжанам,

Чтобы могилы их не заросли бурьяном.

Супругов добродетельных очаг согрей,

Чьи славны имена меж четырех морей.

Прими забвенья прошлых жизней эликсир.

Сквозь чрево досточтенной Чжан ступай в сей мир.

Лишь слева на локте младенческой руки

Впишу иероглифов две красные строки.

То явится в перерождении Хуан,

Чей муж никчемный в прошлой жизни был Линфан.

Даровано мужское ей перерожденье

И долголетие за тягу к просвещенью.

Пусть Чжан взлелеет сына, как бесценный дар,

Отцовство – чудо, если ты уже столь стар».

Поет на мотив «Креповое черное платье»:

В точности осуществилсягосударя план –Обрела мужское тело,стала Чжан – Хуан.И богач расцвел от счастья.Сын в три года повзрослел,В семь – явил он светлый разуми в науках преуспел.Редкостным Талантом звали –зарекли от бед.Первым тронный сдал экзаменв восемнадцать лет.

Так вот. Выдержал восемнадцатилетний Чжан Цзюньда – Редкостный Талант экзамены и занял пост уездного правителя Наньхуа в Цаочжоу. Как вступил он в должность, первым делом занялся казенными налогами, потом обсудил дела управы и тут вспомнился ему прежний дом. Велит он двоим посыльным: «Идите пригласите Чжао Линфана. Поговорить надобно». Посыльные без промедления направились к дому Чжао и пригласили Линфана.

Произносит, словно прозу:[1414]

Линфан один в своем дому читал каноны —

Усердно он молился Будде.

Когда посыльные вошли к нему с поклоном

И он узнал, в чем дело, – тут же

Собрался, приоделся чинно по параду

И вышел посетить управу.

Войдя, он поклонился в зале по обряду.

Его почтил сановник главный —

Правитель Чжан! Он принял мясника на славу!

И усадил его с почтеньем.

Любезностями обменялись по уставу,

Подали слуги угощенье.

«Ты, сударь, – мой хозяин и супруг Линфан

Из рода Чжао. Приглядись!

Ведь я – жена твоя, умершая Хуан.

Мужчиною вернулась в жизнь.

Не веришь? Отойдем на тихую веранду,

Сниму одежды при свече:

Там надпись киноварная вещает правду

Иероглифами на плече.

Что дочка старшая, любимица, уже

Живет женой в ином дому,

Что младшей дочки муж – достойный Цао Жэнь

И предана она ему.

Тоскует сын о матери почтительный,

Ухаживает за могилой.

Давай-ка сядем на коней стремительных,

На кладбище поскачем, милый!»

Правитель и Линфан с детьми пошли на могилу Хуан. Открыли гроб. Хуан лежала как живая. Они вернулись домой и семь дней служили панихиды. Линфан читал «Алмазную сутру». Тогда опустилось благовещее облако, и все впятером на облаке вознеслись на небеса.

Тому свидетельством напев на мотив «Отшельник у реки»:

Заслуги праведной Хуан по праву оцените:Вошла она с детьми и мужем в райскую обитель.Кто добродетелен в миру и чтит ученье Будды,Того и бодхисаттва милосердья[1415] не забудет.

Заключение:

Драгоценный свиток уже завершенСовершенство Будды уже нам известно.В мире дхармы,[1416] все, наделенное чувством[1417]Победит сей мир. Да придет торжество!Да вручим себя Будде![1418]Ученье едино, безмерно,Совершенною правит оно пустотойИ в центре стоит океана буддизма,Повсюду блуждает,Везде побуждаетВсе реки, пескиВернуться, сойтисьВ мир Чистой землиИ в счастье молитв.Склоняясь, даем мы обетУчения словомИ именем Будды,Что ввысь достигаетНебесного рая,А вниз проникаетВ подземное царство.Воспомнившие Будду –отрешатся от мира сансары;Творящие злодейства –век на дне преисподней увязнут.Достигшим просветленья –путь спасения Будда укажет.И воссияет свет,И озарит он десять направлений!Опустится на запад и восток,Вернется в отраженьи,Установившийся на севере и юге,Достигнет всех домов.Взойдем к концу перерождений –пристанет к берегу ладья.Ребенок встретит мать родную –свернется снова в эмбрион.Три драгоценности отныне –пребудут в нас сохранены!И успокоятся навеки –людские страсти и умы.

Псалом гласит:

Всем когортам грехов, что творимы людьми,От начала начал до сих пор нет изводу.От Чудесной горы[1419] разбрелися они,Утеряли великую первоприроду.В четырех видах жизней[1420] есть искорка будды[1421] –Приведет она всех к возрождениям чудным.Свое первое благодаренье[1422]шлем мы Небу с Землею за милость рождения.А второе шлем благодареньеЯсну Солнцу с Луною за дар озаренья.Наше третие благодаренье –всем владыкам земли и воды за их милость,А четвертое благодареньешлем отцу мы и матери, что нас вскормили.Наше пятое благодаренье –патриархам, Закон преподавшим глубоко,А шестое шлем благодареньедушам тех, чьи тела схоронили до срока…[1423]Мудрость величава во спасенье –Маха праджня парамита![1424]!!

Мать Сюэ кончила чтение. Шла вторая ночная стража. Юаньсяо, из покоев Ли Цзяоэр, подала чай. Потом Ланьсян, горничная Мэн Юйлоу, поставила на стол всевозможные деликатесы, фрукты и кувшин вина. Появился чайник с лучшим чаем. Ланьсян налила чашки супруге У Старшего, Дуань Старшей, Ли Гуйцзе и остальным гостьям. Юэнян велела Юйсяо подать четыре блюда печенья и сладостей. Чаем угостили и трех монахинь.

– После матушек наставниц пора мне спеть, – сказала Гуйцзе.

– Какая ты услужливая, Гуйцзе! – заметила Юэнян. – Покою не знаешь.

– Погоди, я сперва спою, – вмешалась барышня Юй.

– Ну и хорошо! – поддержала хозяйка. – Пусть барышня Юй споет.

– А после сестрицы я буду матушек услаждать, – заявила певица Шэнь.

– Что вам спеть, матушка? – спросила, наконец, Гуйцзе.

– Спой «Ночь темна, глубока», – заказала Юэнян.

Гуйцзе наполнила чарки, яшмовыми пальчиками коснулась струн лютни, потом неторопливо перекинула через плечо шелковый шнур, слегка приоткрыла алые уста, из которых показались белые, как жемчуг, зубы, и запела:

Ночь темна, глубока, не достичь ее дна.Надушила подушку, осталась одна.Все ждала, уж цветы озарила луна,Воцарилась незыблемая тишина.Будто вымерло все, а на сердце тиски.Заунывные стражи бьют ритмы тоски.Ты пришел наконец, хоть не видно ни зги,Вновь мы счастливы и неразрывно близки.

На тот же мотив: