Созвездие Козерога, или Красная метка - Диана Кирсанова

Мама рожала в обычном деревенском роддоме, не скажу, что совсем в жутких условиях, но все-таки это было совершенно некомфортное место, там все время что-то пропадало – то свет, то вода, и эти страшные инструменты, которые с грохотом сваливались в окровавленные тазы, обшарпанные кушетки с пугающе черными треугольниками печатей на серых от бесконечного застирывания простынях…

Мама родила девочку, и мы решили, что ее будут звать Дашей.

– Я записала ее на твою фамилию – все удалось уладить даже быстрее, чем я думала, – сказала она, очень довольная. – Телефонограмму Глебу я дала, счастливый отец на седьмом небе, не сомневайся. Теперь подождем с недельку, и ты можешь возвращаться домой. Все знают, что у моей дочери был «тяжелейший токсикоз», что ты целых два месяца лежала на сохранении и рожала тяжело – никто не удивится, что теперь у тебя нет молока…

Говоря это, она одновременно разворачивала на столе нашу новорожденную. Я с трепетом смотрела на маленькую сморщенную девочку с прилипшими к лысой головке темными волосинками и говорила себе: «Это моя дочь, теперь у меня есть дочь» – и с ужасом чувствовала, как вместо умиления и любви к горлу подкатывает дурнота. Не веря себе, я отвела глаза, снова посмотрела на розовое тельце – да-да, все верно, меня тошнило!

Сначала я подумала, что меня мутит от одного вида ребенка, который с этого дня должен будет считаться моим, – и краска бросилась мне в лицо. Бог мой, неужели все это, все эти предосторожности, все эти долгие дни и ночи, когда я просыпалась от липкого страха – «а вдруг все откроется?» – неужели все это напрасно? Неужели я никогда не найду в себе сил назвать ее своей доч…

Меня вырвало так внезапно и обильно, что я даже не успела выбежать из комнаты! От отчаяния и стыда, который бил меня, колотил, в крупной дрожи сотрясая все мое тело, я ринулась из дома – ударяясь о мебель, сшибая стулья, какое-то пустое ведро звякнуло и покатилось, этот звук разорвался в моей голове лопнувшей струной. На крыльце меня снова вытошнило, меня рвало и рвало, просто выворачивало наизнанку, я цеплялась за перила ватными руками и совершенно ясно чувствовала, что умираю.

Сознание вернулось не скоро – через два или три часа. Когда это случилось, я снова, совсем как в тот памятный день, увидела себя лежащей на кровати – только кровать теперь была другая, со скрипучей панцирной сеткой и душной периной. И снова мама стояла передо мной на коленях, снова перебирала мои волосы маленькой своей рукой, и снова ее тихий голос журчал надо мной, только на этот раз он не успокаивал меня, а тревожил. Я не сразу поняла, почему.

– Что же мы с тобой наделали, девочка ты моя бедная… Как же это мы недосмотрели…

– О чем ты, мама?

Она поняла, что я очнулась – и склонилась надо мной, как над раненым птенцом, и в глазах ее было безмерное, глубокое чувство вины:

– Таня! Скажи мне – это у тебя давно?

– Что? Что «это»?

– Тебя тошнит…

– Прости меня, пожалуйста. Это в первый раз. Я сама не поняла, что со мной случилось. Прости меня.

– Послушай меня, Таня… Тебя тошнит. Ты падаешь в обморок. Ты похудела, у тебя тени под глазами… И грудь…

– Что грудь?

– Она налилась, девочка моя. Я заметила это только сейчас, когда ты была в обмороке – я умывала тебя и заметила. Ты беременна, Танюша.

– Что?!!

Я рывком села на кровати, чуть было снова не потеряв равновесие, – перед глазами поплыли цветные вязкие круги, нужно было долго мотать головой, чтобы избавиться от них, от этого движения меня снова замутило, пришлось лечь. Я легла и нащупала на одеяле горячую мамину руку – моя была холодная и в поту:

– Мама! Но этого же не может быть!

– Разве? Подумай, дочка, хорошо подумай.

И я подумала. За два с лишним месяца, что я нахожусь здесь, в этом доме, событие, которое принято называть женской неприятностью, случилось со мной лишь однажды – но я не придала этому значения, мой «цикл» никогда не отличался регулярностью. А в то время, пока я имитировала беременность дома, мы с мужем вовсе не избегали супружеских ласк – то есть он хотел было «поберечь» меня, но я уверила, что ничего страшного не случится, а муж мой никогда, никогда не мог устоять, если я дотрагивалась до него в постели…

– Мама! Неужели это правда?

