Третий дневник сновидений. - Керстин Гир

Поцелуй был достаточно долгим, чтобы мои колени успели обмякнуть, но слишком коротким, чтобы забыть о присутствии миссис Ханикатт.

Она кашлянула с упрёком, когда я, потеряв равновесие, опёрлась о столик и чуть не стянула с него скатерть вместе с цикламенами.

- Дело в том, что не хватает... личного пространства, - произнесла я, слегка задыхаясь, и поскорей вернула всё на место.

- Правильно. - Генри не сводил с меня глаз. Он отвёл с моего лица прядь волос. Прикосновение его было совсем лёгким, но по телу будто прошёл ток. - Мы слишком редко остаёмся одни. Но у меня на этот счёт есть хорошая новость.

- М-м... - произнесла я, по возможности нейтрально.

Не мне было говорить, что не хватало времени побыть вдвоём, во всяком случае, с той поры, как я придумала Расмуса. С другой стороны, если знать, как Генри целовался (А он делал это опять и опять), эта проблема совсем скоро будет разрешена. Потому что чувствовала я себя здесь более чем хорошо. Ничего другого не оставалось, я обвила руками шею Генри и притянула его тесней к себе. Было приятно чувствовать его так близко, и на мгновение все бывшие друзья в этом мире стали мне безразличны. Для меня существовали только мягкие губы Генри и его руки. Одной рукой он крепко и уверенно обнимал мою спину, точно не хотел никогда больше меня отпускать, другую он поднял к моему затылку и кончиками пальцев нежно гладил чувствительную кожу у корней волос. Этого было достаточно, чтобы я потеряла способность трезво соображать. Да ещё его поцелуй... Я вздохнула.

Прекрасный сон! Прекрасный, прекрасный сон!.. Он длился довольно долго. Наконец Генри с трудом от меня оторвался. Лицо его сияло. Возможно, моё тоже, во всяком случае, так мне казалось. Меня будто чуть лихорадило.

- Вернёмся к новостям. - Голос Генри звучал грубовато, и волосы его были растрёпаны больше обычного - возможно, моими стараниями. Он отступил на шаг, как будто хотел установить дистанцию между нами. - Так вот, слушай. Моя мама с Эми и Мило хочет на весенние праздники полететь к друзьям на Ибицу. Меня они брать с собой не хотят - так им проще с нечистой совестью пить в компа- нии белое вино. - Он говорил спокойно и время от времени шутливо кривил рот, но во взгляде его было ещё что-то такое, от чего у меня готово было разорваться сердце. - А это значит, что я могу дома провести две прекрасные недели совсем один. Никто не станет напоминать, чтобы я в стотысячный раз читал «Груффало», никто не обожжётся среди ночи, готовя омлет, никто не потребует, чтобы я за пять минут объяснил ему материал последнего месяца по математике, никто не полезет в мою комнату, чтобы его там вырвало на ковёр. - Он засмеялся. - Ну, не говорю про кошку. Почему ты хмуришься?

Потому что, когда я узнаю про жизнь его семьи, меня словно окатывает холодным душем. Хоть говорит он с усмешкой, а в горле комок всё равно. Но я уже убедилась, что нет для него ничего ненавистней сочувствия, поэтому постаралась придать лицу не слишком скептическое выражение.

- Ты что, совсем не рада? - Он был явно разочарован.

- Тому, что ты не будешь отдыхать с ними на пляже?

Я, конечно, понимала, что алкоголизм - это болезнь, но всё-таки отгоняла неприятные мысли о матери Генри. Я ни разу с ней не встречалась, и всё же она была мне крайне несимпатична.

- Тому, что у нас во время каникул наконец будет место, где нам уже точно никто не будет мешать, - сказал Генри.

Господи! Лишь тут я поняла, куда он клонил.

- А когда будут каникулы? - спросила в некоторой панике.

- Двадцать восьмого марта начнутся.

Так быстро? Осталось не больше трёх недель. Трёх недель, когда я хотела либо научиться летать, либо признать правду. Лучше всего признать, причём здесь и сейчас. Это могло быть не приятней, чем отдирать пластырь. Не надо слишком задумываться, надо просто покончить с этим.

- Генри... - начала я.

Во рту у меня вдруг пересохло. Я начала шагать взад- вперёд, рискуя потревожить миссис Ханикатт. Когда я стояла с Генри так близко, я не могла думать ясно, как будто мой мозг был переключён на автопилот и мог интересоваться лишь тем, как пахнет Генри, или ощущать под футболкой мускулы на его груди, и как...

Стоп! Так дальше действительно не пойдёт. Надо взять себя в руки. И собрать всё своё мужество.

- Генри, ради...

- Знаю, - резко прервал меня Генри, вид у него был смущённый. - И ты права. Странно, что ты ещё никогда не была у меня дома и сможешь прийти лишь теперь, когда дом будет пуст и у нас будет место, где мы без помех сможем вместе спать. Чтобы для тебя это не было так... комично, я хочу тсбя пригласить в ближайшее воскресенье. - Он глубоко вдохнул: - Чтобы ты официально познакомилась с моей семьёй. А она с тобой.

Я смотрела на него озадаченно. Он вдруг стал выглядеть более нервным, чем я, - руки засунуты в джинсы, виноватый взгляд устремлён на меня.

- В самом деле, я до сих пор всячески старался не допустить между вами знакомства, и был... совершенно не считался с тобой. Эта история с Би и моим отцом, и как я по том повёл себя... - Генри шагнул ко мне. - Но теперь, когда мы опять вместе, я не хочу повторять ту же ошибку. - Он сделал ещё шаг и протянул руки. - Ведь ты знаешь, Лив...

Теперь он был совсем рядом, смотрел на меня так внимательно, точно я была загадкой, которую надо разгадать, а я заметила, что во мне сбился какой-то ритм. Может, сердечный.

- Ведь ты знаешь, Лив, я ни за что не хочу тебя потерять.

Слезы защёкотали мне нос, и я опустила голову на его грудь. Ему ни в коем случае не надо было видеть моих слёз. Генри всё-таки чувствовал, что со мной происходит.

- Ладно, - зашептал он мне в ухо и тихо засмеялся. - Если кому-то не хочется этой семейной встречи, так только тебе.

- Считай, что мои нервы из проволоки, - ответила я, радуясь, что у меня появилась возможность справиться с ситуацией. Хотя голос оставался всё ещё неуверенным. - Не заботься об этом. - Теперь я снова смогла посмотреть на него. Слёзы удалось сдержать. - Твоя семья не такая уж не обычная, как тебе кажется. Я уже знаю Эми и Мило.

- Да, верно, - сказал Генри насмешливо и слегка сощурил глаза. - Однажды ты познакомилась и с моим отцом, и с его возлюбленной, слышала, как они кричали на моего брата. Славный был день.

Я быстро его поцеловала. Сама умела быть саркастичной. Эта область мне знакома.

- Всё так, - кивнула я. - При случае я знала бы, что делать с той славной порцией табака... - Она ведь потом помогла мне проникнуть в сны отца Генри и убедить его изменить свои безжалостные планы. До сих пор я немного гордилась этим. - Ты потом вернул ему табакерку?

Генри покачал головой.

- Я её храню. На чёрный день. - Его серые глаза внимательно меня изучали. - Расскажешь мне когда- нибудь, как ты это сделала, Лив?