Связанные звездами - Минни Дарк

– Эта квартира и так весьма недешевая, – заявил Ник. – Не хочу даже думать, во что обходится аренда квартир с окнами на улицу.

– Красивые виды можно найти и здесь, причем совершенно бесплатно, – сказала Жюстин. – Если знать, куда смотреть.

– А ты наверняка знаешь?

– Могу как-нибудь и тебе показать, если хочешь.

Внезапно знакомый звук заставил Жюстин взглянуть на телефон в руках. Но звонил не ее телефон, а Ника.

Он сказал извиняющимся тоном:

– Нужно ответить.

– Конечно.

– Может быть… Могу я надеяться, что ты как-нибудь поучишь со мной слова? – спросил Ник, игнорируя звонок телефона. – Ну, знаешь, балкон к балкону?

– С удовольствием, – согласилась Жюстин. – В любое время. Ты знаешь, где меня найти.

– Увидимся, соседка.

– Прощай, прощай.

Но Ник не добавил про «разойтись нет мочи». Он просто шагнул назад, в гостиную, оставив Жюстин стоять под печальной, зависшей над городом луной.

И только в семь утра на следующий день Жюстин в полной мере осознала, как непросто будет жить с Ником Джорданом по соседству. Именно сейчас, стоя в полутемной гостиной, уперев руки в бока, Жюстин поняла, что впредь шторы станут для нее серьезной проблемой. Упомянутые шторы, узорчатые, светло-зеленые, остались еще с тех времен, когда в квартире в Эвелин Тауэрс жила Флер Кармайкл, и, хотя Жюстин знала, что должна просто распахнуть их – как обычно в это время, в будни, – она обнаружила, что теперь сделать это не так-то просто. Что, если Ник решит, будто она наблюдает за ним или жаждет общения? Может, лучше подождать, скажем, до семи тридцати?

Вечером проблем предстояло не меньше. Закрывать или не закрывать? Когда закрывать? А ведь были еще и выходные. Если она закроет шторы не в обычное время, Ник может решить, что она собирается заняться чем-то странным. Но если она их не закроет, он может решить, будто она хочет, чтобы он видел все, что она делает – и странное, и нет. Жюстин внезапно подумала, что, возможно, существует специальный справочник со стандартным протоколом открытия и закрытия штор: вроде кодекса, следование которому позволит ей быть уверенной, что ее шторное поведение ни в коей мере не будет истолковано как странное или неподобающее.

Проблема штор не переставал мучить ее и в разгар рабочего утра, когда измотанный Джереми возник в дверях ее кабинета.

– Проблема, – объявил он.

– Что за проблема? – откликнулась Жюстин, виновато нажимая на крестик в мысленной викторине «Шпионишь ли ты за соседями?».

– Слышишь это?

Как только уши Жюстин начали воспринимать звуки за пределами ее кабинета, она поняла, что действительно что-то слышит. Этим чем-то оказался голос Ромы, то взлетающий вверх, то падающий вниз, но чаще взлетающий. Хотя до Жюстин долетали лишь отдельные слова, не всегда понятные – «ханжа», например, и «безграмотный», «привилегия» и «кондиционер» – было очевидно, что кому-то пришлось столкнуться с агрессивной стороной потрясающей миз Шарплз.

– Кого это она отчитывает? – поинтересовалась Жюстин.

– Юного Генри, – ответил Джереми. – Она его терпеть не может.

– А вы этого не ожидали?

– Я надеялся, она будет смотреть на него как на муравья, муху или другое насекомое, не входящее в сферу ее внимания и беспокойства, – объяснил Джереми. – Но меня немного тревожит, что она запросто может поколотить его своими костылями.

– Что он ей сказал? – спросила Жюстин, пытаясь не замечать забавной стороны этой ситуации.

– По-моему, речь шла о борьбе с перерасходом средств на социальные нужды.

– Упс.

– Но проблема, – продолжил Джереми с тяжелым вздохом, – в том, что он должен был везти ее сегодня. В Тайдпул, на интервью.

Сломанная лодыжка не позволяла Роме сесть за руль самой. А Джереми, когда покупал новую «Короллу» взамен разбитой «Камри», решил, что Радослав никогда больше не сядет за руль машины, принадлежащей «Звезде».

– Она не может поехать на такси? – спросила Жюстин.

– Может, – подтвердил Джереми. – Но поскольку она все еще на костылях, я бы хотел, чтобы кто-то был с ней рядом, чтобы – ну, знаешь – помочь.

– И вы просите меня? – внезапно догадалась Жюстин.

– Я знаю, милая, что это работа помощника. И я не стал бы просить, если бы не думал, что все серьезно. Не знаю, чего я боюсь больше – что бедного Генри запугают на всю жизнь или что у Ромы сорвет крышу от злости.

– Тайдпул, говорите? – переспросила Жюстин с гримаской.

– Там новые хозяева, – взялся за уговоры Джереми, – и великолепная похлебка. И у тебя будет прекрасная возможность посмотреть на Рому за работой. Смотри и учись, а? Можем рассматривать это как профессиональный рост. Что ты скажешь?

– Кого она интервьюирует?

– Элисон Тарф.

– Театрального режиссера.

– Именно, – подтвердил Джереми.

– О чем?

– О ее новой театральной компании.

Жюстин подумала, затем встала, взяла пальто и шарф.

– Идет, – сказала она.

Тайдпул находился в полупромышленном районе неподалеку от порта, на верхнем этаже невысокого здания, приземистого и округлого, отделанного розовато-коричневой штукатуркой, с арками в стиле Колизея на нижнем этаже. Из арочных окон открывался вид на склады, бетонные ограничители, грузовые контейнеры и корабли, и все это на фоне зимнего моря. Посетители шли на ланч потоком, но без особой суеты.

Элисон Тарф оказалась высокой женщиной приблизительно того же возраста, что и Рома, с обгоревшей на солнце кожей и легкими белыми волосами, сохранившими лишь намек на тот улей на голове, который был ее изюминкой, когда в 1960-х годах она ворвалась на театральную сцену. Элисон была знакома Жюстин – впрочем, как и большинству людей – в основном по роли Элизы, дерзкой молодой каторжницы из классического австралийского фильма о кораблекрушении «Порознь». Но прошло уже немало лет с тех пор, как Элисон в последний раз играла на сцене или в кино, и, судя по всему, не планировала делать это в будущем. Теперь, по ее собственным словам, ее главной страстью стала режиссура, а процесс создания новой компании отнимал все силы.

– «Шекспир со стороны»? – переспросила Рома довольно холодно. Ее загипсованное запястье казалось странно бесплотным здесь, на столе рядом с открытым блокнотом. – Почему именно такое название?

Элисон Тарф аккуратно отломила кусочек булочки к супу.

– Потому что мы смотрим на произведения Шекспира с неожиданных ракурсов, – ответила она столь же холодно.

Рома сделала небольшую пометку в блокноте.

– Но почему опять Шекспир? – повторила она. – Он вот уже четыре сотни лет как мертв. Как насчет пьес современных австралийских авторов?

Вопросы звучали намеренно агрессивно, но Жюстин, зажатая между двумя дамами, никак не могла понять, была ли причина в искренней нелюбви Ромы к Шекспиру, или она просто пыталась спровоцировать