Дипломатия в годы войны (1941–1945) - Виктор Исраэлян

Черчилль был особенно заинтересован в достижении компромисса между де Голлем и Жиро, так как в случае отказа де Голля от сотрудничества управление французами колониальными владениями могло бы оказаться в руках американской креатуры, в связи с чем Черчилль оказывал давление на де Голля, призывая его к пересмотру занятой им позиции. Английский премьер-министр предупреждал руководителя движения «Свободная Франция», что в случае упорства лишит его поддержки Англии. «Позицию Правительства Его Величества в отношении Вашего движения, – писал Черчилль де Голлю из Касабланки, – до тех пор пока Вы будете его главой, также придется пересмотреть. Если Вы совершенно твердо и сознательно отвергаете эту единственную в своем роде возможность, то мы обойдемся без Вас. Дверь все еще открыта»[262].

Де Голль расценивал как «прямой шантаж» подобную линию Черчилля, который хочет помириться с американцами за его счет и «может пойти на признание за петэновцами вроде Пейрутона права представлять Францию в этой войне»[263]. Однако перед опасностью немедленного разрыва с Англией и США ему пришлось все же поддаться давлению.

Де Голль прибыл в Касабланку 22 января. В беседах с Рузвельтом и Черчиллем он высказал свою точку зрения по поводу французского руководства, в котором ему должна была принадлежать ведущая роль. В конце концов были достигнуты временное примирение и договоренность о необходимости создания в будущем единой французской администрации.

Однако реально удалось договориться лишь по таким второстепенным вопросам, как местное снабжение, почта, переезд французских граждан из одной колонии в другую и т. д.

Марокко оставило у де Голля тягостное впечатление: во всех учреждениях висели портреты маршала Петэна, петэновских чиновников. Во время переговоров его принуждали фактически сдаться Жиро, а его противодействие «приводило Черчилля в ярость»[264].

Впоследствии Гарриман вспоминал, что «Черчилль и Рузвельт, по существу, согласились с тем, чтобы убрать де Голля до освобождения Франции. Однако они так и не смогли договориться относительно сроков… В целом Рузвельт был больше Черчилля заинтересован в том, чтобы избавиться от де Голля. Однако даже Черчилль подумывал как-то о том, чтобы посадить его под домашний арест за неподчинение». «Мы, конечно, ошиблись, – продолжает Гарриман, – сделав ставку на Жиро, точно так же, как англичане – на де Голля. Жаль, что не появилось какого-нибудь другого француза, который обладал бы храбростью де Голля, однако был бы в меньшей степени эгоцентричен»[265].

На конференции в Касабланке обсуждался также вопрос о позиции Турции. Государственный секретарь К. Хэлл в своих воспоминаниях рассказывает о соглашении, достигнутом в Касабланке, в соответствии с которым Турция рассматривалась в качестве сферы влияния Англии, а Китай – в качестве сферы влияния США; Хэлл, однако, тут же подчеркивает, что, хотя США и согласились с тем, что Турция явится сферой влияния Англии, тем не менее они не отказались от своих притязаний в отношении Турции, которую рассматривали в качестве «полезной помощницы» в решении послевоенных проблем на Балканах[266].

Особенно острые противоречия возникали между участниками конференции по вопросу о судьбе колоний в послевоенный период. В многочисленных беседах Рузвельта с Черчиллем первый постоянно подвергал критике британскую колониальную систему, высказывал надежду на то, что в послевоенный период все будет устроено «по-новому», что с помощью американской экономики будет перестроена жизнь колониальных стран и т. д. Из рассуждений Рузвельта становилось ясно, что американские монополисты стремятся вытеснить британского конкурента йз колоний и установить свое собственное господство в них. Черчилль хорошо понимал, к чему клонит Рузвельт, и возмущенно отвергал все американские планы.

Забавный инцидент произошел, по рассказу Э. Рузвельта, в конце конференции. 22 января президент Рузвельт в присутствии Черчилля принял марокканского султана. Во время беседы Рузвельт рисовал перед глазами зачарованного султана картину небывалого расцвета Марокко, который наступит якобы в результате помощи США в послевоенный период. Султан выразил согласие с американскими планами и тут же заверил Рузвельта, что сразу же по окончании войны обратится к США за помощью. Черчилль с нескрываемым раздражением следил за беседой Рузвельта и султана и в конце концов, не выдержав, вышел из комнаты[267].

