Марш обреченных - Владимир Свержин

— Хорошо. Но для чего ты мне все это рассказываешь?

— Господи! — возмущается Слава. — Это же понятно до примитивности! Меньше тридцати процентов кадровых военных ГДР нашли себе место в Бундесвере. А если ты генерал, доживающий в своем кабинете последние дни и не ждущий от новой власти ничего хорошего, станешь ли ты подкрашивать свои танки для того, чтобы преподнести их чужим злым дядям или по просьбе своего старого приятеля подменишь одни «коробочки» на другие, получив при этом достаточно денег для безбедной старости где-нибудь в тихом уголке новой Объединенной Германии?

— Пожалуй, это тоже не противоречит здравому смыслу. Таким образом, немецкие танки советского производства возвращаются на Родину, а вместо них уничтожается рухлядь, собранная с танкодромов!

— Правильно, командир. Но цепочка на этом не заканчивается. Танки вывезенные из ГДР направляются в Тенишево, где им устраивают профилактический ремонт и перекраску. Отсюда их на выбор можно продавать любому желающему, а можно обменять на более новые.

— Ну конечно же! — я хлопаю себя ладонью по лбу. — Как же я сразу не догадался! Ты можешь сказать, когда до настоящего времени в последний раз использовались сводные части? Если, конечно, не считать парад Победы?

— Насколько я помню, при обороне Москвы, — опасаясь ошибиться, чуть помедлив, отвечает капитан Бирюков.

— А теперь вот — в Чечне! Собирают, по утверждению Минобороны, из тридцати — сорока частей со всех округов. А потом, не дав не то, что сработаться, но даже толком узнать друг друга, бросают в бой. Тасовать такие части можно сколько угодно, без ущерба для их боеспособности. Она, увы, условна. Армию загнали на бойню! Для чего спрашивается? Полицейская акция? Наведение конституционного порядка? Черта с два! Для того, чтобы списать побольше техники, боеприпасов, горючки и прочего военного имущества! Не может такого быть, чтобы российская армия при умелом руководстве не смогла бы задавить Чечню! Не в первый раз! Опыт есть. Однако, с самого начала, от ввода наших войск до последнего дня боев допущен такой катастрофический ряд «ошибок и просчетов», что иначе как заранее обдуманным преступным сговором их не объяснить. При всем уважении к боевому духу и отваге чеченцев.

— В общем понятно, — подытоживает наш разговор Валера, с видимым удовольствием поглощающий принесенный Бирюковым кофе. — Желая того или не желая, мы столкнулись с крупнейшей, может быть крупнейшей в мире, компанией занимающейся контрабандой вооружений. Полагаю, что не только танков, но и всего остального. Компания транснациональная, имеющая любую желаемую поддержку на самом верху военного, финансового и политического истеблишмента. Что будем делать по этому поводу, господа офицеры?

Тагир Насурутдинов, занявший Валерино место на диване, открывает правый глаз. У него забавная манера спать и все слышать.

— Я полагаю, что пора ехать в Узбекистан. Посмотреть, что там замышляется. Куда то же эти танки из Тенишево направляются. Не среди барханов же им ралли устраивать.

— Ты прав. Что-то типа секретного полигона там должно быть.

— Должно-должно, — соглашается Тагир, вновь закрывая глаз. — Слава вот начал о земляке моем рассказывать, да сбился. Так если позволите, я ещё немного продолжу. После развала Союза полковник Мухамедшин занимает видное место в Минобороны Узбекистана. В частности, его подпись стоит под документом, регламентирующим состав узбекской армии, а также определяющий принадлежащую ей недвижимость. После отставки в декабре девяносто третьего — начале девяносто четвертого получает предложение от «Вестборн технолоджи инкорпорейтед» занять пост директора местного филиала фирмы.

— Так, ради досужего интереса, Тагир, может быть тебе известно, чем занималась или может быть занимается эта фирма в Узбекистане?

— Известно. Там у нас это известно практически любому. WTI занимается геологическими изысканиями.

— Фирма драного волка Мюррея — геологическими изысканиями? — веселюсь я. — И что ищут?

— Какая разница? — пожимает плечами Тагир. — Нефть, газ, от Бога дулю! Это дает им возможность отчуждать значительные территории, аккумулировать технику, а если учесть, что мы имели дело с Мухамедшиным, то, скорее всего, имеется и какая-то забытая в списке воинская часть. Как вы думаете?

— Звучит убедительно. А как на самом деле, одному Аллаху известно.

— Вот я и говорю, — продолжает настаивать Тагир, — что надо мне съездить к Аллаху поближе и лично разобраться, что к чему.

— Опасно, — смотрит на меня Слава.

