Сонька. Конец легенды - Виктор Мережко

— И просьба, и совет. Если зайдете в тупик, подобный былому, не торопитесь пускать пулю в лоб. Вы, сударь, еще понадобитесь Департаменту полиции. И, кроме того, помните, что вожжи всех дел в моих руках!.. В том числе и по госпоже Бессмертной. Не дергайте их без моего ведома, сударь.

— Благодарю за напоминание, доверие и рекомендации, ваше высокородие. Постараюсь держать в голове ваши бесценные наставления, — ответил Егор Никитич и покинул кабинет.

Обучение аргентинскому танго проходило в обычном режиме — столь же жестко и нервно отсчитывала ритм Эва, самозабвенно играли музыканты, двигались, шурша платьями, танцевальные пары.

— Выход в променад! Идет поддержка!.. Стойка компактнее!.. Спинки прямые, головы откинуты!

Гришин сидел на втором этаже класса, через слегка приоткрытую дверь наблюдая за танцующими. Его больше всего интересовала девица в изящной масочке и ее партнер. Они, пожалуй, были здесь самой эффектной, самой привлекательной парой.

Наконец занятия закончились, курсисты потянулись в гардеробные переодеваться, Егор Никитич довольно поспешно спустился вниз, подошел к Эве, беседовавшей с одним из задержавшихся танцоров. Она увидела немолодого господина, отпустила курсиста, кивнула визитеру.

Тот снял котелок, склонил голову.

— У меня к вам, сударыня, совсем небольшое дельце. — Мужчина деликатно отвел преподавательницу в сторонку, негромко представился: — Департамент полиции. Следователь Гришин.

У нее взлетели бровки, она с весьма заметным акцентом поинтересовалась:

— Я не совсем благонадежна?

— Ни в коем разе, — засмеялся следователь. — У меня разговор, никак не касаемый вас. — Он откашлялся, посмотрел на остроносенькую преподавательницу. — Но, полагаю, все здесь сказанное останется между нами.

— Я англичанка. Я умею молчать.

— Благодарю. Мой племянник танцует в паре с молодой особой в маске…

— Господин Валентин Бутурлин?

— Именно так. Он серьезно увлекся своей партнершей, и это весьма беспокоит его родителей.

— Вы хотите навести о ней справки?

— Совершенно верно.

— Как вас, простите?

— Следователь Гришин.

— Господин Гришин, я ровным счетом ничего не знаю об этой девушке. Ни имени, ни фамилии, ни ее семьи.

— Она скрывает?

— Нет, просто не говорит. Но нашему заведению это не нужно. Мы обучаем танго! Все остальное — проблемы клиентов!

— Почему мадемуазель в маске?

— Точно сказать не могу, но подозреваю, что у нее что-то с лицом. Потом это так загадочно! — Эва рассмеялась собственной остроте. — Что еще у вас ко мне?

— Пожалуй, все. Покорнейше благодарю, мадемуазель.

— Мадам!

— Простите, мадам! Я хочу не упустить племянника, поэтому покину вас.

— Всего хорошего.

Гришин быстрым шагом покинул класс, спустился на первый этаж и уже при выходе на улицу увидел стоявшего у мостовой Валентина в ожидании экипажа.

Таббы видно не было.

— Господин Бутурлин! — позвал Егор Никитич. — Одну минуточку!

Валентин высокомерно оглянулся.

— Добрый день, — поклонился Гришин. — Я отниму у вас буквально пару минут.

— Вы кто, господин?

— Гришин, следователь сыскного отдела.

— Слушаю вас.

— Расписку брать не стану, потому как полагаю, что вы человек довольно уже взрослый. Разговор крайне конфиденциален.

— Говорите.

— С вами в паре танцует некая мадемуазель. Имя ее, фамилию вы знаете?

— Нет, она не пожелала мне представиться.

— Вам удавалось когда-либо видеть ее без маски?

— Никак нет.

— У нее дефект лица?

Валентин холодно смотрел на странного господина.

— Не исключаю.

— Вам ни разу не удавалось даже мельком заглянуть за маску, скажем, во время танца?

— Кажется, я ответил… У вас все, господин следователь?

— Благодарю, всего доброго.

Подъехала пролетка, Валентин легко запрыгнул на ступеньку и покатил по улице.

Гришин постоял в раздумье, глубоко вздохнул, сунул руки в карманы и зашагал в противоположную сторону.

Табба стояла на набережной Невы. Девушка была без парика и без вуали, волосы зачесаны к затылку, на голове черная шляпка. Накрапывал дождь. Проезжающие на полном ходу пролетки, кареты, автомобили не думали притормаживать перед одинокой женской фигуркой и мчались дальше.

Наконец подкатила черная закрытая карета, мадемуазель быстро нырнула в нее, с силой захлопнув дверцу.

После ареста Беловольского конспиративный адрес Губского пришлось срочно поменять, и теперь ехать пришлось на другой конец Петербурга — в Дачное, что заняло не меньше часа.

Это был уже не особняк, а обычный жилой дом почти у самого леса с четырьмя парадными, одну из которых занимал продуктовый магазин.

Человек, привезший девушку, уверенно проводил ее ко входу в магазин. Хозяин, невысокий, плотный, в засаленной тройке, при виде гостей поклонился, бросил взгляд на двух покупателей возле мясного прилавка, торопливо и с оглядкой проводил Таббу и сопровождающего ее господина в служебный отдел.

Отсюда они проследовали в узкий коридор, заставленный ящиками, мешками, бутылями с постным маслом и керосином, поднялись по скрипучей лестнице и оказались в коридоре второго этажа.

Навстречу пришедшим выбежала большая лохматая собака, обнюхала гостей и безмолвно исчезла в одной из комнат.

Довольно сильно здесь пахло типографской краской, до слуха доносился шум печатного станка. Мимо протиснулся человек в кожаном фартуке и с только что отпечатанной газетой в руках.

В комнате было трое: сам Губский, девица с гладко причесанными волосами и горящими, возможно от опия, глазами… Третьим же оказался не кто иной, как Константин Кудеяров.

Бывшая прима кивнула каждому по очереди, опустилась на стул, который ей указал Губский, и в этот момент ее узнал Константин.

— Боже, мадемуазель Бессмертная?.. Это вы?

Она улыбнулась, кивнула.

— Здравствуйте, Константин.

— Я не верю своим глазам! — он подошел, приложился к руке.

— Я тоже.

— Мог встретить кого угодно, только не вас.

— Взаимно.

Губский, отложив свежий номер газеты «Рабочий», прокашлялся, удовлетворенно кивнул.

— Приятно видеть людей, не столь противных друг другу.

— Как возможно, Ефим Львович! — развел руками Кудеяров. — Я ночами не спал, мечтал об этой изумительной красавице!

— К делу. — Губский вытер губы платком и неизвестно к кому обратился: — Вам известно, что арестован господин Беловольский?

— Как? — ахнул Кудеяров. — Владимир?!

— Да, во время налета на банк. Задержали его и двоих бойцов. С ними производятся следственные действия.

— Имя следователя не известно? — спросила Табба.

— Известно. Допросы ведет не кто иной, как знаменитый Миронов. Следователь же — господин… — Губский посмотрел на листок. — Господин Гришин.

— Гришин? — переспросила Бессмертная. — Я знаю этого человека.

— Знакомы?

— Он вел дело моей матери. Затем пытался застрелиться.

— Боже! — воскликнул Кудеяров. — Вы все и всех знаете!.. Откуда это у вас, милое дитя?!

— От жизни, — усмехнулась Табба и снова посмотрела на Губского. — Им удалось чего-нибудь добиться?

— Пока молчат.

— Кто сдал?

— Нашелся один пакостник. Некто Китаец.

— Помню. Он был при мне в «Новом Балтийском банке».

— Завтра я уберу его, — подала голос девица из угла.

— Забыл представить, — кивнул на нее Губский. — Ирина у нас чистильщик. При необходимости убирает любую пакость. — Повернулся к Таббе: — Но у меня к вам, мадемуазель, отдельный разговор.

— Слушаю вас.

Губский бросил неуверенный взгляд на Кудеярова, тот немедленно поднял обе ладони.

— При мне можете говорить на любые темы. Я — могила!

— Лишь бы не братская, — сострил Губский и посмотрел на артистку. — Вам следует быть крайне осторожной. Вас отслеживает полиция.

— Откуда у вас такие сведения?

— От наших людей. В департаменте в ходу ваши портреты.

— Какие портреты?

— Рисованные. Со слов очевидцев. Просьба — решительнее уходите от образа таинственной дамы. От всей этой чепухи — кисея на лице, повязка на глазу… Вас могут легко вычислить. — Ефим Львович сделал глоток густо заваренного чая из большой металлической кружки, снова посмотрел на бывшую приму. — Теперь о главном. Помните, мы в последний раз говорили об особом задании?

— Помню.

— Настало время вернуться к этому разговору.

— Я могу уйти? — поднялась Ирина.

— Нет, послушайте. Вы также будете задействованы в этом мероприятии. — Губский закашлялся, снова взял кружку с чаем, ткнул пальцем в Таббу. — Вы будете стрелять в генерал-губернатора Санкт-Петербурга.