Дорога на Мачу-Пикчу - Николай Дежнев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старикан смотрел на меня с доброй улыбкой. Он прекрасно представлял, что со мной происходит. Между тем я уже выходил на берег и направлялся прямиком к пасшемуся неподалеку табуну. Трава под ногами была мягкой и шелковистой, расступаясь передо мной, лошади прядали ушами и косили в мою сторону большим карим глазом. Я ощущал их дыхание, чувствовал прикосновения ласковых губ, как это бывает, когда протягиваешь им на ладони натертый солью ломтик сухого хлеба…
Вдруг в моей руке сверкнул нож, Широкий и массивный, он был создан для убийства, он притягивал к себе кровь.
— Нет! — схватил я за рукав Карла, — нет!..
Тот поднес к губам палец. Словно в ночном кошмаре я наблюдал, как наклоняюсь под брюхо ближайшей лошади, перехожу ко второй, к третьей… Я… я обрезал на их ногах путы! Когда весь табун оказался свободным, лошади окружили меня, тянули шеи чтобы меня коснуться, толкали в плечо. Я отпихивал их, смеясь, и так мне было радостно, так легко, что я побежал. Вприпрыжку, вскачь, крича от полноты жизни, я несся по лугу и вместе со мной мчались мои кони. В едином движении мы летели через пространство, мы пожирали его, мы наслаждались своей мощью и свободой. Развевались по ветру гривы, ноги едва касались земли, каждой клеточкой тела я чувствовал, что счастлив, счастлив!..
— Но… — в моих глазах Карл прочел растерянность, — этого же не было!
Положил мне руку на плечо, жесткая щеточка усов раздвинулась в широкой улыбке:
— Было — не было, легко же вам судить! Что вообще вы знаете о действительности? Неужели вы не узнали собственный сон? Мечты и сны — самое подлинное, что у нас есть. Люди не могут постоянно выносить окружающий мир, куда пришли с неохотой и не по своей воле. Стоит человеку заснуть, как сознание спешит покинуть спящего, а привыкший к работе мозг начинает в силу инерции перебирать и складывать вместе элементы мозаики надежд и пережитого. Получившуюся картину мы наутро и помним…
Но не думайте, друг мой, что все так просто! — продолжал Карл, покачивая седенькой головой. — Сны еще и оконце, через которое мы заглядываем в тот мир, которому по природе своей принадлежим. Через вуаль иносказательного до нас пытается достучаться нечто главное о нас самих. Вы, Глеб, отпускали на волю не коней, вы освобождали от пут ваши чувства! Устав вести себя по жизни под уздцы, вы наконец-то дали им волю. Я наблюдал за вами, вы плакали! Не стоит стесняться этих слез, они приносят очищение…
Черт бы побрал этого Карла! Если так пойдет дальше, он вывернет меня наизнанку, только глаза мои и правда были влажными. Поскольку вокруг снова сгустилась чернота, я не мог разглядеть его лица, но вдруг отчетливо услышал доносившиеся из глубины лабиринта голоса и протяжные, напоминающие рычание зверей, трубные звуки. Мне показалось, я различаю чьи-то стоны и неразборчивое бормотание, но мой провожатый не обратил на это внимания, спросил, как бы между прочим:
— Так что, Глеб Аверьянович, будем дальше делать?.. У меня складывается впечатление, вы не жаждете знакомиться с альковной стороной вашей жизни, или я не прав? — сделал паузу и тут же заметил: — А жаль, она того стоит! Есть весьма забавные и поучительные эпизоды, но молчу, молчу!.. В таком случае, позвольте продемонстрировать вам глубинные пласты вашего подсознания, плавно переходящие в коллективное бессознательное. Скажу без ложной скромности, тема эта — мой конек, ее исследованиям я посвятил долгие годы!
