Все рушится - Чинуа Ачебе

Копать маниок было нетрудно, как и сказала Эквефи. Эзинма энергично трясла каждый куст длинной палкой, прежде чем наклониться и срезать стебель, а потом выкопать клубень. Стоило потянуть за срезанный кончик стебля, как земля поднималась, корни под ней обрывались – и клубень оказывался на поверхности.

Накопав весьма внушительную кучу, они в два приема снесли клубни к реке, где у каждой женщины была своя ямка для отмачивания маниока.

– Через четыре дня будут готовы, а может, и через три, – сказала Обиагели. – Клубни-то молодые.

– Не такие уж они молодые, – возразила Эквефи. – Я засадила это поле почти два года назад. Просто земля тут бедная, вот клубни и вырастают маленькими.

Оконкво никогда ничего не делал наполовину. Когда Эквефи сказала, что двух коз вполне достаточно для угощения, он осадил ее: не твоего ума дело.

– Я устраиваю праздник, потому что могу себе это позволить. Нельзя жить на берегу реки и мыть руки слюной. Родственники моей матери были ко мне добры, и я должен выказать им свою благодарность.

Были зарезаны три козы и много кур – как на свадьбу. Жены наготовили фуфу и пюре из ямса, суп эгуси[21] и онугбу, и, конечно, было припасено много-много кувшинов пальмового вина.

Вся умунна была приглашена на праздник, все потомки Около, жившего почти двести лет назад. Старейшим членом этой обширной семьи был дядя Оконкво, Ученду. Ему предоставили честь разломить орех кола, но прежде он обратился с молитвой к предкам, прося у них здоровья и много детей.

– Мы не просим достатка, потому что тот, кто здоров и у кого есть дети, достатка добьется сам. Мы не просим денег – только побольше родни. Мы отличаемся от животных тем, что у нас есть чувство родства. Животное, если у него чешется бок, трется об дерево, человек просит родственника почесать ему спину.

Он отдельно помолился за Оконкво и его семью, после чего разломил орех кола и бросил один зубок на землю – для предков.

Когда орех пустили по кругу, жёны и дети Оконкво и те, кто пришел им помочь со стряпней, начали выносить блюдо за блюдом, а сыновья – кувшины с вином. Еды и вина было так много, что кое-кто даже присвистнул от удивления. Когда все угощение было выставлено, Оконкво поднялся, чтобы сказать слово.

– Я прошу вас принять этот маленький орех кола не в знак благодарности за все, что вы сделали для меня за эти семь лет. Младенец не может отблагодарить мать за молоко, которым она его вскормила. Я собрал вас только потому, что родственники иногда должны встречаться все вместе, это очень нужно нам всем.

Ямсовую похлебку подали первой, потому что это более легкая еда, чем фуфу, и потому что ямс вообще всегда подают первым. Потом – фуфу. Кто-то из гостей ел его с супом эгуси, кто-то – с онугбу. Потом разделали мясо так, чтобы каждому из членов умунны досталось по куску. Соблюдая возрастную очередность, каждый вставал и получал свою долю. Даже для тех немногих родственников, которые не смогли прийти, оставили их часть, чтобы они со временем могли прийти и забрать свое угощение.

Когда все вино было выпито, один из старейших членов умунны встал, чтобы поблагодарить Оконкво.

– Если бы я сказал, что мы не ожидали такого великолепного пиршества, можно было бы предположить, будто мы не знаем, как щедр наш сын Оконкво. Нет, все мы его хорошо знаем и ожидали, что праздник будет великолепный. Но он оказался еще более великолепным, чем мы ожидали. Спасибо тебе. Пусть все воздастся тебе десятикратной сторицей. Как приятно в наши дни, когда молодежь считает себя умней предков, видеть мужчину, который живет по великим старым заповедям. Мужчина, который созывает родственников на угощение, делает это не затем, чтобы спасти их от голодной смерти. Еда у всех у них есть и дома. Когда мы собираемся вместе на деревенской площадке, залитой лунным светом, мы делаем это не для того, чтобы полюбоваться луной. Луна каждому видна и со своего двора. Мы сходимся, потому что нам хорошо вместе. Вы спросите, зачем я все это говорю. Я говорю это, потому что боюсь за молодое поколение, за вас, молодежь. – Он указал рукой туда, где сидели в основном молодые люди. – Что касается меня, то мне жить осталось недолго, так же как Ученду, Уначукву и Эмефо. Но мне страшно за вас, молодежь, потому что вы не понимаете, насколько сильны узы родства. Вы не знаете, что значит говорить в один голос. И что в результате? Мерзкая чужая религия пускает корни среди вас. Человек теперь легко покидает отца и братьев, отдает на поругание богов своих предков, словно охотничья собака, вдруг взбесившаяся и бросающаяся на собственного хозяина. Я боюсь за вас, я боюсь за наш клан. – Он повернулся к Оконкво и закончил: – Спасибо тебе за то, что собрал нас вместе.

Часть третья

Глава двадцатая

Семь лет в отрыве от своего клана – это много. Свято место пусто не бывает, его занимает кто-то другой. Как только человек покидает свое место, кто-то заполняет пустоту. Клан – что ящерица: стоит ей потерять хвост – у нее тут же начинает расти другой.

Оконкво все это знал. Ему было известно, что он потерял свое место среди девяти духов в масках, которые вершили правосудие в клане, что утратил возможность предводительствовать своим воинственным кланом в борьбе с новой религией, которая, как ему сказали, постоянно укрепляется. Он упустил время, в течение которого мог заслужить самые высокие титулы. Но некоторые из этих потерь были восполнимы. И он решительно настроился сделать так, чтобы его возвращение не осталось незамеченным. Он должен вернуться с триумфом и наверстать семь потерянных лет.

Свое возвращение он начал планировать с первого года изгнания. Первое, что он намеревался сделать, – это отстроить свою усадьбу с размахом, на более высоком уровне. Он поставит более просторный амбар, чем был у него прежде, и хижины для двух новых жен. Потом, чтобы продемонстрировать свое благосостояние, введет двух сыновей в сообщество озо. Такое под силу только действительно выдающимся членам клана. Оконкво красочно представлял себе, какой почет будут ему оказывать, и мысленно видел, как получает самый высокий титул.

По мере того как один за другим проходили годы изгнания, ему стало казаться, что его чи, стараясь загладить вину, воздает ему за нанесенные ранее бедствия. Его ямс рос обильно не только здесь, на материнской родине, но и в Умуофии, где Обиерика из года в год ссужал его под проценты.

Потом случилась трагедия с его старшим сыном.