Желать невозможного - Екатерина Островская

– Нет, пусть она встанет здесь, а мы на нее посмотрим, какая это еще дочка, – сказал другой.

Соня взяла голубые джинсы в обтяжку и полосатую майку и пошла в ванную переодеваться. А когда вышла, то увидела стоящую в коридоре мать.

– Ты куда намылилась? – спросила она.

– На репетицию.

– Надолго?

– Как получится.

Мать смотрела на нее мутным взором и размышляла.

– Ну ладно: отпускаю тебя сегодня. Но в другой раз учти… Эта твоя самодеятельность мне во где!

Мать провела себе ладонью по горлу.

– На хрена нам самодеятельность? И вообще, на хрена тебе учиться? Все равно ведь придешь к нам на фабрику, будешь аппретурщицей, как и я… Плохо, что ли?

– Не приду!

– А кто тебя спрашивать будет? Придешь как миленькая!

Один из мужчин высунулся из комнаты и, разглядывая Соню, позвал мать:

– Люся, ты скоро? А то скучно без тебя.

Мужчина подмигнул Соне.

– Сейчас, – отозвалась мать, не оборачиваясь, а потом наклонилась к дочери: – Ты, Сонечка, сегодня домой не спеши. Мы тут посидим немного. Все нормально будет, ты, главное, не волнуйся: это с работы моей товарищи. Мы сегодня праздник какой-то отмечаем. Так что погуляй сегодня подольше.

Соня выскочила во двор, где ее поджидала Машка Коростылева.

– Во, блин! – сказала Коростылева и приподняла юбку, демонстрируя рваные колготки. – С утра зацепка была, а сейчас вон как поползло. Как я в таком виде на прослушивание пойду?

Машка, которую и в школе, да и везде, звали Костылем, была расстроена. Не то слово: взбешена. Еще бы – сегодня в городе должно было состояться событие века. Да чего уж там века – тысячелетия! Сегодня в клубе завода высоковольтной аппаратуры должно состояться прослушивание претенденток для участия в проекте «Фабрика звезд»! Вся молодежь города, в основном, конечно, девочки, сегодня будут там.

– Ну че теперь делать? – возмущалась Машка. – Может, вообще без них пойти?

– По дороге купим, – успокоила ее Соня, – у меня есть сто рублей.

Они поспешили к клубу, куда уже торопились соперницы и соперники. Пришлось, конечно, потерять минут десять возле ларька, где Коростылева купила колготки, тут же за ларьком сняла старые и натянула только что приобретенные. Неподалеку на газоне сидели двое изрядно подвыпивших граждан. Точнее, сидел только один, а второй лежал на траве. Сидевший во все глаза уставился на Машкино переодевание и тряс своего отключившегося друга, призывая и его поглазеть на бесплатный стриптиз.

– Козел! – крикнула ему Машка, и они побежали.

– Слышь, Мармеладова, – говорила Машка в процессе бега, – давай скажем, что у нас дуэт. Исполним что-нибудь. Ты исполнишь, а я типа вторым голосом.

Костыль знала, что у нее ни голоса, ни слуха, а вот Соня Маркова, которую все называли Мармеладовой, была местной звездой: она выступала в составе группы «Волки», где была солисткой на всех вечерах и на дискотеках.

– Ну что тебе стоит! – уговаривала Машка. – Мы просто рядом постоим, и все. – Ну не будь вредной, а, Сонь!

Стоять рядом с Коростылевой, у которой метр восемьдесят четыре! Да еще плоскостопие в придачу. Она даже бежала к клубу так, словно собирается вот-вот нырнуть носом в асфальт.

Перед клубом стояла толпа, человек двести, если не больше. В основном, конечно, девчонки, но и парней хватало. Присутствовали и женщины, скрывающие свой возраст под обильной косметикой и короткими юбками. Группа «Волки» тоже явилась в полном составе. Со своими гитарами, разумеется.

– О! – обрадовался ритм-гитарист и он же руководитель группы Паша Лешин. – Наконец-то. Мы тут уже договорились с охраной: нас вне очереди впустят.

– А много уже прошло? – спросила Коростылева.

Но Паша Лешин словно и не слышал ее.

– Сколько жаб собралось! – сказал он, оглядывая толпу. – Неужели они на что-то рассчитывают?

В это время открылась дверь, и на улицу вывалилась одна из претенденток.

К ней сразу бросились все.

– Ну, как там?

Претендентка была красной от пережитого волнения.

– Ой, девочки. Там сам Игнатий Поволоцкий, Евдокия Шмакова и еще кто-то. Я, как их увидела, чуть не обкакалась.

– А че они делать заставляют?

– Ну, я им спела.

– Ну и че?

– Записали мой телефон, сказали, что свяжутся.

Претендентка стала пробираться сквозь толпу, от нее старались отшатнуться, как от прокаженной. Некоторые все же пнули соперницу ногой.

