Народная диверсия - Кирилл Казанцев

– Ногу – ту, которая одна была целая, – так и не нашли. Либо у этого придурка с головой не того, либо он нажрался накануне, как свинья, либо... я не знаю что.

– Значит, сторожа просто разыграли? Да, злая получилась шутка... Но арест старика... Я вижу, Саша, ты с большим энтузиазмом отнесся к этому делу. Только все это – фигня на свинячьем сале! Зачем старика задержали, объясни мне? Ты будешь меня уверять, что этот старый мухомор проворачивал все эти дела со стройматериалами? Он, по-твоему, и бульдозер топил, и сторожку поджигал, и все остальные художества тоже его?

– Но собака привела к его дому...

– Так там, наверное, очень вкусно пахло, возле его дома, вот она, зараза, туда и поперлась... Так, выходит, вся вина старика в том, что он зарезал свинью?

– ...И подбросил ее мослы к сторожке, и кровью все там полил.

– А ты это видел, что уверяешь меня в этом, или есть другие свидетели? А если это не он? Вот тут он именно так и говорит: мол, я только зарезал хавронью и оставил мослы и кровь во дворе, а ночью кто-то все это позаимствовал. Другими словами, нагло спер. И как ты собираешься доказывать вину старика? Ты что думаешь, Саша, этот ветеран войны с Наполеоном партизанил и вел подрывную деятельность на стройплощадке? Помоложе-то там никого не нашлось? Есть у него сын или внук?

– Есть внучка, девчонка, только-только школу закончила...

– Ну, эту анорексичку с косичкой мы видели. Господи, в чем только душа держится? Смотреть страшно, как будто вчера из концлагеря...

– Да? А мне такие нравятся, – пожал плечами Саша.

– Так тебе лет сколько? Двадцать шесть? Ах, двадцать семь! Так ты у нас еще зеленый. Мне такие в восемнадцать нравились, а в двадцать пять, когда я женился, нравились уже девушки с формами. А после родов у моей жены стали такие формы... Так, мы, кажется, отвлеклись... Я имею в виду, в городе у старика есть кто из близких родственников?

– Нет, дочь и зять погибли семь лет назад, я узнавал; старик живет с внучкой, это практически его единственная родственница, во всяком случае, близкая.

– Так, старика задержали зря... Хотя подожди. Может, и не зря. Может, тот, кто все это делает, теперь как-то проявится, когда узнает, что дедушку ни за что держат в СИЗО? А, как ты думаешь, Саша? Может, вообще сделать вид, что вина дедульки доказана и что мы его «закроем», и надолго?..

– Не думаешь же ты, Паша, что этот наш вредитель полей и огородов кинется освобождать старика из СИЗО?

– Ну, кинуться-то он, понятно, не кинется, но как-то себя проявит. Если он такой благородный, что защищает хуторян, то он не допустит, чтобы невиновный сидел в тюрьме.

Саша только пожал плечами. Паша снова начал читать материалы дела.

– Ты мне, Саша, вот что еще скажи: что ты накопал на этого журналюгу Богоборцева?

– На Богоборцева? А, да, накопал кое-что...

Саша достал из стола еще одну папку.

– Вот... Список друзей; их, кстати, много... Родители у него за границей... Можешь сам посмотреть.

– Что здесь? – Паша принялся листать документы из новой папки.

– Богоборцев то наш, оказывается, дружит с опальным депутатом Черепковым.

– Этого правдоискателя нам только здесь не хватало!

– А что, может, на них двоих и повесим это дело?

– Как? Саш, ты хоть иногда думай, что говоришь! Депутат Черепков с журналистом на пару сожгли сторожку на каком-то диком хуторе в лесу? Разбросали там свинячьи ноги и полили все свинячьей же кровью?..

– А чтобы навредить нашему Чиндяйкину...

– Ну, ну... Нас за это в психушку отправят, и хорошо, если только туда... Ты, кстати, вчера, когда на хуторе был, с Угорцевым разговаривал, как я тебя просил?

– Само собой.

– Ну? Что он сказал? Саш, что я из тебя все тяну, как фашист из партизана? Сам не догадываешься рассказать?

– Паш, да я даже не знаю, что и рассказывать... Короче, Угорцев подтвердил ранее имеющиеся у нас сведения: сын Матвей у него был единственным, погиб два с половиной года назад в Чечне. Теперь... как бы это сказать?.. Его дух или призрак бродит по окрестностям и того... защищает родителей.

Паша смотрел на своего помощника, как на идиота. Когда тот закончил и развел руками, мол, вот вам, получите, что хотели, Паша мрачно спросил:

– Саш, а ты перед тем, как на хутор ехать, часом, не выпил?

– Я не пью! – огрызнулся обиженно помощник и сделал вид, что увлеченно читает какой-то документ.

– А почему тогда такую ахинею несешь? Дух, призрак... оперы... Видел такую передачу по «ящику»? «Призрак оперы» называется.

– Не видел, – снова огрызнулся Саша, не поднимая головы.

– Посмотри, тебе полезно будет. Так вот, там, в телевизоре, призрак может быть, а у нас здесь никаких призраков, тем паче духов, не может быть по определению!

– А между прочим, Паша, и другие жители хутора подтвердили, что сын Угорцевых являлся...

В это время зазвонил телефон на столе Павла Сергеевича. Он снял трубку.

– Да, – устало и недовольно сказал он, но, выслушав говорившего, вдруг встрепенулся: – Что?.. Сторожа?..Те самые?.. Где?.. Так везите их к нам, черт вас подери!

Когда Толян и Гаврилыч появились в допросной, опасливо озираясь по сторонам, Саша и Паша приступили к своим обязанностям по всем правилам детективного жанра. Допрашивать их решили не просто так, а играя в «плохого» и «хорошего» следователя.

– Вот они, дезертиры! Вы почему сбежали со стройки, мать вашу так и эдак? – без всяких предисловий заорал на них Паша так, что сторожа едва не попадали со стульев. – Вам же велено было охранять стройматериалы!

– Так мы, начальник, того... испугались больно... Вот и сбежали.

– Чего вы испугались? Говорите! – продолжал орать Паша, напустив на себя самый грозный вид, на какой только был способен.

– Так ведь напали на нас...

– Кто, черт вас побери, на вас напал?

– Нечистая сила напала. Избила нас...

– Слушай, Саша, да ведь они пьяны! Ты посмотри на них: морды и глаза красные, языки заплетаются... Сознавайтесь, придурки, напоролись с утра пораньше?

– Никак нет, начальник, мы тре-трез-вые!

– Как трезвые, кретины, когда вы еле языками ворочаете?

– Да мы всего-то по пол-литра самогонки выпили. А это не водка, это лекарство, между прочим... А нечистая сила на нас, правда, напала. Избила нас... у меня еще и мобильник отняла... А шея до сих пор болит, между прочим...

– Что вы несете, олухи?! Зачем нечистой силе мобильник, мать вашу?!

– А мы почем знаем? Ты, начальник, на нас не ругайся, мы еле ноги оттуда унесли...

– Я вот вас обоих посажу лет на пять каждого...

– За что, начальник? Мы и так пострадавшие: нас избили, связали...

– Ну, тише вы, тише, Павел Сергеевич, – начал останавливать коллегу «добрый» следователь Саша. – Что вы на них так орете? Может, они и в самом деле не виноваты... Так кто именно вас избил, товарищи? Вы лица нападавших видели?

Тон Саши был по-отечески мягким и сочувственным, и сторожа повернули свои испуганные взоры к нему.

– Нет... Честное слово, гражданин начальник, лиц не видели...

– Что дальше было?

– Потом пришел Матвей и освободил нас...

– Кто, простите, пришел?

– Матвей. Парень такой, молодой...

Саша посмотрел на коллегу.

– Как он был одет, этот парень?

– В военную форму, такую... всю пятнами, пятнами...

– Пятнами... Понятно. – Саша снова бросил быстрый взор на Пашу. – А как он выглядел? Какое у него лицо, фигура?

– Лицо? – Сторожа переглянулись. – Молодое лицо, хорошее такое лицо... А фигура? Фигура такая... хорошая фигура...

– Да вас не спрашивают, мать-перемать, хорошая или плохая у него фигура! Черт! – рявкнул Паша, не выдержав, на бестолковых сторожей. – Какая именно у него фигура?

– Большая! Ну, в смысле высокий он. Высокий, и выправка у него такая, знаете, как у военного...

Саша многозначительно посмотрел на своего непосредственного начальника. Паша мрачно молчал и кусал нижнюю губу.

– И он, значит, представился вам Матвеем? – продолжил допрос Саша.

– Ну, да. Мы знакомиться стали, он и говорит: меня, мол, Матвеем зовут...

– А больше он про себя ничего не рассказывал?

Сторожа переглянулись.

– Говорил, что родителям помогает, – вспомнил обрадованный Гаврилыч.

– Родителям, – выдохнул следователь, – что ж, это хорошо, что родителям... А может, это он вас связал?

– Нет, мы не видели, кто нас связывал; да мы без чувств были. Меня по башке треснули, а его вон – по шее. Так треснули, что до сих пор болит, – пожаловались Толян с Гаврилычем.

– А в деревню к тетке вас Матвей отправил? – продолжал выспрашивать Саша.

– Ну, да... Здесь, говорит, опасно, вон какие дела творятся! Один раз на вас уже напали, а потом и совсем прибить могут. А вы поезжайте, говорит, отдохните у родственников, а здесь пока все уляжется...

– А на дорогу он вам денег дал?