Замри - Нина Лакур

Ингрид – в другом конце комнаты. Я смотрела на ее снимки и ничего не узнавала. Вестибюль торгового центра: я увидела связку шариков на входе только что открывшегося отдела; она – пустую коляску. Моя комната: я увидела стопку журналов на ковре; она – записку от мамы, в которой говорилось: «Не забудь кинуть белье в стирку». Парк в Сан-Франциско: мои чайки в полете – ее травяной холм, поросший полевыми цветами.

Я скучаю по ощущению, которое возникает, когда опускаешь экспонированную бумагу в проявитель, на секунду задерживаешь дыхание и видишь, как изображение обретает плоть. Как темные участки чернеют. И ты думаешь: «Это сделала я».

Мне нужно проявить черное фото, но еще я хочу вновь ощутить это чувство. Хочу сделать фотографию, которую можно повесить на стену после того, как она просохнет. Порывшись в ящике стола, я нахожу пленку, которую отсняла в ночь перед началом учебного года. Вряд ли у меня получилось запечатлеть луну, но снимок дома вполне мог удаться.

Я забираюсь в фотолабораторию через окно и иду в проявочную. Завернув за угол, где установлены раковины, я чувствую: что-то не так. Я не одна.

Я жду, пока глаза привыкнут к темноте.

Я не сразу ее узнаю. На ней джинсы и толстовка, волосы убраны в простой хвост. Она стоит ко мне спиной и цепляет на леску фотографию.

– Доброе утро, Кейтлин, – говорит мисс Дилейни.

– Здравствуйте, – бормочу я, готовая к тому, что меня выставят за дверь.

Но она не отчитывает меня за то, что я вломилась в лабораторию, и не грозится позвонить родителям.

– Увеличитель в углу свободен, – говорит она.

– Хорошо.

Я неуверенно подхожу к увеличителю. Но у нее включен лабораторный фонарь, поэтому я не могу достать пленку. Малейшего луча достаточно, чтобы засветить фотографию. Я не хочу просить ее выключить свет, но уходить после того, как мне разрешили остаться, кажется грубостью. Я стою на месте, пытаясь сообразить, что делать.

– Ты будешь проявлять? – спрашивает она.

– Ага.

Она выключает свет.

– Спасибо.

Я торопливо заправляю пленку и подворачиваю ее, чтобы внутрь не проник свет.

– Я закончила, – говорю я, и она включает свет. Я пытаюсь разглядеть ее фотографии, погруженные в воду. На них изображены мотели со светящимися табличками «Свободные номера».

Некоторое время кажется, что между нами и не было никаких разногласий. Мы молча работаем бок о бок. Я проверяю экспозицию на контрольках; она уверенно снимает копии со своих фотографий.

Когда она собирается уходить, я, полагая, что мне тоже придется уйти, начинаю собирать негативы. Я даже не успела увидеть свою фотографию дома.

Но тут она говорит:

– Не забудь закрыть окно, когда будешь уходить. Вечером обещали дождь.

14

Воскресенье, 08:00.

Я просыпаюсь оттого, что у меня сосет под ложечкой. В полудреме я шарю рукой под кроватью и достаю дневник Ингрид. Кладу его на подушку, накрываю ладонью гладкую прохладную обложку и снова засыпаю.

08:27.

Я просыпаюсь снова и открываю первую страницу дневника. На меня смотрит автопортрет Ингрид. Я проваливаюсь в сон – мне снится, как она качается в парке на качелях, запрокинув голову в беззвучном смехе. Над чем мы смеялись?

09:00.

Я откидываю одеяло и встаю.

В десять я выхожу из душа и заворачиваюсь в полотенце. Достаю из ящика стола школьный справочник. Нахожу номер Джейсона, беру телефон и набираю ему.

Сердце трепыхается в груди, как колибри.

– Алло, – говорит мужской голос.

– Это Джейсон?

– Да. Кто это?

– Это Кейтлин. – Я раздумываю, не назвать ли фамилию: все-таки я не вхожу в число людей, для которых в порядке вещей звонить ему в воскресенье в десять пятнадцать утра.

Но он меня опережает.

– Привет, Кейтлин. Как дела? – говорит он вежливо – так, будто мой звонок стал для него приятной неожиданностью.

– Я тут подумала: ты не хочешь выпить кофе?

– Почему бы нет, – говорит он. – Когда?

– Ну… через час?

– Через час?

– Слишком рано?

Он задумывается.

– Да нет, – наконец говорит он. – Думаю, я успею.

Я одеваюсь, чищу зубы и оставляю записку для родителей, которые куда-то уехали. Я иду в гараж и беру старый мамин велосипед, надеваю ее шлем, хотя и смотрюсь в нем нелепо. Я не очень хорошо езжу на велосипеде.

На улице по-утреннему тихо. Я проезжаю парк и пожарный участок. Завернув за угол, я вижу перед кафе Джейсона. Он машет мне. Я подъезжаю к нему и спешиваюсь.

– Привет, – говорю я.

– Привет.

Мы улыбаемся.

– Хочешь кофе? – спрашиваю я.

– Кофе замедляет рост.

– Расскажи об этом Дилан, – смеюсь я.

– Она просто кофеиновый маньяк. Мы с ней, конечно, не знакомы, но, по-моему, у нее к руке прирос стакан с кофе.

– Это правда. Но она и без того достаточно высокая, – говорю я и с облегчением осознаю, что мы разговариваем, а не стоим в неловком молчании, пока он гадает, что он тут делает. – Тогда горячий шоколад? – предпринимаю я новую попытку.

Он кривится.

– Я что-нибудь выберу.

Я пристегиваю велосипед к парковочному автомату, и мы заходим в кафе. Над дверью звенит колокольчик. Я заказываю мокко со взбитыми сливками, а он останавливается на зеленом чае.

– Здесь или с собой? – спрашивает женщина за кассой.

Джейсон выжидающе смотрит на меня.

– С собой, – говорю я.

На улице Джейсон наконец спрашивает, что происходит.

– Только не обижайся, – говорит он, – мне просто любопытно.

– Сегодня день рождения Ингрид. – На секунду я перестаю дышать. Мы впервые заговорили об Ингрид как о человеке, которого мы оба знали. – Мне нужно было с кем-то его отпраздновать, а ты… Уж не знаю, в курсе ты или нет, но она была в тебя влюблена.

Его улыбка испаряется, и я, не задумываясь, протягиваю руку и касаюсь складки, которая образовалась