Зеленый гамбит - Вадим Панов

Сладкий плод Сдемир попробовал гораздо раньше сверстников, и косвенно в этом был виноват сам барон: расстался с феей Бланкой ради более эффектной любовницы, и та в отместку переспала с подростком. С тех пор Сдемир не останавливался, и длине его победного списка могли позавидовать даже некоторые концы. В принципе Витенега поведение сына не беспокоило, и в кругу друзей он охотно хвастался подвигами Сдемира, но в последнее время рядом с наследником появилась неподобающая женщина, и от этой напасти юношу следовало уберечь.

— Что ты нашёл в Далине? — с тяжёлым вздохом осведомился Витенег.

— Она меня любит, — сразу же ответил юноша. — Это подкупает.

— Что ты понимаешь в любви?

— Любовь — что груша. Она сладкая и имеет определённую форму… Но как правильно определить форму груши?

— Я не в настроении шутить.

— Я тоже.

— Что ты понимаешь в любви?

— Я понимаю, что лет через десять забуду это слово, — вздохнул Сдемир. — И поэтому сейчас оно для меня настолько ценно.

Он прав? Так и будет? Придёт расчёт, и чувства отодвинутся на задний план? Огонь безумной молодости уступит место тлению углей рассудительной зрелости? Если не любить сейчас, то когда? Если не закрутиться в урагане чувств, то получится ли вновь? Жизнь сложна, порою — жестока, и если не пить из её кубка, он может пересохнуть…

Всё это барон понимал: сам когда-то был молодым. Но не оставлял попыток направить сына по правильному, как ему казалось, пути.

— А ты? Ты её любишь?

— Ты лучше всех знаешь, что я — эгоист. Я никогда не задумывался над значением этого слова, но если любовь — это желание проводить с конкретной женщиной как можно больше времени, то да — я люблю Далину. Мне нравится быть с ней.

— С кем ты ещё спал на этой неделе?

— С двумя другими женщинами, — честно ответил Сдемир.

Однако уточнять, что подруга знает о соперницах, не стал.

И потому Витенег слегка успокоился: барон решил, что сын обыкновенно «бесится», ничего серьёзного к Далине не чувствует, и если не давить, рано или поздно Сдемир с неподобающей травницей расстанется.

— Помнится, мы говорили, что ты женишься на Агнешке, — негромко произнёс барон.

— Мы говорили, что я возможно женюсь на Агнешке, — поправил отца юноша.

— Ты нравишься её отцу и, что самое главное — её матери.

— Ничего удивительного: я переспал с фатой Зорей.

— Врёшь? — поднял бровь Витенег.

— Нет.

Барону оставалось лишь развести руками:

— Зачем?

— Она куда интереснее своей зажатой дочери, — плотоядно улыбнулся Сдемир. И тут же поспешил успокоить родителя: — Но ты не волнуйся, моя связь с Зорей никак не помешает нашей возможной свадьбе с Агнешкой.

— То есть ты допускаешь свадьбу?

— Я обещал подумать о ней, — уклонился от прямого ответа юноша.

И тем снова заставил отца тяжело вздохнуть.

— Я понимаю, что ты сейчас переживаешь, — с неожиданной искренностью произнёс Витенег. — Я сам через это прошёл.

— Догадываюсь…

— Ты — сын барона, твоя мать — уважаемая фата, в прошлом — королевская фрейлина. У нас знатная семья, имя, репутация, авторитет и положение в обществе. Увы, но тебе придётся жениться по расчёту.

— Ты учил меня делать то, что я хочу, — задумчиво протянул Сдемир.

— И ещё я учил тебя отказываться от малого в пользу большого.

— Вопрос в том, что называть малым.

— Ты серьёзно?

— Да.

«Неужели у них и правда любовь? Или шлюха настолько заморочила мальчика, что он потерял всякую связь с реальностью?»

— Если ты женишься на женщине с репутацией Далины, домен тебя не примет, — выдал главный аргумент Витенег. — Ты не сможешь претендовать на баронскую цепь.

— Значит, нужно объяснить домену, что он не прав. — В голосе Сдемира едва заметно звякнул металл.

— Как?

— Во-первых, совершить нечто такое, что сделает остальных возможных претендентов на титул смешными неудачниками, и мы с тобой как раз этим занимаемся. Если наше маленькое дельце выгорит, ты просто назначишь меня наследником, и никто не пикнет.

Рассуждение прозвучало не только цинично, но и весьма разумно. Ярга не раз говорил, что его категорически не устраивает выборная система, и гарантировал сторонникам наследственную передачу власти.

— Допустим, — кивнул Витенег. — А что во-вторых?

— Во-вторых, я займусь репутацией подруги. С тех пор, как Далина овдовела, у неё было семь любовников. Двое погибли в наших локальных конфликтах. Двоих я уже убил…

— Что?!

