Народная диверсия - Кирилл Казанцев

Он вышел из машины. Богоборцев в ожидании друга решил не терять времени и позвонить своему знакомому адвокату.

– Станислав? Привет, Богоборцев... Как твое «ничего»?.. Понятно. Мое примерно на том же уровне. Слушай, Станислав, кажется, у меня к тебе дело...

Вскоре Владимир вернулся и сел обратно в машину.

– Мы отделались легким испугом? – усмехнулся Валерий. – Что, не дают расслабляться гаишнички?

– На то и щука в реке, чтобы карась не дремал! – философски рассудил Владимир.

Он завел машину, и парни поехали дальше.

– Знаем мы этих «щук», – снова усмехнулся Валерий, – приходилось писать об этой структуре. Тоже все насквозь коррумпировано. Инспекторы, штрафуя нарушителей (а иногда и ненарушителей тоже), оставляют себе кое-что «на мелкие расходы», щедро делятся с начальством, оно дает «на лапу» своему начальству, и так далее, все выше и выше... Это своего рода пирамида, в которой деньги текут наверх плотным потоком, и чем выше уровень, тем больше денег на него поступает... Знаешь, мне однажды довелось побывать на даче начальника местного ГИБДД.

– М м!.. И как же живет наше гаишное начальство?

– Как живет, не скажу, а отдыхает, просто купаясь в роскоши. Наверное, так в царской России жили помещики: большая вотчина, дом-усадьба в три этажа с колоннами, бассейном, сауной, огромной беседкой, обвитой плющом. Слуги, охрана, собаки... Вокруг дома – сосны, березы, голубые ели, все засеяно газонной травой, клумбы... Качели есть и даже фонтан... Вся территория, как улица, освещается фонарями, дорожки выложены диким камнем. Искусственные горки, засеянные цветами и газонной травой... Одним словом, теряешь речь при виде этого великолепия. При этом, заметь, хозяин клятвенно уверял меня, что все это он соорудил на свою скромную зарплату. Нехило?

Владимир усмехнулся.

– На зарплату?.. Юморист! «Я ему, конечно, верю, разве могут быть сомненья?..» – пропел он. – Хоть бы одним глазком посмотреть на такое! Слушай, а как это он допустил тебя в «святая святых»?

– А он, видишь ли, хотел меня прикормить. Чтобы я писал о нем заказные статьи, поведал миру, какой он, начальник нашего любимого всеми водителями ГИБДД, хороший и честный человек, какой он сверхпорядочный, ну, и так далее... Подозреваю, что он метил в саму Москву.

Владимир рассмеялся.

– Слушай, и никакие реформы, похоже, их не берут. Коррупционеры жили, коррупционеры живы, коррупционеры будут жить!

– «Реформы»... – невесело усмехнулся Богоборцев. – За спинами дураков, которые думают, что занимаются реформированием, всегда найдутся умники, которые будут использовать их дурь для достижения своих целей.

– А ты все-таки написал статью про этого помещика?

– Разумеется, написал. Я же порядочный человек, свое слово держу: сказал, что напишу, и написал! Только совсем не то, что заказывал гаишник, а всю правду, как она есть. Про его хоромы, бескрайние поля его вотчины, про слуг и фонтан...

Владимир с восхищением посмотрел на журналиста.

– Богоборцев! И ты еще жив после этого? Как-то, знаешь, даже странно...

– Ничего странного: я намекнул в статье, что гаишники пригрозили мне расправой. И приписал, что, мол, если завтра я погибну в автомобильной аварии, знайте, кто ее организовал. Думаю, только благодаря этому я еще жив... Машину, правда, спалили... Жалко: хороший был «Форд», старенький, но меня вполне устраивал... Вот здесь направо сверни... Еще двести метров проедешь и тормози.

Владимир остановил машину у обочины и посмотрел на вывеску ближайшего офиса, к которому, выйдя из его «Нивы», направился Богоборцев. «Адвокатская контора» было написано большими красными буквами над козырьком невысокого крыльца, отделанного диким камнем.

Владимир решил подымить, пока почечника нет рядом. Он достал сигареты и зажигалку, закурил. На его мобильном в это время заиграла мелодия песни «Поговори со мною, мама». Он достал телефон из кармана и включил его:

– Да, мам, слушаю!

– Володюшка! Что случилось?

– Случилось? Ничего. А что должно было случиться?

– Как, ты забыл?! Кто обещал зайти ко мне?

Вот черт! Он действительно обещал вчера матери зайти к ней вечером. Как это он забыл? Закрутился, понятно.

– Мам, извини, совсем нет времени...

– Как это у тебя нет времени?! Ты же в отпуске! Володя, чем ты там вообще занимаешься? Лида звонила мне, она так расстроена! Володя, вы же с ней хотели поехать к морю...

