Английская поэзия XIV–XX веков в современных русских переводах - Антология

— кровью меч

Свой обагряет; ходит Сам Господь

В полях фламандских, столь Ему любезных!

Перевод А. Серебренникова

Roland Leighton (1895–1915)

Hédauville

The sunshine on the long white road

That ribboned down the hill,

The velvet clematis that clung

Around your window-sill

Are waiting for you still.

Again the shadowed pool shall break

In dimples at your feet,

And when the thrush sings in your wood,

Unknowing you may meet

Another stranger, Sweet.

And if he is not quite so old

As the boy you used to know,

And less proud, too, and worthier,

You may not let him go —

(And daisies are truer than passion-flowers)

It will be better so.

Violets 1915

Violets from Plug Street Wood,

Sweet, I send you oversea.

(It is strange they should be blue,

Blue, when his soaked blood was red,

For they grew around his head;

It is strange they should be blue.)

Violets from Plug Street Wood —

Think what they have meant to me —

Life and Hope and Love and You

(And you did not see them grow

Where his mangled body lay

Hiding horror from the day;

Sweetest it was better so.)

Violets from oversea,

To your dear, far, forgetting land

These I send in memory,

Knowing You will understand.

Ploegsteert

Love have I known, and dawn and gold of day-time,

And winds and songs and all the joys that are

Known once, and as a child that tires with play-time,

Leaped from them to the elemental dust of War.

I have seen blood and death, but all has ending,

And even Horror is but made to cease;

I am sickened with Love that lives only for lending,

And all the loathsome pettiness of peace.

Give me, God of Battles, a field of death,

A Hell of Fire, a strong man’s agony…

Роланд Лейтон (1895–1915)

Эдовиль[85]

От солнца белая тропа,

Что лентой вьется вниз,

И шелковистый ломонос,

Обнявший твой карниз,

Тебя уж заждались.

Вновь будет наш тенистый пруд

У милых ног рябить,

И, слыша пение дрозда,

Ты сможешь полюбить

Другого, может быть.

И если помоложе он,

Чем мальчик твой былой,

К тому ж скромнее и честней —

То стань его судьбой,

(Верней маргаритка, чем страстоцвет)

Так лучше нам с тобой.

Перевод А. Серебренникова

Фиалки, 1915

Фиалки Плагстритского[86] леса

Я шлю тебе, любовь моя

(И как ни странно: голубые,

Хоть из пробитой головы

Кровь пропитала их, увы;

Но, как ни странно, голубые).

Фиалки Плагстритского леса,

Представь, что значат для меня:

В них Жизнь, Любовь, Надежда, Ты

(Не видела ты, как цветы

Росли, где друг мой пал убитый,

Мой самый лучший друг, укрытый

В тени лесной от света дня).

Я шлю фиалки из-за моря

В твой край забывчивый, в ту даль

На память о године горя,

Ты не поймешь меня едва ль.

Перевод А. Триандафилиди

Плýгстерт

Я знал любовь, и солнце золотое,

И песни, и восторга времена.

Но как дитя, пресытившись игрою,

Сбежал туда, где прах метет Война.

Я видел кровь и смерть — но все конечно,

И Страх не навсегда в бою со мной;

Мерзка Любовь, что так недолговечна,

Тщедушный отвратителен покой.

Пошли мне поле смерти, Боже Сил,

Дай пламя ада, воинские муки…

Перевод А. Серебренникова

Charles Hamilton Sorley (1895–1915)

* * *

Such, such is Death: no triumph: no defeat:

Only an empty pail, a slate rubbed clean,

A merciful putting away of what has been.

And this we know: Death is not Life, effete,

Life crushed, the broken pail. We who have seen

So marvellous things know well the end not yet.

Victor and vanquished are a-one in death:

Coward and brave: friend, foe. Ghosts do not say,

“Come, what was your record when you drew breath?”

But a big blot has hid each yesterday

So poor, so manifestly incomplete.

And your bright Promise, withered long and sped,

Is touched, stirs, rises, opens and grows sweet

And blossoms and is you, when you are dead.

Sonnet to Death

Saints have adored the lofty soul of you.

Poets have whitened at your high renown.

We stand among the many millions who

Do hourly wait to pass your pathway down.

You, so familiar, once were strange: we tried

To live as of your presence unaware.

But now in every road on every side

We see your straight and steadfast signpost there.

I think it like that signpost in my land

Hoary and tall, which pointed me to go

Upward, into the hills, on the right hand,

Where the mists swim and the winds shriek and blow,

A homeless land