На изломе - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня поразило то, как мой друг описывает ситуацию – как будто противостояние чужих и враждебных государств. Менее двух лет назад семьдесят процентов избирателей высказались за сохранение Союза. Год назад в Ново-Огарёво был подписан новый Союзный договор – потом церемонию продублировали в Кремле, при телекамерах. И что?
«Да… правильно – сказал тогда Герасимов – бумажки друзей не рождают». Как то незаметно выветрились, может от того, что затаскали – такие понятия, как братство, дружба народов, общая историческая судьба. Чего говорить – я сам допрашивал в Карабахе пожилого армянина, он едва не плакал, рассказывая, как раньше жили в Баку. Это ему не помешало организовать и снарядить вооруженную банду, чтобы убивать азербайджанцев, и совершить теракт – подорвать автобус94.
– А вторая новость?
– Вторая новость – Киев подал тебя в розыск. За убийство работников милиции.
– Союзный?
– Пока республиканский. Но к нам звонили конкретно насчет тебя.
– И что вы сказали?
Белецкий сменил тему.
– Короче, послезавтра отсюда идет транспортный борт в Россию. Пока перекантуешься, потом запихну тебя на этот борт – а дальше сам.
– Спасибо, Дэн, – искренне сказал я.
– Погоди благодарить, – сказал он серьезно, – до послезавтра тебе еще надо дожить.
Киев, Украина. 05-07 июня 1992 года. Гнатишкин
– Вон он…
– Этот?
– Да…
Сынок – так погоняли наркоторговца – был невысоким, тощим, с намечающейся лысиной. Одет он был прилично – в джинсы и джинсовую куртку. В миру Засядько Игорь Борисович. Его отец, Борис Засядько, – переведен в Киев из Харьковского обкома партии, каким-то образом втерся в доверие к Кравчуку, стал руководителем его секретариата – в партии, а потом создали секретариат Президента Украины. Приличная семья, приличная карьера – пока по научной линии, потом – купят диссер, потом, наверное, в Верховный совет продвинут. Только вот с какого то момента – Сынок стал приторговывать наркотиками в своей альма матер.
– Я пошел. Будь неподалеку…
– Ладно. Удачи, братишка
Два кулака – стукнулись друг о друга. Все-таки афганское братство есть афганское братство.
Капитан Сергей Гнатишкин впервые столкнулся с наркотиками в Афганистане. Да, он знал, что существуют наркотики и до Афганистана – но до него встретить в Советском союзе наркомана было так же трудно, как встретить к примеру, инопланетянина. В Афганистане же наркотики были обыденностью – чего говорить, если заросли лучшей в мире афганской конопли росли прямо за дувалом, и считались они сорняком: надо – рви, суши, кури на здоровье, кто тебе запрещает? Коноплю вываривали в молоке, собирали пыльцу, давали коноплю детям. Был еще насвай – смесь конопляной или табачной пыли с маслом и птичьим пометом – птичий помет разъедает слизистую и наркотические вещества поступают прямо в кровь. Оказавшиеся в Афганистане, мальчишки-призывники, напуганные, неумелые – курили коноплю, употребляли насвай и чарс. Всё это оборачивалось самоходами, побегами на ту сторону, сожженными колоннами и блокпостами, самострелами и расстрелами сослуживцев. Во многих подразделениях обнаружение любого наркотика у молодого, сулило зверское избиение старослужащими. Другое дело, что и сами старослужащие, особенно лёгшие на сохранение95 – были не против.
А потом – поползли разные слухи. Что Черными тюльпанами – везут в Союз и в Европу – афганский героин. Что пропадают вертолеты, что пропадают люди, что некоторые из самых кровавых провалов этой войны, когда сдавали и заводили в огненные мешки роты и батальоны – связаны с наркотой, с белым порошком. В Афганистане, через который прошло больше полумиллиона пацанов – их поколение утратило невинность. И вернувшись в Союз, он уже без каких-либо эмоций слышал странное и зловещее слово «наркомафия». Знал о том, что наркомафия процветает в Средней Азии, в крупнейших городах Союза, как спрут втягивая в гибельные сети всё новых и новых несчастных. Что шприцевое употребление наркотиков становится главной причиной распространения СПИДа в Союзе…
Накинув на голову капюшон, он шел вперед. В одиночку следить нельзя, но капитан был опытен, а Сынок – торопился и нервничал. Капитан узнал «гон» – типичное состояние наркомана перед ломкой. Быстрые дерганные движения, руки не на месте, постоянно хочется куда-то бежать. Наркоман перестает быть человеком, это животное, зависящее от дозы. Если дозы не будет, то для наркомана это будет пытка, какой и духи не придумают…
Значит, Сынок не только распространяет, он и сам употребляет. Интересно, как на него до сих пор не обратили внимания…
Сынок спустился в метро. Капитан – за ним, отметив, что метро в Киеве шикарное – ничуть не хуже московского. И глубокое – как питерское96. Вагоны были мытищинские, как в Москве, ходили часто…
Сынок вышел в самом центре… вообще, в Киеве из-за старинной застройки часть станций имела выходы, встроенные в первые этажи домов. Очень необычно…
Улица шла вниз, к площади Октябрьской революции. Сынок – шел прежним, быстрым шагом. Поспевая за ним, капитан достал небольшую, трофейную рацию.
– Брат, прием…
– На связи…
– Центр города. Идем к Крещатику.
– Принял.
На площади – был какой-то митинг, полоскались красные флаги. Отделенные от митингующих стеной милиции – белые каски, ОМОН, Внутренние войска – стояли под непривычным желто-синим флагом сторонники независимости, мерно скандировали.
– Гань-ба! Гань-ба! Гань-ба!
Выглядело это диковато, но капитана больше заботило, куда пойдет Сынок. Тут же милиции полно – а ну как его задержат…
У Консерватории Сынок свернул направо.
Капитан едва успел засечь момент передачи – поставщиком Сынока оказался какой-то неприметный, плюгавый мужичонка. Они провели передачу на ходу, как шпионы – миг, и небольшой сверток перекочевал от одного прохожего к другому.
Капитан пропустил мужчонку мимо себя, запоминая приметы, достал рацию.
– Брат, прием…
– На связи…
– Передача была. Идем от Октябрьской, от Крешатика. Площадь перекрыта.
– В парк идет, гнида. Я объеду… один справишься?
– Попробую.
– Хоп.
Сынок перебежал улицу… он был близок к вожделенной цели и уже мечтал, мечтал об игле в вене, как нормальный человек не мечтает ни о чем другом. Он перебежал дорогу… да, уходит в парк. Белые колонны… памятник Лобановскому – великому человеку и тренеру, создавшему великий клуб. Говорят, ушел на пенсию… жаль, жаль…
– Гнат, прием…
– На приеме.
– У входа – через пять минут.
– Принял.
Сынок искал место… место, чтобы вмазаться. Уходил в парк… ничего, щас ширнёшься. Щас так ширнёшься…
В два десятка шагов
