Наследие - Эль Кеннеди

не предлагаю пойти смахнуть пыль с его инвалидного кресла, но в последнюю секунду останавливаю себя, потому что это приведет его в еще более отвратительное настроение. Отец Элли отказывается пользоваться этим креслом. Я не уверен, что виню его, – не очень приятно превращаться из здорового, физически развитого человека в ослабленного дегенеративным расстройством. К сожалению, у медиков нет лекарства, и Джо, в конце концов, был вынужден смириться с тем фактом, что его состояние будет лишь ухудшаться. Черт возьми, это уже происходит. Его хромота уже гораздо заметнее, чем при нашей первой встрече. Но он гордый человек. Упрямый, как его дочь. Я знаю, что он будет стараться не пользоваться инвалидным креслом до последнего.

Пока Джо медленно опускается в кресло, я за прилавком готовлю два сэндвича, затем беру из холодильника два пива.

– Сейчас полдень, – замечает он.

– Мне нужна жидкая храбрость.

И вот оно, выражение его лица становится более болезненным, чем обычно.

– О, чувак, нет. Это все? Сегодня – тот самый день?

Я хмурюсь.

– Какой день?

Одной рукой он потирает глаза, другой – поглаживает свою темную бороду.

– Ты будешь просить своего благословения. О, черт. Просто покончи с этим и спроси уже. Тебе действительно нужно затягивать эту пытку и заставлять нас обоих чувствовать себя неловко? Я бы предпочел пытку водой. Черт возьми, мы оба знаем, что я скажу да, ладно? Так что давай, спрашивай уже.

Секунду я таращусь на него. Затем меня разбирает смех.

– Со всем уважением, сэр? Вы, мать вашу, невероятны. У меня была подготовлена целая речь. – Но, наверное, я рад, что мне не нужно ее произносить. Я не могу представить себе ничего более унизительного, чем изливать свое сердце человеку, для которого делиться чувствами равносильно пытке.

Прежде чем сесть за стол напротив, я ставлю перед ним тарелку. Весь мой настрой улетучился, когда я ворчу:

– Значит, у меня есть ваше благословение?

Он откусывает от бутерброда и медленно жует.

– Кольцо с тобой?

– Ага. Хотите взглянуть?

– Покажи его, парень.

Я лезу в карман за синей бархатной коробкой. Когда я открываю ее, его темные брови взмывают, словно два шарика с гелием.

– Не мог найти чего побольше? – саркастически спрашивает он.

– Думаете, ей не понравится? – На мгновение я впадаю в отчаяние.

– О, она будет в восторге. Ты ее знаешь. Когда дело касается украшений, то чем больше и ярче, тем лучше.

– Я так и думал, – с улыбкой говорю я. Закрываю коробочку с кольцом и прячу ее обратно в карман. – Если серьезно, вы действительно не против, если я попрошу ее руки? Когда мы впервые встретились, вы не особо любили меня.

– Да, ты прав. – Он кривит губы. – Хотя вы, ребята, еще молоды.

– А когда вы обручились с матерью Элли? – с любопытством спрашиваю я.

– В двадцать один, – признается он. – Поженились в двадцать два.

Я склоняю голову набок, как бы говоря «вот видите».

– Вы были намного моложе нас.

– Да, но сейчас другие времена, – хрипло говорит он. – У Эй Джей есть карьера и цели. В наши дни женщины рожают все позже и позже. Спешить больше некуда. – Джо пожимает плечами. – Но если это то, чего хотите вы двое, то я не стану стоять у вас на пути. Эй Джей любит тебя. Для меня этого достаточно.

Я подавляю приступ смеха. Это самое лучшее одобрение, какое я получу от Джо Хейза.

Мы чокаемся пивными бутылками, потом говорим о хоккее и едим наши бутерброды.

Моя следующая остановка – Манхэттен. Мы с Элли живем в Верхнем Ист-Сайде, но офис моей матери находится в Вест-Энде, где почти час спустя меня высаживает такси.

Мама счастливо улыбается, когда секретарь проводит меня в ее кабинет.

– Дорогой! Какой славный сюрприз!

Она встает со своего мягкого кожаного кресла и обходит стол, чтобы подойти и тепло обнять меня. Я обнимаю ее в ответ и целую в щеку. Мы с мамой очень близки. Так же, как и мы с папой. По правде говоря, у меня потрясающие родители. Они оба – высококлассные юристы, а это значит, что нас с братьями и сестрами растили няни. Но мы много времени проводили с семьей. Мама и папа всегда были рядом, когда нам это было нужно, и они определенно не позволяли нам бегать без присмотра. Ну, может быть, немного Саммер. Эта девчонка умудрялась всех обводить вокруг пальца.

– Я хочу попросить о большом одолжении, – говорю я маме, пока она присаживается на край стола. – Могу я позаимствовать пентхаус на сегодня?

Все мое детство мы разрывались между нашим домом в Гринвиче и нашем пентхаусом в отеле «Хейворд-Плаза». Родня со стороны матери, Хейвордсы, построила на недвижимости целую империю, которая принесла им миллионы, и «Хейворд-Плаза» – один из бриллиантов в их короне. Хотя и наша вилла в Сен-Барте – тоже не шутка.

– Такое чувство, будто ты снова подросток, – говорит мама, щуря глаза. Они того же оттенка морской волны, что у меня и Саммер. Мой брат Ник – единственный ребенок, который унаследовал папины карие. – Ты ведь не планируешь вечеринку?

– Нет. Ничего подобного.

– Тогда зачем?

Не в силах сдержать улыбку, я лезу в карман брюк. Вытаскиваю коробочку с кольцом, которую без единого слова кладу на ее вишневый стол.

Мама мгновенно все понимает. Она издает радостный визг и снова обнимает меня.

– О боже! Когда ты собираешься сделать это? Сегодня? – Она счастливо хлопает в ладоши. Мои родители обожают Элли, так что я не удивлен ее ликованию.

– Надеюсь на это. Я знаю, странно делать это посреди недели, но в субботу у Элли вечеринка по случаю окончания шоу, а в воскресенье у моих девочек турнир в Олбани, так что меня