Уроки любви - Людмила Бояджиева

— Скорее всего, люди Орловского выследили некую юную даму, посетившую ее дом. Возможно, они вели слежку еще от одесской больницы… — Шарль нахмурился. — Все это насторожило меня. Видишь ли, после той поездки в Грецию Альберт исчез из поля зрения. Вернее, мы получили сведения о его гибели. И, возможно, приняли бы их на веру, если бы уже не знали от тебя, что на самом деле представляет собой этот человек. Он понял, что сведения о подлинной причине смерти Барковской и его причастности к секретным германским службам могла дойти до нас. Хуже того, Орловский опасается за свое любимое детище — ведь перед смертью Анастасия могла рассказать кому-то о «фабрике смерти» или постараться переправить данные к нам. Поэтому инсценировал собственную гибель, а потом явился в Париж, чтобы пронюхать о тебе, девочка. Умоляю — будь осторожнее!

— Как раз он-то мне и нужен! Этот дьявол совсем не умеет шутить и слишком груб с дамами… Если честно, он мне очень не нравится. — Насмешливый тон Эжени насторожил Шарля.

Он виновато посмотрел на юную женщину, столь желанную, жизнь которой подвергал смертельной опасности.

— Боюсь, страшные сказки о «фабрике» смерти, выпускающей бактериальное оружие, не плод больной фантазии. Нам удалось получить точные сведения насчет некоего подземного объекта, работающего под Руром. Похоже, там действительно прячется сам сатана.

— Хочешь отправить меня в вояж по вражеской Германии? Я не прочь, с благословения моего нового начальника — Хельмута фон Кленвера.

— Думаю, ездить тебе никуда не придется, — все необходимые нам данные либо уже имеются у твоего шефа, либо он может их заполучить. Кстати, он действительно похож на аристократа?

— Если бы мне хоть раз довелось увидеть эталонного германца, я смогла бы сделать какие-то выводы. Сомневаюсь, что блиставшие в Сан-Себастьяне бароны и графы — не ряженые прохвосты. А вообще-то у барона фон Кленвера несомненно имеются кой-какие признаки высокого происхождения — он щепетилен в делах и серьезен в своих привязанностях к женщинам. Представляешь, Шарль, отважный Хельмут отказался сделать своей любовницей работающую на него в качестве секретного агента даму.

Ну, это абсолютно по-немецки. Неужели он не сумел оценить твои достоинства, девочка? — Шарль потрепал Эжени по щеке. Наблюдавший за ними бармен с завистью вздохнул: «Сейчас направятся в „Лоретан“ и снимут уютный номерок часа на два».

— Проницательный барок сумел оценить все сразу, но долго колебался, прежде чем сделать выбор — в личную пользу или на благо отечества. И, как видишь, решил, что от меня толку больше в разведывательных операциях, чем в его постели.

— Нам пора, дорогая. — Галантно взяв даму под локоток, Шарль мельком подмигнул бармену. — Только имей в виду, у высшего германского командования к барону фон Кленверу имеются кое-какие претензии. Он действительно слишком щепетилен в выборе методов работы и его отец подписал то самое знаменитое воззвание «К цивилизованным нациям», которое печаталось в августе во всех газетах мира.

— Господи, как же его угораздило с такими предками и убеждениями попасть в разведку? Насколько помню, цвет немецкой интеллигенции заявил о том. что Германию втянули в войну и они всего лишь вынуждены защищаться. Они просили прощения у всего мира за участие их ни в чем не повинного отечества в мировой бойне.

— Думаю, им заморочили голову пропагандой, детка. Художественная интеллигенция — прекрасный объект для политических манипуляций… Отец Хельмута — историк-? весьма уважаемый в ученой среде.

— Выходит, у моего мадридского шефа нелады с отцом?

— Напротив, он на редкость преданный сын и, между прочим, замечательный супруг. — Шарль подмигнул, кивая на вывеску у дома, мимо которого они проходили. — «Лоретан» — симпатичное гнездышко для тех, кого интересуют совсем другие сражения. Заглянем?

Обняв за шею Шарля, Эжени поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.

— Меня ждут немецкие хозяева, дорогой. Сейчас же сочиню по твоим материалам секретное донесение, вписывая между строк делового письма невидимыми чернилами. И, возможно, к верфям Гавра, вскоре направятся опытные диверсанты. Мне положен орден, как ты считаешь?

— Если они не сразу разберутся, каких карасей ты подсунула им под видом жирных осетров.

Глава 18

В Мадриде Эжени лично докладывала шефу о проведенной ею операции в Гавре. Она не могла не улыбнуться, увидев бар, выбранный для встречи Хельмутом, — он был почти полной копией парижского, лишь вместо худенького верзилы-бармена за стойкой перетирал бокалы смуглый усатый толстяк. Патефон играл популярную песенку: «Прощай, любимая, прощай», на столике в углу, где расположилась пара иностранцев, стоял букетик оранжевых бархоток и бутылка вина. Но оба, Эжени и Хельмут, предпочитали кофе.

— Добытая тобой информация проверена экспертами. — Хельмут строго посмотрел на свою спутницу и вздохнул. — Хорошая работа.

— Не сомневаюсь. — Эжени сняла соломенную шляпку и встряхнула головой. На щеки и шею упали бронзовые завитки. — Чертежи мне предоставил главный инженер строительных верфей.

— И за что же он так отблагодарил незнакомую женщину? — В голубых глазах фон Кленвера сверкнул лед.

— Ну, почему же незнакомую? Мы встречались целых три вечера… Мне попался жизнелюбивый и разговорчивый хвастунишка… Кстати, в постели он не блистал. Я забыла отметить это в отчете. — Язвительно заметила Эжени, сочинившая для отчета целую историю своей работы в Гавре. Конечно, ей пришлось побывать в городе и даже познакомиться с указанным господином. Но дальше прогулки по верфям (Эжени выдавала себя за французскую журналистку) дело не зашло. Но если бы ей и впрямь пришлось бы добывать нужную Хельмуту информацию, действовать пришлось бы совсем иными методами. Посылавший ее в Гавр шеф, конечно, понимал это, и теперь Эжени злорадствовала, разжигая его ревность.

Рука Хельмута больно сжала пальцы Эжени.

— Мне было ясно, на что толкаю тебя, отправляя на задание. И вообще, — когда сделал секретным агентом… Но я не предполагал, как буду мучиться, Эжени!

— Ерунда! Это же на благо Германии. Тем более, что мое сердце свободно. Почему не несут ореховые пирожные? Испанцы их чудесно делают — с изюмом и курагой.

— Эжени, я не тупой вояка, готовый идти по трупам ради отечества, ради пресловутого «укрепления рубежей», оправдывающего агрессию… — Хельмут с трудом выдавливал слова. — И я не торговец любимыми женщинами.

— Что?! — Эжени с удовольствием откусила одно из пирожных, появившихся, наконец, на расписном фаянсовом блюде… — Нам было очень хорошо вместе. Но у тебя жена, вы вместе уже три года и считаетесь хорошей, любящей парой.