Так все продумать, так замечательно все устроить, сплести целую паутину из лжи и недомолвок, опутать ею себя, мать, мужа, нашу будущую жизнь – и споткнуться там, откуда нам и в голову не приходило ждать подвоха!

– Неужели это правда, мама?!

Я стала ощупывать себя, свое тело, свою грудь – снова приподнявшись на кровати, как в лихорадке, я водила по телу руками, отбросив полу халата и совершенно не стесняясь маминого присутствия. И вот, как только мои ладони коснулись живота, совершенно гладкого живота, влажного от пота, который прошиб меня всю, – я вдруг совершенно четко уверовала в мамину правоту и поняла, что я действительно скоро стану матерью, и что событие, которого я отчаялась было ждать – случилось!

И еще я поняла, что хочу этого ребенка, хочу до отчаянья, до дрожи!

– Таня! Скажи мне, как ты думаешь поступить? Скажи мне, скажи сейчас же, Таня!

Спрашивая это, мама встала с коленей и теперь стояла надо мной и смотрела на меня, не отрываясь. Может быть, она боялась услышать жестокий ответ – но тот, который я дала, в одну секунду разгладил морщинки на ее лбу:

– Боже мой, мама! Да что же я могу делать! Ну конечно, конечно, я буду рожать!

В соседней комнате заплакала Дашутка – этот писк открыл шлюзы и наших слез. Плача и смеясь, мама кинулась к своей дочери, плача и смеясь, я кинулась за ними – и остаток дня прошел в каком-то сумасшедшем ритме, мы все время ходили друг за другом, плакали и смеялись…

Но новый день принес новые заботы.

Вчера мы не пришли ни к какому решению – сегодня его надо было принимать. Как быть? Ребенок, которого я жду («Мальчик! Мальчик!»), появится на свет месяцев через шесть с половиной. А мой муж ждет меня домой уже через неделю – и с девочкой на руках!

Наверное, со стороны может показаться, что самым простым решением было бы вернуться домой и признаться во всем мужу – но именно это решение было для меня совершенно невозможным! Мне вдруг вспомнился один разговор, вернее, фраза, брошенная как-то раз моим мужем в адрес бывшей жены:

– Как и всякая женщина, Тома полна недостатков, – сказал он задумчиво, как будто не замечая, насколько неприятны мне эти его воспоминания, – но одно достоинство в ней бесспорно. В это почти невозможно поверить, но за все время совместной жизни она ни разу меня не обманула!

И добавил, посмотрев на меня, как будто для того, чтобы убедиться, правильно ли его поняли:

– Я имею в виду, что ни разу не слышал от этой женщины ни слова неправды.

Вот! Вот! Одна-единственная фраза, а как много она решала! Я не могла, не хотела, мне была непереносима даже сама мысль о том, что эта женщина в глазах моего мужа может получить хоть какое-то преимущество! Он простил бы меня, простил непременно – ведь, в конце концов, я готовила не какой-то предательский, чудовищный обман, – но червяк сомнения, сомнения в моей чистоте («Ты чиста, как ребенок!» – говорил он) никак не должен был обосноваться в его сердце, я просто не могла этого допустить!

Неделю я прожила в этом доме и за всю эту неделю спала едва ли по два-три часа в сутки. Надо было принять решение. Но оно никак не принималось…

– Так нельзя больше, Танюша, – сказала мама, вздыхая. – На тебя невозможно смотреть, одна тень осталась. Наверно, я тоже слабая женщина, если не могу уговорить тебя открыться… И через твою голову предпринимать что бы то ни было я тоже не могу… Пусть все идет, как идет.

Вот что было непростительно – поддаться этой фразе, сказанной больше от усталости, чем после действительного раздумья! «Пусть идет, как идет», – решили мы (если это можно принять за решение) и вернулись домой.

Я вернулась домой, как и должна была вернуться – с девочкой на руках. Муж встретил нас. Меня – как королеву, а Дашутку – как принцессу крови. Дом наводнили люди, доктора, медсестры, какие-то няни с рекомендациями, кухня оказалась заставлена коробками с искусственным питанием, памперсами, игрушками, одних колясок у Даши было четыре штуки… Мое судорожное, нервное состояние списывали на послеродовые последствия, называли его каким-то научным словом, а на самом деле я просто тряслась от страха, что мой обман вот-вот откроется.

На этом фоне страха, который преследовал меня сутками, неделями, месяцами напролет, я как будто даже и забыла о своей беременности. То есть нет, не забыла, об этом нельзя было забыть, а просто, со смешанным чувством боязни и счастья наблюдая, как увеличивается мой живот, я перестала замечать тошноту, потерю аппетита, утренние головокружения – и, может быть, поэтому появившиеся было признаки сильного токсикоза очень быстро исчезли.