– Мам, ну, не получается у меня, не до моря мне сейчас... Понимаешь, тут серьезные дела...

– Володя, ты там во что-то ввязался?

– Я? Во что я мог ввязаться? Нет, все нормально, я тут с боевыми друзьями... Мы отдыхаем... Короче, я как-нибудь приеду к тебе и все расскажу...

– Когда приедешь? Почему ты не можешь найти время для матери? И как ты можешь отдыхать один, без Лиды? Володя, у тебя просто нет совести! Девушка сидит дома, отпуск у нее проходит, а ты бросил ее и где-то с кем-то развлекаешься...

Это почти Лидины слова. Значит, она нажаловалась матери. Так, так...

– Мам, все, давай, мне некогда, меня тут ждут. Сегодня точно заеду, жди...

Он выключил телефон и убрал в нагрудный карман. Затянулся. По радио пели какую-то знакомую песню, Володя сделал звук громче.

Я в весеннем лесу пил березовый сок,

С ненаглядной певуньей в стогу ночевал...

Он любил эту песню, они пели ее там, в Чечне, под гитару его тезки Володи Андрейченко. Она напоминала о родине, о любимых, ждущих многих из ребят, о чем-то важном и очень нужном.

...Что имел, потерял, что нашел, не сберег.

Был я смел и удачлив, но счастья не знал...

Володя выбросил недокуренную сигарету в окно и принялся тихо подпевать мужскому приятному голосу, похожему на голос Володи Андрейченко.

И носило меня, как осенний листок,

Я менял города, я менял имена.

Надышался я пылью заморских дорог,

Где не пахли цветы, не светила луна...

Он погиб в одном из боев, когда они выкуривали очередную банду из очередного аула. Бой тогда был жарким, Володю ранило... А их гитарист и солист погиб, прикрыв собой товарища, раненого Артема Урядова. В Андрейченко попало шесть пуль, две из них – прямо в его горячее сердце артиста и романтика...

Зачеркнуть бы всю жизнь да сначала начать,

Полететь к ненаглядной певунье своей...

Его мысли прервал Богоборцев. Он подошел к машине, сел рядом на пассажирское сиденье и бодро сказал:

– Все, Владимир, вашим Егорычем уже занимаются, и считай, он на свободе. Думаю, Станислав этих борцов со столетними стариками поставит на место. Теперь отвези, будь другом, меня в редакцию – и можешь быть свободен.

Владимир завел машину.

– На чем мы там остановились?

– Мы про реформы говорили, – напомнил Владимир, выруливая на дорогу и вливаясь в поток машин, – что никакие реформы ничего особенно не меняют. Я вот за ментами наблюдаю: они теперь у нас – господа полицейские, но, кроме названия, никаких сдвигов. Как были у них, что называется, рязанские морды, так и остались, назови их хоть господами полицейскими, хоть гвардией короля!

– Реформы, говоришь, изменения? Я, Володь, давно понял одну вещь. Любые изменения означают только одно: перемещение денег из одних карманов в другие. Возьмем, к примеру, ту же реформу милиции. На нее выделена некоторая денежная сумма, не важно даже, какая именно. Надо сменить таблички на зданиях отделений, надписи на машинах, надо провести тестирование самих милиционеров и так далее и тому подобное. Все это требует определенных денежных затрат, правильно? Так вот, часть этих самых денег до места назначения так и не дойдет, осядет в карманах чиновников. Они, конечно, отчитаются за нужную сумму, и все будут довольны. Поэтому реформы очень выгодны в первую очередь чиновникам. Ну, и народ доволен: реформы, значит, хоть что-то делается. На самом деле все остается по-прежнему, и деньги так же продолжают воровать, только теперь за новой вывеской.

Или вот еще реформа школы, о которой так много кричали. Что мы имеем в результате? Раньше детей отдавали в школу по так называемому территориальному признаку: то есть малыши шли в ту школу, которая ближе всего находится к их домам, и не важно, престижная это была школа или самая обычная. Теперь же в престижные школы принимают в первую очередь детей, чьи родители смогли дать директору взятку. Конечно, это завуалировано под добровольные взносы в фонд школы и тому подобное... Но кто, скажи мне, имеет доступ к этому фонду? Родители? Смешно: никогда их не допустят к кормушке, костьми за это лягут. Значит, тот же директор и распоряжается этими деньгами. У самого меня детей, конечно, нет, но коллеги рассказывают, какие суммы отдают за своих чад школе. Волосы дыбом встают, честное слово!

Нет, Владимир, чиновниками всегда двигало и движет только одно: забота о своей собственной чиновной заднице, которая удобно сидит в уютном кресле, и никогда они не будут заботиться о тех, о ком обязаны заботиться по долгу службы. Для этого надо менять всю систему власти, причем начинать надо сверху...