— Не подвергается с опасности только тот, кто уже умер. И то, только до Страшного Суда, — изрекает майор Пластун. — Тагир дело говорит.

— Ребята, за меня бояться не стоит, — успокаивает Тагир, — У них там своя мафия, у меня своя. Посмотрим, чья возьмет.

Ну, мафия по отношению к концерну «Мюррей — Горелов и партнеры» — это слабо сказано. Если правда то, что мы предполагаем, все проделки мафии перед здешними делами — похищение варенья из буфета в сравнении с ограблением Нацбанка. Частную армию они там создают, что ли? Во всяком случае, на деньги, которые там крутятся, весь Узбекистан в цветущий сад превратить можно!

Ладно, мы, небось, тоже не в церковно-приходской школе обучались. Посмотрим. И силы все приложим, чтобы наша взяла, поскольку, если нам все это время и удавалось благополучно уходить из-под наблюдения заинтересованных особ, то никто не может гарантировать, что это будет продолжаться сколько-нибудь долго. Недооценивать противника — самый опасный порок оперативника. Профи там хватает, и это серьезно. Переиграем — честь нам и хвала. Нет — сомнут, в бетон вотрут и не заметят. Против махины идем — это четко осознавать надо. За нами, кроме нас самих, наших знаний и умений — никого и ничего нет. И делаем мы то, что считаем должным. Должным и правильным. Ибо служим мы не государственным мужам и даже не государству. Лишь Отечеству посвятили мы свои табельные шпаги. Беда тому, кто спутает его — Родину отцов и дедов с монстром государственной машины.

Глава 14

Вот и закончилась служба государева. Теперь сорок пять суток отпуска, а там, как пожелаешь: то ли впрягайся в новую лямку, то ли свободный полет. Ничего, полетаем — на наш век дичи хватит. С понедельника Центр, как древнерусский град Китеж уходит под воду, но существовать от этого не перестает. И работы своей, естественно, не сворачивает. А то, что нас, словно какой-то кружок вязания на спицах при жилуправлении, с занимаемой площади выставили, ну что ж, кому от этого хуже? Работать мы и сами умеем, возможности у нас для этого остаются, а общее руководство сверху… Обойдемся без политрука! Пусть себе занимается кабинетными маневрами и ячеистым бетоном.

Прощай, барский особняк в Фарисеевском переулке. Забавно будет узнать, кому ты теперь достанешься. Какому-нибудь Горелову, а может, наводнят тебя тараканы-чиновники, с деловым видом подъедающие то, что отцы не доели? Уж лучше Горелову, Стругову, кому-то ещё из этой братии. Есть шанс, что хоть в доме порядок будет. Потому как, куда ступала нога чиновника, нога человека уже ступить не может. Домовые, что ли из таких домов уходят? А без них — это так, скелет, а не жилище.

Прощай, наш общий дом. Пятнадцать лет мы действовали сообща. Каждый на своем месте, на своем боевом посту. Очень хочется сказать что-то вроде: «Мы ещё вернемся!». Но кто его знает? Вернемся ли?

Последнее летучее совещание перед открытием кингстонов[31].

— Господа офицеры, какие будут предложения? Прошу высказываться.

У нас в Центре в ходу старинный морской порядок. Первыми свое мнение высказывают младшие по званию. Значит первым должен говорить Тагир. Звания у них со Славой одинаковые, но Бирюков уже на подходе к майору, а он свою четвертую звездочку получил всего полтора года назад.

— Со мной все ясно. Я уеду на историческую родину выяснять, где там пасутся наши танковые табуны. Только вот ещё что. Командир, ты что-то говорил о ребятах-танкистах из Грозного. Которых в Москву на комиссию сдернули.

— Говорил.

— Поскольку, как я понимаю, их невиновность в пропаже восьмидесяток у нас не вызывает сомнений, я с твоего позволения это дело прикрою.

— Каким образом? — спрашиваю я.

— Не образом, а чем-то вроде свечки. — Тагир оскаливает в ухмылке свои ровные белые зубы. — Знаешь, чем отличались господа времен Российской Империи от господ времен Союза?

— Чем?

— Первые ходили с парадного хода, когда остальные с черного, а вторые наоборот. Скажем тебя, майора ГРУ, когда ты придешь и попросишь не то, что дело прикрыть, а адрес, где они разместились сообщить, пошлют темным лесом ленинским курсом, а меня, как авторитетного представителя одной из противоборствующих сторон независимого от законов восточного государства, выслушают со всевозрастающим вниманием и, более того, я практически уверен, с дорогой душой пойдут навстречу, — глядя куда-то в потолок, произносит Насурутдинов.