На конференции были рассмотрены и некоторые другие вопросы, в том числе и организационные. Генерал Эйзенхауэр был назначен главнокомандующим вооруженными силами союзников в Северной Африке, английский генерал Александер – его заместителем.

На пресс-конференции в Касабланке 24 января 1943 г. по окончании переговоров Рузвельт заявил: «Объединенные Нации убеждены в том, что мир может быть достигнут только в результате безоговорочной капитуляции держав оси». Он предложил именовать совещание в Касабланке Конференцией по вопросу о безоговорочной капитуляции.

Многие политические деятели и исследователи в послевоенный период и даже во время войны критиковали Рузвельта за выдвинутую им формулу безоговорочной капитуляции. Они утверждали, что эта формула дала хороший козырь в руки фашистской пропаганды, которая толковала ее как стремление государств антигитлеровской коалиции добиться уничтожения Германии, Японии и Италии. Такое толкование формулы безоговорочной капитуляции, по мнению ее критиков, помогло фашистским главарям продолжить войну.

С такой точкой зрения, однако, согласиться нельзя. Ни на самой конференции в Касабланке, ни до, ни после нее никто из руководителей государств антифашистской коалиции не заявлял о намерении ликвидировать Германию, Японию и Италию вообще и уничтожить их население. Формула безоговорочной капитуляции имела в виду полное искоренение фашизма, ликвидацию его последствий и отказ от каких бы то ни было переговоров и сделок с главными фашистскими державами. Она означала решительное осуждение мирового фашизма и несомненно сыграла положительную роль в годы войны.

По окончании конференции Рузвельт и Черчилль направили в Москву совместное послание, в котором сообщали Советскому правительству отдельные результаты переговоров в Касабланке. Послание не содержало сведений о политических переговорах и ограничивалось информацией о решении насчет военных операций, которые должны были быть предприняты американскими и британскими вооруженными силами в течение первых девяти месяцев 1943 года.

В пространном послании Рузвельта и Черчилля был, однако, полностью обойден главный вопрос межсоюзнических отношений – об открытии второго фронта. Оно было составлено в нарочито туманной форме. В своих мемуарах Черчилль признает, что указанное послание должно было состоять из общих намерений и не должно было включать никаких обещаний[268]. Американский посол в СССР Стэндли рассказывал, что когда он вручал текст упомянутого послания главе Советского правительства, то первое, что бросилось ему в глаза, – это полное отсутствие упоминания о втором фронте. Это обстоятельство вынудило Советское правительство настаивать на дополнительных разъяснениях по поводу принятых в Касабланке решений. «Понимая принятые Вами решения в отношении Германии, – писал глава Советского правительства союзникам в январе 1943 года, – как задачу ее разгрома путем открытия второго фронта в Европе в 1943 году, я был бы Вам признателен за сообщение о конкретно намеченных операциях в этой области и намечаемых сроках их осуществления»[269].

Такая постановка вопроса вынудила правительства Англии и США конкретизировать свои военные планы и дать ответ на вопрос о втором фронте. Однако вместо правдивой информации была сделана попытка ввести Советское правительство в заблуждение. Так, в ответном послании Черчилля от 9 февраля 1943 г. относительно второго фронта говорилось следующее:

«Мы также энергично ведем приготовления, до пределов наших ресурсов, к операции форсирования Канала в августе, в которой будут участвовать британские части и части Соединенных Штатов. Тоннаж и наступательные десантные средства здесь будут также лимитирующими факторами. Если операция будет отложена вследствие погоды или по другим причинам, то она будет подготовлена с участием более крупных сил на сентябрь. Сроки этого наступления должны, конечно, зависеть от состояния оборонительных возможностей, которыми будут располагать в это время немцы по ту сторону Канала»[270].

Вместе с тем хорошо известно, что на конференции в Касабланке не принималось никаких конкретных решений о высадке в Западную Европу в 1943 году. Наоборот, намеченные ею шаги практически исключали возможность организации такой операции. Леги, например, прямо пишет: «Американский план вторжения во Францию через Ла-Манш в 1943 году не был принят англичанами и вместо него (курсив мой. – В.И.) было принято решение о комбинированной операции против средиземноморских островов, в частности Сицилии»[271].