Слишком большие, чтобы рухнуть. Инсайдерская история о том, как Уолл-стрит и Вашингтон боролись, чтобы спасти финансовую систему от кризиса и от самих себя - Эндрю Соркин

Если бы инвестор решил прислушаться к этому совету, он потерял бы огромные деньги. Но в ожидании главного все вежливо аплодировали.

Помимо разговора о Lehman Эйнхорн рассматривал сегодняшнее выступление как возможность продвижения новой книги «Как постоянно обманывать некоторых людей», которая родилась из его предыдущей речи на этой же конференции, только 2002 года, – речи, из-за которой у него начались проблемы с федералами. Тогда он поднял вопросы о бухгалтерских методах, используемых Allied Capital – вашингтонской частной инвестиционной компанией, специализировавшейся на фирмах среднего размера. На следующий день после его критики акции Allied упали почти на 11 %[223], и 33-летний Эйнхорн стал инвестиционным героем и врагом номер один для тех, против кого он ставил.

После той речи, которая стала для него первым публичным выступлением, Эйнхорн действительно ожидал, что регуляторы обратят внимание на его обвинения Allied в мошенничестве. Вместо этого Комиссия по ценным бумагам и биржам начала расследовать[224] его собственное поведение, чтобы узнать, не пытался ли он манипулировать рынком. Allied, в свою очередь, отбивалась как могла. Частный детектив, работавший на компанию, выдав себя за другого в целях получения конфиденциальной информации о постороннем человеке, незаконно получил записи телефонных разговоров Эйнхорна.

Битва Эйнхорна с Allied продолжалась уже шесть лет, но сегодня Эйнхорн, невозмутимый, как всегда, воспользуется трибуной, чтобы вызвать на бой гораздо более серьезного противника.

* * *

Эйнхорн наконец вышел к трибуне и вынул свои записи. Он взглянул в зал – с первых рядов ему подмигивали многочисленные BlackBerry. Инвесторы делали срочные заметки и моментально отсылали их в офисы.

Рынки, скорее всего, уже закрылись, но в финансовом бизнесе ценная информация на вес золота независимо от времени суток. Способ заработать есть всегда.

Эйнхорн заговорил, в его монотонной речи узнавался выходец со Среднего Запада. Он начал с перечисления основных этапов истории с Allied и связал ее с Lehman Brothers.

– Одним из ключевых вопросов, которые я поднял шесть лет назад в связи Allied[225], был вопрос о ненадлежащем использовании бухгалтерского учета и «справедливой» цены, потому что компания не хотела списывать инвестиции, стоимость которых упала в последней рецессии, – сказал он. – Этот вопрос вернулся в текущем кредитном кризисе, и теперь он стоит значительно более серьезно.

Он говорил, что Lehman не списал всех убытков в прошлом квартале и теперь эти убытки должны сильно вырасти.

После изложения этого провокационного тезиса Эйнхорн вспомнил историю на ту же тему: «Недавно в нашем офисе побывал генеральный директор одного финансового учреждения. Его фирма держала ряд ипотечных облигаций на своем балансе по первоначальной стоимости. Гендиректор рассказал мне, что облигации по-прежнему имеют наивысший рейтинг ААА. Так что в его фирме не верят, что могут нести какие-то постоянные потери и что сегодня нет ликвидного рынка, способного оценить эти облигации. Я ответил: „Лжец! Лжец! Шапка горит!“ – и стал убеждать его, что ликвидный рынок этих облигаций существует, что сами облигации, вероятно, в то время стоили 60—70 % номинальной стоимости и что только время покажет, будут ли убытки постоянными. Он удивил меня, потому что согласился. Отметил только, что, если бы он высказался иначе, бухгалтеры заставили бы списать стоимость облигаций».

Потом Эйнхорн вернулся к Lehman Brothers и отметил, что, по его мнению, есть свидетельства того, что фирма раздувала стоимость собственной недвижимости, что она не желает признавать реальные масштабы потерь из страха обвала акций. Он рассказал, как внимательно прислушивался к словам Каллан во время ее известного доклада о доходах, который она сделала на следующий день после срочной продажи Bear Stearns.

– В тот день на конференции финансовый директор Lehman Эрин Каллан употребила эпитет «великий» 14 раз, «сложный» – шесть раз, «сильный» – 24 раза, «жесткий» – один раз. А слово «невероятно» она произнесла восемь раз, – сказал он. – Я хотел бы использовать слово «невероятно» иначе и описать этим эпитетом ее доклад.

После этого он рассказал, как решил позвонить Каллан. На проекционном экране высвечивались соответствующие цифры, а он говорил, как спросил Каллан, как получилось, что в первом квартале Lehman списал только 200 млн долларов из 6,5 млрд особо «токсичных» активов, известных как обеспеченные долгом обязательства, хотя в пул долговых обязательств входили 1,6 млрд инструментов ниже инвестиционной границы.

– Г-жа Каллан сказала, что поняла мою точку зрения, и должна была перезвонить мне, – говорил Эйнхорн. – В последующей переписке она отказалась предоставить объяснение скромных списаний, а вместо этого заявила, что, основываясь на текущем поведении цен, Lehman «ожидает, что придется признать дальнейшие потери» во втором квартале. Почему же тогда не было большего списания в первом квартале?

Эйнхорн объяснил, что был также обеспокоен расхождением в 1,1 млрд долларов между цифрой, названной в докладе о доходах и ежеквартальной отчетности в Комиссию по ценным бумагам и биржам, и поданной через несколько недель оценке Lehman своих так называемых активов третьего уровня – активов, для которых не было рынков и стоимость которых отслеживалась только внутренними моделями фирмы. «Я спросил Lehman: увеличили ли вы оценку активов третьего уровня более чем на миллиард долларов где-то между пресс-релизом и подачей отчетности? Они ответили: „Нет, совершенно точно нет!“ Но другого правдоподобного объяснения они предоставить не могут».

Громко откашлявшись, Эйнхорн закончил свою речь предупреждением: «Надеюсь, что господин Кокс, господин Бернанке и господин Полсон обратят внимание на риски финансовой системы, которые создает Lehman, и направят компанию по пути рекапитализации и признания потерь. Надеюсь, это случится до того, как потребуется помощь федеральных налогоплательщиков. Последние несколько недель Lehman жаловался на продажи вкороткую. Статистика и наш опыт доказывают, что, когда руководство так поступает, это признак того, что оно пытается отвлечь инвесторов от более серьезных проблем».

* * *

В течение нескольких минут после того, как Эйнхорн покинул сцену, известие о его речи было передано по всему финансовому миру. Когда на следующий день рынок открылся, Lehman ждал серьезный удар – его акции упали на 5 %.

Когда Эйнхорн направлялся вверх по Бродвею для участия в вечеринке в ресторане Shun Lee West по поводу выхода книги, он перелистывал программу конференции, которую только что покинул, и наткнулся на то, что заставило его печально улыбнуться. Lehman Brothers был одним из генеральных спонсоров конференции и заплатил 25 тыс. долларов за то, чтобы мир услышал, как Эйнхорн публично подрывает авторитет фирмы.

Глава шестая

Кто нас сдал?[226] – спрашивал Дик Фулд, едва сдерживая ярость. Выглядел он так, будто был готов прыгнуть через стол и кого-нибудь задушить. Топ-менеджеры компании сидели в абсолютной тишине вокруг стола конференц-зала. Была среда, 4 июня.

Фулд держал в руках свежий номер Wall Street Journal. Страница C1 содержала то, что Фулд назвал «величайшим предательством за всю его карьеру». Утром он чуть не задохнулся, когда прочитал заголовок «Lehman ищет капитал за рубежом»[227] и подзаголовок, словно добивавший: «По мере падения котировок акций компания с Уолл-стрит расширяет поиск наличных и может обратиться за помощью к Корее».

Вот он, его секретный план, в утренних новостях, выставленный перед всем миром, – план, над которым он работал на протяжении последнего месяца, чтобы ответить на критику и показать силу. Он трудился не покладая рук, чтобы укрепить положение фирмы, а теперь, кажется, утечка поставило это все под угрозу.

В течение последних нескольких месяцев Фулд много раз не под запись говорил с репортером Сюзанной Крейг. Но он, безусловно, не сказал ничего лишнего. Статья Крейг была краткой и по существу. Сюзанна знала, что Lehman вел переговоры с Корейским банком развития, государственно-частным банком Южной Кореи. Она знала, что это могло стать серьезной международной сделкой, что над ней работал Кунхо Чо, топ-менеджер Lehman в Сеуле. Единственный способ, которым она могла узнать лишнее, заключался в том, что кто-то из сидящих сегодня за столом в конференц-зале на самом деле проболтался.

После майской речи Дэвида Эйнхорна, когда Lehman упал на 22,6 %, это было еще одно пиар-бедствие. Фулд прекрасно осознавал, что банкиры порой были не прочь поболтать о своих клиентах, но речь шла о компании, которой он отдал жизнь, речь шла о выживании. Измены он простить не мог.