Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На самом деле османский парламент был на сессии с 10 октября 1918 г., и никаких шагов не было предпринято еще в течение трех недель, предшествующих отъезду младотурецких лидеров. Об этом позаботился председатель собрания Халил-бей [Мейтесе], видный член Центрального комитета младотурок и бывший министр иностранных дел. Помимо ходатайства Фуад-бея, он должен был рассмотреть пятибалльное требование, одобренное четырнадцатью депутатами[4698], включая двух уцелевших армян и двух греков. Это имело отношение к действиям, совершенным во время войны османским правительством, и привело, в частности, к ликвидации одного миллиона армянских подданных Османской империи, изгнанию 250 000 греков и конфискации их имущества в военное время; массовой резне 550 000 греков из Понта в конце войны, и убийству депутатов, таких как Григор Зограб и Вардгес Серингюлян, в 1915 г. Это требование, которое имело непосредственное отношение к военным преступлениям, совершенным младотурецким режимом в отношении гражданских лиц, оставляя османское государство ответственным за свои действия, было отклонено после бурных дебатов, которые продолжались в течение нескольких сессий, хотя ходатайство Фуад-бея было принято: восемь из десяти пунктов обвинения в обвинительном заключении, представленном в парламент, объявляли КЕП и его младотурецких министров виновными в захвате контроля над государственным аппаратом, решении вступить в войну, заключении тайного соглашения с Германией, вовлечения в финансовые бесчестные действия ради собственной выгоды, наложения цензуры, опубликования ложной информации о ходе войны и так далее. Тем легче отклонить требование, в котором два обвинения, которые более или менее непосредственно касались ликвидации армян и насилия в отношении греков и сирийцев (пятое, о «временном законе о депортации», и десятое, которое относится к созданию и осуществлению преступной деятельности «Специальной организации»), были сформулированы весьма расплывчато, без упоминания основных жертв, и фокусировались, что особенно касается первого обвинения, на арсенале законов, принятых самим младотурецким правительством для того, чтобы узаконить свои преступления или, по крайней мере, провести их как административные меры, обязательные в военное время. Как мы увидим позже, когда будем анализировать заявления, сделанные министрами перед Пятой парламентской комиссией, это был способ избежать привлечения слишком большого внимания общественности к массовым убийствам и упоминания группы, приносимой в жертву, по имени, и в то же самое время попытка провести дебаты на «своем поле», которое палачи подготовили заранее, чтобы оправдать свои действия.
Несмотря на очевидные преимущества такого ходатайства, младотурецкое большинство в парламенте оказывало сопротивление или делало вид, что оказывает сопротивление, прежде чем наконец принять его 4 ноября в качестве основы для своей работы. В ответ на «такрир» [ходатайства], заявленные редкими депутатами из групп меньшинств в парламенте, которые призвали правительство изложить свою позицию в отношении преступлений, совершенных его предшественниками, министр внутренних дел Фетхи-бей [Окяр] заявил, что среди жертв оказались не только армяне, греки или арабы, но также и турки и что правительство будет делать все возможное, чтобы исправить несправедливость и отправить депортированных лиц обратно в их дома[4699]. Таким образом, он заложил основу для той позиции, которую обвиняемые и, в более общем смысле, последующие турецкие правительства стали защищать любой ценой в ближайшие месяцы и годы. Это может быть истолковано следующим образом: мы все пострадали в войне; мы собираемся исправить нарушения, наказать виновных и убедиться в том, что такие вещи никогда не повторятся. Столкнувшись с таким подходом, который уже содержит зерно отрицания фактов, армянские депутаты призвали правительство к исполнению своих обязанностей. После принятия ходатайства Фуад-бея депутат из Сиса, Козана Маттеос Налбандян вместе с пятью своими коллегами подал письменное требование о том, чтобы правительство заявило, как оно рассматривает преступления, совершенные после принятия и введения в действие Закона о временной депортации (от 27 мая 1915 г.) и Закона об оставленной собственности (от 26 сентября 1915 г.). Таким образом, они затрагивали поле действий, намеченное ходатайством Фуад-бея, тактика, заслуга которой заключалась в призвании к ответственности их турецких коллег, поскольку она ссылалась на эти два закона, за которые парламент должен был проголосовать, что преступления были совершены. Вопрос, который эти депутаты поставили перед правительством, был более оправдан тем, что текст указа от 26 мая 1915 г. был передан председателю парламента через несколько дней после того, как указ был провозглашен, но был представлен депутатам только после проведения депортаций[4700]. Когда депутаты потребовали от правительства предпринять необходимые меры для возвращения оставшихся в живых, которые были разбросаны тут и там, в свои дома, министр внутренних дел ответил, что это займет некоторое время. Без сомнения, эти депутаты не были в курсе того, что закон о депортации, о котором идет речь, был опубликован в официальном виде, в котором умышленно были опущены четыре его статьи, переданные в виде рукописного циркуляра, доступного только для властей, которым были предъявлены обвинения в проведении депортаций. Это было не случайно: четыре секретные статьи содержали инструкции для властей о незамедлительной передаче домов армянских депутатов турецким беженцам и другим группам беженцев[4701], тем самым давая им понять, что возвращение таких «перемещенных лиц» не ожидается. В любом случае 4 ноября заседание парламента завершилось голосованием об отмене усеченного указа бывшего министра внутренних дел, который впоследствии был преобразован в имперский закон.
Конечно, есть нечто сюрреалистическое в том, что армянские депутаты, чьи очень важные коллеги были хладнокровно убиты, должны были контактировать с палатой, некоторые из членов которой непосредственно участвовали в ликвидации армян и которые, по большей части, извлекли личную выгоду за счет депортированных лиц. Более того, они сделали это для того, чтобы поднять вопрос, который никто не хотел услышать, но который должен был быть поставлен в соответствующей минимальной форме, отвечающей текущим потребностям.
К тому времени было проведено очередное заседание парламента, посвященное этому вопросу. 18 ноября 1918 г. состав кабинета, как мы уже говорили, изменился и больше не включал хорошо известных младотурецких лидеров. В теории, по новому правительству должен был быть проведен вотум доверия. Тем не менее армянские депутаты, в частности Артин Бошгезенян, младотурецкий депутат из Алеппо, чьи предшествующие выступления отличались особой осторожностью, решил поднять вопрос о коллективном убийстве своих соотечественников, задев за живое. В своей очень долгой речи Артин Бошгезенян прежде всего напомнил, что стране в скором времени будет предложено принять участие в Мирной конференции и что было бы лучше, если бы она не появилась там с пустыми руками; что турецкий народ находится в положении обвиняемой стороны и это утверждение вызвало резкие протесты, в ответ на которые говорящий парировал, что его коллеги должны сначала выслушать его и