Эпилог (СИ) - Блэки Хол

    Он психанул. Недостаточно извинений? Что еще нужно? Ах, выбрать шторы на кухню, чтобы в тон? Ну, так выберем, как изволите.

    Эва изволила терроризировать. Немногословно. Говорила: "Здесь нет того, что мне хочется", и они отправлялись дальше. В промежутке пообедали молча в кафе, и Эва избегала встречаться взглядом. А потом поехали в следующий магазин. И в следующий. И в следующий.

    "Ладно, - усмехнулся Мэл. - Поглядим, кто кого возьмет измором". И терпел, терпел. Изображал равнодушие к попыткам Эвы вывести его из равновесия. Шторы они так и не купили, и Эва опять спала на диване. Черт те что и сбоку бантик. Её бойкот начал надоедать. Мэл вдруг понял, что соскучился по ноге, заброшенной на него, по облаку темно-русых волос на подушке, по легкому поцелую спросонья.

    - Почему не собираешься? - спросил утром понедельника. - Если опоздаешь, лекции не отменят.

    - Позавтракаю здесь, - ответила Эва бесцветно.

    Здесь, так здесь. Мэл ушел, хлопнув дверью, в надежде, что она очнулась, подскочив от громкого звука.

    - Сегодня опять поедем выбирать шторы, - заключил кисло Мэл.

    - Ну, и стоило вешать хомут на шею? - хмыкнул Мак. - Куда проще - вечером привел тёлку домой, утром дал денег на такси. Никаких проблем. Она не пытается накормить сырой... чем?

    - Кулебякой...

    - Ага. Кулебякой. Не строит тебя по струнке и не заставляет маршировать по свистку. Ты сам выбираешь, что хочешь. Сегодня блондинка, завтра брюнетка. Сегодня футболка, завтра майка. Легко. И не нужно спрашивать разрешение. Зачем усложнять себе жизнь?

    Мэл откинулся на стуле. Хотел ответить, но зазвонил телефон. Он взглянул на экран и подобрался.

    - Да, - ответил недовольно и выслушал говорящего. На лице проступила крайняя растерянность. - Эвочка, миленькая, что случилось?... Ну, конечно... Где ты?... Я сейчас. Дождись!

    - Эй, где пожар? - крикнул Мак вслед товарищу, который ринулся из столовой, забыв о нетронутых тарелках на подносе.

    - Где-где? - проворчал Дэн. - Понесся мириться. А ты спрашивал, зачем усложнять жизнь.

    Мэл припустил в общагу, где его встретила Эва. Неодетая, непричесанная. Зареванная. "Скоро звонок, а ты не собралась", - открыл он рот, чтобы сказать, но Эва не позволила. Вцепилась в него. Обняла, обхватила. Приклеилась.

    - Прости, Гошик, - всхлипывала, размазывая слезы по щекам.

    - Эвочка... Ну, не плачь... Ты плачешь, а у меня внутренности наизнанку выворачиваются... Эвочка, пожалуйста...

    - Я злая. Жестокая... Не могу больше...

    - Это ты прости меня. Я не хотел. Не подумал...

    Ох, каким вышло примирение! Тянущим, нежно-томительным. Сладким. Нетерпеливо-жадным. Тут же, на паласе. Страсть, растертая с марципаном и посыпанная шоколадной пудрой.

    Таки они опоздали на первую лекцию. И по дороге в институт останавливались через каждые два шага, чтобы поцеловаться, наплевав на репортёров.

    Сдались эти шторы. Лучше пойти в кино с иллюзиями, на места в последнем ряду. Верно?

    Сентябрь разгорался. Первая половина дня проходила в лекциях, затем Мэл уезжал на работу, а Эва отправлялась на индивидуальные занятия и не забывала о должности младшего лаборанта. Вечером Мэл по заведенному порядку заходил за ней в институт.

    Последний выпускной курс начался для него в непривычном статусе. Если в прежние годы Мэл с приятелями, заняв постамент у святого Списуила, выглядывал симпатичных первокурсниц и смущал их непристойными предложениями, то теперь парни развлекались без него. Мэл снисходительно посматривал на робеющих новичков, скользя лениво по лицам. Девчонки трепетали и бросали взгляды - кто застенчиво, кто посмелее. Шушукались.

    "Ах, это тот самый"...

    "Сын начальника двух Департаментов"...

    "О них все говорят. Видела последние фотки в газете?"...

    "Необычная пара. Живут вместе"...

    "Подумаешь!"...

    "Не сходят с верхних строчек рейтинга"...

    "А она не видит, представляешь? И учится здесь!"...

    "Симпатичный"...

    " Будешь таращиться, она отдаст твою душу дьяволу. Опасная штучка. Слышала, как обошлась с той девчонкой? Нет?! Об этом до сих пор гудят. А та всего лишь сказала ему "привет"...

    "Наверное, он ей должен. Или приворожила его. Надо же, такой красавчик - и со слепой"...

    Мэл лишь крепче обнимал Эву и посматривал на сплетников насмешливо и высокомерно.

    Элитный столик в столовой так и остался обособленным. Правда, на третий день от начала учебы два зеленых первокурсника заняли угол по незнанию, но Мэл посмотрел на новеньких ласково, а с соседних столиков предостерегающе зашикали, и юнцы поспешно ретировались.

    Начались занятия - возобновились лекции по символистике. Мэл поначалу пребывал в напряжении. Казалось бы, и препод теперь несвободен, и Эва благополучно отработала летом лаборанткой, не сталкиваясь лицом к лицу с Вулфу, и обострения в полнолуние протекали легче, а все равно Мэл не доверял профессору. Тому в любой момент могла наскучить человеческая подружка, а единственная и ненаглядная сидела тут же, под носом, на верхнем ряду.

    Но хромой жизнь не осложнял. Материал читал в прежнем ритме, на Эву внимания не обращал. Она теперь не требовала обязательную порцию объятий после каждой лекции, хотя сидела на занятиях задумчивая. А может, Мэлу казалось, а на самом деле Эва внимательно слушала и усваивала.

    Как-то она вспомнила о чемпионе. Жалостливо вспомнила, мол, каково ему в чужом краю, без поддержки родных. Сдал ли он сессию и шагнул ли в четвертый год обучения?

    Мэл хотел ответить, как есть на духу, но зубами скрипнул и промолчал. Пусть остается в неведении относительно Рябушкина и его простодушия. Знала бы Эва, каким подлым человеком оказался спортсменчик, плевалась бы при упоминании его имени.

    Мэл встретился с крепышом-коротышом перед его отъездом на север. Встретился, чтобы поговорить по-мужски и спросить, глядя глаза в глаза: "Зачем ты, гнида, подставил мою женщину?"

    Приехал домой к Рябушкину, вызвал на лестничную клетку и спросил. Для усиления эффекта пришлось создать deformi*, потому что тот вздумал хорохориться.

    И чемпион поведал. Стыдился, краснел, бекал, но выдавил сумбурно.

    Собственно, Мэл не удивился. Простодушный Рябушкин влип по самое не хочу, связавшись с элитными детками. "Девушка" Петруши - дочка второго замминистра финансов - тянула из своего ухажера денежки как пылесос. На редкость легкомысленная особа со своеобразными понятиями о девичьей скромности. Она же затащила спортсмена в мир подпольных азартных игр. Наивный товарищ верил, что олимп близок, как и блестящее будущее. Рябушкин начал участвовать в нелегальных боях. Ему везло, он выходил из потасовок без серьезных повреждений - переломов и внутренних разрывов. А еще чемпион быстро подсел на халявные деньги. За игорным столом через его руки проходили фантастические суммы. Рябушкин мог выиграть за ночь до сорока штукарей и потерять не меньше. Но однажды он проигрался. Долг в пятьдесят тысяч висоров завис дамокловым мечом, грозившим опуститься в любое мгновение. Проценты росли.

    "К этому и шло", - подумал Мэл, слушая сбивчивый рассказ. - "Лопуха попросту развели".

    Отчаявшемуся Рябушкину предложили простить долг. Достаточно устроить так, чтобы замаралась фамилия студентки и хорошей знакомой Папены Эвы в каком-нибудь грязном дельце. Поначалу опешивший спортсмен категорически отказался, но что делать, если с него требовали уже семьдесят тысяч? Сам Рябушкин мог вернуть деньги, разве что продав себя на органы. Ну, и прихватив семью в придачу, о чем пригрозили кредиторы.

    И чемпиончик решился. Нагрянул в общежитие к Эве, придумав повод: просьбу о помощи с личным делом. На следующий день Мэл встретил крепыша и предупредил: "Без спросу подойдешь к Эве, поставлю на костыли". Он и не догадывался, что рука спортсмена сжимала в кармане полосатую резинку для волос, а в голове прокручивался сценарий будущего преступления.