– Ты посмотри, какой азарт у пипла! – усмехнулся Паша Лешин.

Потом он взял Соню за руку:

– Давай пробираться!

Трое других «волков» уже прокладывали путь. Несмотря на популярность, им это давалось нелегко. Их пинали, били в спины. Досталось и гитарам, и Соне, разумеется, но ей немного, потому что все удары в спину принимала на себя Коростылева, рвущаяся следом. Ей-то как раз пробиться не удалось. На ней повисли, пытаясь опрокинуть на землю.

Последнее, что услышала Соня, перед тем как за ней захлопнулась тяжелая дверь, был истошный вопль:

– Мармеладова-а-а!!!

Свет в зале погашен. Софиты освещали лишь сцену с одиноким роялем. Горела еще и лампа на столе, за которым сидели трое: двое известных телевизионных ведущих и третий – человек с вклокоченными волосами.

– А чего вы толпой вваливаетесь? – спросил Игнатий Поволоцкий.

– А мы поп-группа, – объяснил Паша Лешин.

– Это хорошо, конечно, – согласился известный ведущий. – Но петь будете по отдельности.

Ребята переглянулись: они не ожидали такого подвоха от организаторов просмотра. Но делать было нечего.

Сначала выступил Паша Лешин, который попытался исполнить «Smock on the Water», но его прервали на третьей строке:

– Побыстрее, ребятки, у нас много работы сегодня.

Потом и остальные пытались что-то исполнить, но их слушали и того меньше.

Соня осталась одна, и Евдокия Шмакова спросила ее:

– А где ваша гитара? Или вы принесли с собой фонограмму с музыкой?

– Нет, не принесла, но могу сама себе на рояле аккомпанировать.

– Чего стоите тогда? – поторопил ее Поволоцкий. – Быстрее к роялю.

Соня подошла к роялю, опустилась на кругленький стульчик. Вдруг стало страшно, потому что она поняла – в эту секунду решается ее судьба. Именно сейчас у нее появилась возможность, единственный шанс все изменить, вырваться из этой жизни – из пропахшей борщами коммуналки, из комнаты, похожей на заплеванный проходной двор, из школы с постоянно разбитыми окнами, из грязных дворов, перекатывающих матерную брань и скабрезные анекдоты…

Соня взяла первые аккорды и запела:

Когда в саду все птицы замолчалиИ скрылся день за облаком мечты,Взошла луна – сестра моей печалиИ в дальний путь опять собрался ты.

Лишь фонари – бессонные зеваки,Завоют вслед бродячие ветра.Проходит жизнь – нелепая во мраке,В бессильном ожидании утра.

Я буду ждать твоих шагов неспешность.И, утомленный ласками другой,Вернешься ты, придешь как неизбежность,Как первый луч восхода за рекой.

Пусть будет так, пусть будет то, что будет!Довольна тем, что было и что есть!Пускай тебя другая ночью любит,Но днем…

– Стоп, стоп, стоп! – закричал Игнатий Поволоцкий. – Это что за отстой?

– А по-моему, хороший блюз, – сказала Евдокия Шмакова, – исполнение неплохое. А из чьего это репертуара? Это из ранней Пугачевой?

Соня поднялась с круглого стульчика и шагнула к столу.

– Это я сама сочинила.

– Как сама? – удивилась Шмакова.

– Я же сказал – отстой, – поморщился Поволоцкий, но посмотрел на Соню внимательно.

Шмакова наклонилась к нему и стала что-то шептать. До Сони донеслось только:

– Надо брать… Голос чистый… Посмотри, какая фактура!

Игнатий Поволоцкий стал рассматривать Сонины ноги, а потом взглянул на листок бумаги перед собой:

– Как вас?.. Ах да, Соня. Вы сейчас пройдете вон в ту комнатку… – Он показал пальцем на дверь в углу зала. – Вот с этим человеком… – И он показал на третьего сидящего за столом. – Он запишет все ваши данные и договорится о дальнейших действиях.

В маленькой комнатке они опустились на диван, и человек представился:

– Меня зовут Иван Афанасьев. Я – продюсер.

Он достал блокнотик и стал задавать вопросы.

– Ты работаешь или учишься?

– Учусь в одиннадцатом классе.

– Где училась петь? С кем живешь? Кем мама работает?..

Афанасьев записывал. Соня отвечала на вопросы, чувствуя, как радость переполняет ее: кажется, она понравилась. Иначе зачем продюсер так подробно интересуется ею? Настоящего продюсера она видела впервые в жизни, но боялась поднять глаза, чтобы рассмотреть его получше.

– Сегодня в восемь вечера приходи в гостиницу «Русь», – сказал продюсер. – Я тебя у входа встречу. А сейчас извини, работы много.

Соня вышла на улицу. Тут же на нее налетела толпа. Впереди всех была истерзанная Машка Коростылева с разбитой губой и фонарем под глазом. Почему-то рядом оказались еще три девочки из их класса. «Волков» нигде не видно.