Французское наследство - Елена Дорош
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сидевшая на полу Дина подняла на нее глаза. Савва, вышедший из кухни, где он торопливо осмотрел свое колено и решил, что жить будет, понял: с дочерью вопрос улажен.
Потом был чай с безглютеновыми печенюшками и вареньем из ревеня без сахара с Диной и бутерброды с колбасой уже без Дины, которая пошла спать, уставшая после репетиции.
Наконец Савва разложил карту, и они склонились, чтобы ее рассмотреть.
По итогу совместных усилий выяснилось: карта была составлена в конце восемнадцатого века и изображала кусочек Санкт-Петербургской губернии. Точками были отмечены несколько мест, рядом с некоторыми стояли крестики. Савва с Яной решили, что в этих местах находились – или находятся до сих пор – интересующие незнакомца места.
– Начнем с номера один, – предложил Бехтерев.
– Это место я знаю. Елизаветино. Тут одна девочка из нашей группы живет. Там есть дворец.
– Чей?
– Не интересовалась. Подожди-ка. Сейчас узнаем.
Достав телефон, Яна собралась провести изыскания и вдруг спохватилась:
– Я же родителям не позвонила! От них шесть не отвеченных! Я звук выключила, чтобы случайно не отвлечься, когда этот гад за мной шел. Теперь придется выкручиваться.
Она так смешно таращила глаза, что Савва улыбнулся. Забавная все же девчонка.
С родителями она разговаривал ровно полминуты. Очень твердо заявила, что была занята, ответить и перезвонить не могла, повода для беспокойства нет, пусть пьют чай и ложатся, дома будет через час.
И все. И никаких охов-вздохов. В общем, Бехтереву понравилось. Похоже, девица Шум отращивает крылья.
Между тем, покончив с семейными разборками, Яна углубилась в интернет.
– Вот что я нашла. Имение было очень богатое. Раньше называлось «Дылицы». Построено при императрице Елизавете Петровне, потом сменилось несколько владельцев, пока его не приобрела жена князя Трубецкого. Тоже Елизавета. При ней оно и было переименовано в Елизаветино.
– И что нам дает эта информация? – поинтересовался Савва, украдкой разглядывая собеседницу.
– Пока не знаю. Так, номер два – тоже дворец. Красивый. Середина восемнадцатого века. Номер три и четыре – более поздние постройки: начало девятнадцатого. Все сохранились, хотя…
– Давай остановимся. Итак, твой поклонник посещает старинные дворцы. Может, он историей интересуется, а может, ищет.
– Что?
– То, что не нашел у твоей бабушки.
Яна взглянула на него внимательно:
– Я думала, что ты уже забыл об этой истории.
– Не забыл, – коротко ответил Бехтерев. – Полагаю, несмотря на количество, выбор мест неслучаен. По какой-то причине он считает, что там может находиться интересующая его вещь. И еще…
Он пристально посмотрел на Яну:
– Поскольку ты в теме давно, наверняка у тебя есть на этот счет предположения.
– Есть. Но только предположения, и то не мои, а Себастьяна.
– А Себастьян у нас кто?
– Мой родственник из Франции. Но учти: его гипотезы ничем не подтверждены и строятся исключительно на богатом воображении.
Савва откинулся на спинку дивана и скомандовал:
– Рассказывай все с самого начала. Со времен Очаковских и покорения Крыма. Нога, кстати, как?
– Лучше.
– Тогда поехали.
Конечно, через час она домой не вернулась. Только через два с половиной. Но, кажется, существенное опоздание осталось незамеченным. Никто не вышел к ней в коридор, не пристыдил, не напомнил про сюрпризы.
Неужели родители догадались, что дочка выросла?
Стараясь не производить шума, Яна быстренько умылась и легла. Нога почти не болела, но сон все равно не шел. В голове вертелся разговор с Бехтеревым.
Как ни странно, Савва воспринял ее рассказ серьезно. Ей даже показалось, что, услышав про Талейрана и русских потомков, он не удивился. Как будто предполагал нечто подобное. Вдохновленная его реакцией, она рассказала про Таняшу и ее сестер, а заодно и про мерзавца Николя.
Про последнего Бехтерев слушал с особенным интересом и – как ей показалось – даже с удовольствием.
Она так этим впечатлилась, что поведала заодно и о семистах тысячах евро, которые Таняша отдала ей, несмотря на стойкое сопротивление с Яниной стороны. Оказывается, так было задумано с самого начала: передать семье Шум деньги, вырученные после продажи дома ее прадеда.
– Мы положим деньги сразу на карту российского банка. У тебя есть счет? Отлично!
Таняша успела провернуть операцию как раз накануне отъезда Яны и была очень довольна собой.
– Деда твоему папе я уже не верну, так пусть хотя бы его наследство вам достанется. Не представляешь, насколько легче мне станет.
С этим спорить было трудно. Яна и не стала. Просто крепко обняла свою замечательную бабушку.
Зачем она рассказала о деньгах Бехтереву, было не совсем понятно. Вряд ли это имело отношение к истории со слежкой.
Покрутив и так, и этак, она решила, что излишняя откровенность – следствие доверия, которое она испытывает к Бехтереву с того самого момента, как он взял ее за руку и повел в машину. Рука была такая надежная, что она смогла сдержаться и не голосить от ужаса. Просто психотерапевтическая какая-то. И сегодня, когда он ее нес, она снова это почувствовала. В смысле, терапевтический эффект.
Было и еще кое-что. То, что Савва привез ее в свою квартиру, поначалу навело на мысль, что там он начнет… Нет, не приставать! В этой роли его представить трудно. Такому, как Бехтерев, вообще нет нужды к кому-то приставать. Скорее наоборот. Но ей подумалось, что некоторые шаги к сближению все же последуют. Однако ничего не последовало. Даже когда они остались одни и ничего, кажется, не мешало.
Даже обидно немного стало, и, конечно, тут же напросился вывод, что она ему по-прежнему безразлична. Но потом…
Не дура же она, в конце концов! Пусть опыт общения с мужчинами у нее мизерный, она в состоянии понять, как смотрит человек. Даже не понять, а почувствовать. У каждой женщины это в генах заложено.
Так вот. Бехтерев смотрел именно так, как бы ей хотелось. Наверное, то, что никаких телодвижений в ее сторону он не сделал, вовсе не о равнодушии говорит.
Может быть, она все придумывает, но ей почему-то кажется: пока они не справятся с главной проблемой, никаких романтических отношений он затевать не будет. Бехтерев просто такой человек. Не позволяет себе отвлекаться.
Какой же он все-таки замечательный! И какая она молодец, что решилась обратиться к нему за помощью! С этой мыслью Яна умостилась на кровати поудобнее и заснула.
Было бы странно, если бы ей снова не приснился чудной сон.
Чья-то рука, которую она видит со стороны, пытается открыть низкую дверь. Дверца давно заржавела и отворяться не желает. Рука напрягается, дергает и, наконец просунув в узкую щель какую-то палку, открывает проход. Яна видит темное