В ход, как я понял, снова пошла коробочка с табаком. Чиркнула спичка, старикан несколько раз пыхнул трубкой. Произнес, покачивая головой и сдержано улыбаясь:
— Такого про это понаписал, поколения психологов разобраться не могут! А дело все в том, что они слишком серьезно относятся к феномену человека и к самим себе, в то время как мои труды полны скрытого юмора. Да что там мои, само человечество — одна из лучших шуток Господа! — хихикнул Карл и продолжал уже на серьезной ноте: — Наука, друг мой, не терпит тоскливых педантов и дураков с умными лицами, это поле для игры затейливого ума. Бессознательное, дорогой Глеб Аверьянович, явление неисчерпаемое и уж точно не вмещается в заготовленные схемы. Его можно сравнить с океаном, в таком случае сознанию отводится роль мелкой ряби на водной поверхности. В темных глубинах человеческого естества водятся такие звери и бушуют такие страсти, о которых людям лучше не знать. Пусть уж себе думают, что сами управляют своей жизнью и упиваются этой иллюзией…
Трудно сказать, что меня сподвигло, только я вдруг почувствовал к старикану симпатию. Ядовит, конечно, и насмешлив, порой доходит в своей иронии до сарказма, но это верный признак умного человека, способного посмеяться не только над другими, но и над собой. Неожиданно за моей спиной вспыхнул луч прожектора, пронизал темное пространство на значительную глубину. Лабиринт в этом месте кончался, теряя постепенно в высоте, его стены сходили на нет. Мы с Карлом как бы стояли на возвышенности, в то время как внизу на плоской равнине шла своя жизнь. Там двигались огромные, неуклюжие фигуры, пробежала, мелькнув в ярком свете ягодицами, обнаженная женщина.
Я не удержался от искушения поквитаться с Карлом:
— Говорите, тема коллективного бессознательного ваш конек? Оно и понятно!..
— Между прочим, — не замедлил с ответом старичок, и тоже не без ехидства, — это анима, женская часть вашего, — подчеркнул он голосом, — существа!
— Ах, вот оно как! В таком случае ясно что вы имели в виду, говоря о скрытом юморе! — отпарировал я, надевая на себя маску ученой глубокомысленности.
— Не без того! Не без того! — довольно хмыкнул Карл, но лицо его в рассеянном свете прожектора тут же стало серьезным. — Вы вот не верите, а в каждом мужчине живет женщина, а в каждой женщине мужчина. Зря ухмыляетесь, так оно и ест! А если внимательно приглядеться, то можно обнаружить еще и целую коллекцию самых разных, по большей части, первобытных существ…
И сейчас же иллюстрацией его слов луч света пересек воин в волчьей шкуре, за которым прошествовало целое стадо смахивающих на динозавров монстров.
— Если и эти мои, то пора открывать зоопарк! — попробовал я превратить все в шутку.
Но Карл шутить был не расположен.
— Луч сознания, как легко можно заметить, выхватывает из тьмы бессознательного лишь отдельные архетипы… — начал было он, но тут же осекся и воззрился на меня с таким видом, будто подозревал, что в учености своей я не пошел дальше букваря. — Вы когда — нибудь слышали это слово?
Как ни прискорбно признавать, но старикан был недалек от истины. Однако подтверждать его догадку я не стал, а изобразил на лице нечто высокомерное и презрительное. Мало ли каких слов не знает он, я же не тычу ему этим в физиономию!
Но Карла моя натужная мимика не обманула:
— Как же мне вам объяснить-то?.. — задумался он. — Трудная задача. Нынешние психологи любят жонглировать терминами, не утруждая себя их пониманием! Архетипы, господин Дорофеев, это нечто вроде сгустков энергии коллективного бессознательного, аккумулирующих в себе действия человека в типичных для него обстоятельствах. Их в нашей психике живет огромное множество и они не менее реальны, чем окружающая человека физическая действительность. Именно архетипы управляют во многом поведением личности, поскольку в них сконцентрирован опыт предшествующих поколений, начиная с времен появления жизни на земле.
— Нечто вроде основных компьютерных программ? — попробовал я подсказать.
— Если только в первом приближении, — согласился он со мной из вежливости. — Возьмем, к примеру, архетип брутальности, который руководит человеком в моменты опасности и тесно связан с ненавистью и агрессией! Он может проснуться не только в одной единственной личности, но и в целой нации, тогда в мире появляется фашизм и крайняя жестокость, с какой уничтожали собственный народ Сталин, а до него большевики. Древний призрак колоссальной разрушительной силы переживался людьми как массовый психоз, но не думайте, что опасность миновала. Во все времена человек носил, носит и будет носить в себе этого монстра, как неотъемлемую часть своей личности. Я дал этому архетипу имя «барбариан» от английского «варвар» или «барбарик», что значит жестокий. Что ж до внешности архетипов, они находят свое воплощение в привычных для человека образах.
Барбарик, — повторил я про себя, — барбариан, третьим в этом ряду должен стоять Барбаро! Такая похожесть не может быть простым совпадением.
Карл, тем временем, взял меня обходительно под ручку и продолжил:
— Сейчас мы спустимся вдоль луча сознания и я познакомлю вас с такими любопытными созданиями, уходить не захотите…
Я сделал попытку освободиться:
— Постойте, Карл, это очень важно! Если мы пройдем бессознательное до конца, я смогу найти дорогу в оставленный мною мир? Где-то там, — показал я рукой, — должна быть дверь…