— Одного чуда и одного конца, — хладнокровно уточнил Сдемир. — И не волнуйся, отец, всё было обставлено настолько аккуратно, что их смерти сочли естественными.

— Сын!

А вот этого Витенег не ожидал. Он догадывался, что Сдемир гораздо жёстче, чем кажется, и за маской записного донжуана скрывается хитрая, умная и сильная личность, но столь хладнокровной жестокости барон не ожидал.

— Сын?

— Троих оставшихся я планирую убить в ближайшее время, — ровно продолжил Сдемир. — И только после этого сделаю Далине официальное предложение. Такой подход к решению проблемы репутационных рисков тебя устроит?

Пауза продлилась на несколько секунд дольше, чем ожидал юноша.

— Ты… — Витенег покрутил головой. — Ты действительно так сделаешь?

И услышал в ответ невозмутимое:

— Я ведь сказал: двое уже мертвы. — Сдемир, наконец, понял, что несколько перегнул палку, и добавил в голос тепла: — Ты хорошо меня воспитал, отец, научил идти к цели.

Но спичкой айсберг не растопишь.

— У меня ощущение, будто я говорю с монстром, — развёл руками барон.

— Почему? — искренне удивился Сдемир.

— Ты собираешься убивать своих!

— А ты собираешься убивать кого?

— Что? — растерялся Витенег. — О чём ты?

— Вступая в заговор и принимая предложение Ярги, ты собирался убивать кого? — повторил Сдемир. — Чудов и навов? А как быть с несогласными в наших рядах? Как быть с королевой? С её партией? Ты себя тоже считаешь монстром?

— Я вступил в заговор, думая о будущем Великого Дома Людь, — медленно ответил Витенег. — Если бы навы могли остановить Яргу, они давно сделали бы это. А раз Ярга на свободе, значит, навы не могут, значит, заурд победит, и наша обязанность — сохранить Зелёный Дом в изменившихся условиях. Ради этого я готов убивать.

Именно эти слова барон повторял себе настолько часто, что ухитрился в них поверить. И потому прозвучали они весьма твёрдо.

— Очень хорошо, — серьёзно произнес Сдемир. — Мои резоны не такие пафосные, но для меня они неимоверно важны. Я не собираюсь терпеть смешки за спиной и блудливые улыбочки даже от концев. Прошлое Далины останется в прошлом, в буквальном смысле слова.

— Она всего лишь фея!

— Подними статистику, отец: двадцать процентов девочек, обладающих магическим уровнем «жрица» и «возможно жрица», рождены женщинами, вообще не обладающими способностями, матери ещё сорока процентов — феи. Так что, если у нас с Далиной будет дочь, вероятность того, что она станет сильной ведьмой, точно такая же, как была бы у моего гипотетического ребёнка от этой зажатой дуры Агнешки.

Он говорил, что подумает, но сейчас Витенег понял, что решение принято.

— Значит, ты всё-таки любишь Далину, — с грустью выдал барон.

— Значит, я делаю то, что хочу, — поправил отца юноша. — Извини.

— Принеси мне коньяк, — велел Витенег и сделал шаг в гостиную. — И посиди со мной.

А вот теперь удивление накрыло Сдемира. Он ожидал, что разговор плавно перерастет в шумный скандал, и с трудом сдержался, увидев капитуляцию отца.

— Просто посидеть?

— Да. Молча. — Барон остановился перед холодным камином и тихо закончил: — Ты стал взрослым, Сдемир, и я хочу попрощаться с тем ребёнком, которого когда-то учил обращаться с мечом.

Кафе «ПушкинЪ».

Москва, Тверской бульвар,

25 июня, суббота, 02:43.

— Кофе и коньяк? — переспросил официант.

Выглядел он усталым, немного сонным, но бодрился, старательно показывая ночному гостю, что, будь в том необходимость, готов смотаться в Бразилию за зёрнами нового урожая, самолично обжарить их и помолоть.

— Да, — подтвердил Сантьяга. — Кофе и коньяк.

— Может, желаете покушать?

— Сегодня я достаточно наелся, — пробормотал комиссар. — Поэтому кофе и коньяк.

— Не желаете десерт?

Взгляд чёрных глаз нава слегка похолодел, однако вежливому тону Сантьяга не изменил.

— Я обещаю подумать над вашим предложением.

— Одну минуту.

Официант сообразил, что перестарался, испарился, и с невероятной скоростью — могло даже показаться, что без магии не обошлось, — доставил скромный заказ: чашку двойного эспрессо и бокал коньяка. От дальнейших расспросов воздержался, испарился вновь, словно в портал шагнул, однако скучать в одиночестве Сантьяге пришлось недолго: минуты через две в кафе настороженно ступил низенький лысый мужчина в пыльнике с поднятым воротником. Какое-то время он напряжённо оглядывал пустой зал, рассеянно выслушивая вопросы официанта, затем нервно отмахнулся, присоединился к единственному посетителю — комиссару — и трагически прошептал: