По чужим правилам игры. Одиссея российского врача в Америке - Гуглин, Майя

Он подошел к больной и без труда уговорил её на катетеризацию. Упомянул про возможность лечить таблетками и без неё, что существует риск смерти от самой процедуры, назвал точный процент этого риска. Ни один больной в России не согласился бы. Она согласилась.

– Как вы думаете, – спросил он меня потом, – я был честен с ней?

– Да, – сказала я, – думаю, да.

Честность – вообще американский конек. Но это нечестно! – говорят они, как я говорила в детстве.

– Пари, – говорит Шапиро. – Если коронарные артерии сужены больше, чем на семьдесят процентов и показана операция, вы покупаете мне булочку с кремом. Если меньше – я приношу булочку вам.

У больной оказались нормальные коронарные сосуды. И он принес мне пакет бубликов с кремом. Я положила их на стол в учебной комнате.

– Откуда это все? – спросил Ахмади, с удовольствием поедая булочку.

– Майя выиграла пари у Шапиро.

К счастью, коллеги оказались не очень голодными – была пятница, и все наелись с утра шварцмановскими пирожными. Вечером я зашла и забрала все оставшиеся булочки. И завтракала ими несколько дней, разогревая в микроволновой печке на кухне в общежитии.

Через несколько дней Шапиро позвал меня к себе в кабинет. Подробно разобрал мою запись. Все время поглядывая на меня – не обижаюсь ли? – показал, как принято писать. Этот образец я потом брала с собой на каждый прием в поликлинику.

Еще не все потеряно

Джеймс Смит в очередной раз пробежал мимо в коридоре, бросив на ходу:

– Как дела? Я написал для тебя письмо в МАТЧ.

– Что?! Доктор Смит!

Он нехотя остановился.

– Я написал им, что ты была бы очень желательным кандидатом для нашей программы.

А потом позвонил Джек и сказал, что Розенблатт тоже написал. Неужели еще не все потеряно?

Вот и ответ из МАТЧа. Я включена в списки участников! Но поскольку это произошло поздно, в опубликованных списках моей фамилии не будет. Я должна сама сообщать свой номер директорам программ. Торжествуя, я принесла письмо Джеймсу Смиту.

– Хорошо. Значит, об этом ты можешь больше не беспокоиться.

– Благодаря вам.

– Подумаешь. Невелико дело – письмо написать.

– Но для меня это было невозможно!

– Да я понимаю…

Вечерами я хожу на дежурства. Смотрю и описываю больных. У меня уже много знакомых среди резидентов. Кто-то меня откровенно еле терпит, к ним не хожу. Я их прекрасно понимаю. Лишний человек на дежурстве ни к чему. Другие дружелюбны. Как например индус, который дежурит сегодня. Ему тридцать девять. Из них последние четырнадцать работал в Великобритании. И приехал в США – все начинать с нуля. А чем было плохо в Англии?

– Там такие условия, что я никогда не поднимусь выше вторых ролей. Мне позволят работать на кого-то, но никогда я не стану шефом, даже самым маленьким. Решил попробовать здесь. До последнего дня сомневался, правильно делаю или нет. Даже когда получил извещение, что прошел в эту больницу, продолжал ходить на собеседования в Ангии, искал работу. Но ничего стоящего не попалось.

Больному надо было установить сосудистый катетер. В Америке ставят не в подключичную, как у нас, а в бедренную вену – считают, так меньше риск осложнений. Индус ставил. Я помогала. Он попробовал один раз. Неудачно. Второй. Опять не получилось. А родные стоят тут же. Если они хотят присутствовать – имеют право.

– Майя, позови моего старшего.

Пришел старший резидент – лет на десять младше – и поставил катетер. Родственники возмущаются:

– Ваш доктор – он, наверное, первый раз ставит катетер! Он не умеет этого делать!

– Нет, он умеет, – защищает его старший резидент.

Индус расстроен.

– Не понимаю, почему я позвал старшего? – жалуется он мне. – Я ставил эти катетеры много раз. И прекрасно знаю, как надо делать. Просто надо было попробовать еще раз.

А происходит с ним то же самое, что со мной. То, что Крис называет культурным шоком. Шок от соприкосновения с другой действительностью. От постоянной неуверенности в себе. Все – свои, а ты пока чужой. И неизвестно, станешь ли своим.

– У тебя будет собеседование в этой программе?

– Надеюсь.

– Веди себя так, чтобы им легче тебя взять. Скажут, что хотят визу J-1 – соглашайся. И будь практичной. Выходи замуж. На этом твои проблемы закончатся. Был бы я холостым, я бы на тебе женился. Но я женат.

– Разведись!

Условия для дежурных врачей здесь сказочные. Бесплатная еда. А мы – в России – должны сами купить, принести, приготовить, помыть посуду. Здесь на каждого дежурного отдельная комната с нормальной кроватью. Белье меняют ежедневно. Стол, стул, учебники, справочники, телефон, настольная лампа. Если ты дежуришь, можешь занять её хоть с утра. Можешь там читать, спать, если дверь закрыта, никто к тебе не войдет. А понадобишься – пейджер при тебе, вызовут в любую минуту.

У нас дома – одна дежурантская на всю смену. Она и спальня, и столовая и раздевалка, и ординаторская одновременно, причем для всех десяти человек. Там же и телевизор, и компьютер. Одному хочется смотреть кино – и никому не удается сосредоточиться, телевизор орет. Другой остервенело кидает шарики в компьютерной игре. Дежурные бригады почти всегда смешанные: и мужчины и женщины. Уговорить мужчин не курить в ординаторской мы так и не смогли. Для полного комплекта не хватает только унитаза. Кушетки жесткие и неудобные. По ним ходят тараканы. Проснешься ночью – сидит на спинке в лунном свете, шевелит усами… Белье меняют раз в полгода.

Здесь телевизор только в комнате старшего резидента. Зато есть душ. Но я на ночь не остаюсь. И так голова не всегда соображает, а если еще и спать не буду…

Смотрела эхокардиограммы с Гольдиным.

– Что ненормально на этой эхокардиограмме?

– Вон та стенка слишком толстая.

Он отводит глаза.

– Стенка левого желудочка в систоле, конечно, толще, чем в диастоле, но это нормально.

Не могу я сосредоточиться только на кардиологии. С визами бы разобраться.

Помогает другой резидент, ирландец таиландского происхождения. Он сам на визе J-1. Это неудачная виза. Согласно ей, тебя взяли в программу на три года, чтобы ты поучился и уехал восвояси. А какая виза лучше? Рабочая. Чтобы её получить, надо сдать третий этап экзамена. В большинстве штатов его принимают только после резидентуры. Но в некоторых – например в Нью-Йорке – принимают и без неё. На декабрьский экзамен я уже опоздала. Можно попробовать подать заявление на майский. Тогда, если я попаду в программу, и если директор на