Французское наследство - Елена Дорош

– Зато про нас ему известно слишком много. И потом, это ничего не меняет. Раз он за тобой следит, значит, считает, что ты, пусть и методом случайного тыка, можешь вывести его на след. Не сомневаюсь: он проверил, что меня рядом не было.

– Ты сам себе противоречишь. Если он думает, что я могу его куда-то привести, зачем меня убивать?

Савва открыл рот, чтобы выдать очередную порцию убедительных доказательств женской глупости, но вдруг замолчал. А в самом деле, зачем убивать Яну? Наоборот, ее активность на руку преступнику, ведь кое в чем она даже может помочь. А если ей повезет и она отыщет что-то важное, тогда…

Савву аж передернуло. От одного только предположения. Яна взглянула с удивлением:

– Ты чего?

– Мы должны найти документ – или что там еще – раньше преступника, но так, чтобы он об этом не узнал.

– Скрытно? Но как?

– Во-первых, перестань мелькать у него перед глазами.

– А во-вторых, сиди дома?

– Заметь, не я это предложил.

– Савва!

– Ладно, шучу. Хотя ничего смешного во всем этом нет. Пока я не готов озвучить стратегию. Мне надо подумать. А ты пока сообрази, к кому мы можем обратиться за квалифицированной помощью.

Яна уловила изменения в его голосе – успокоился, видно, – и начала соображать.

– Конечно, нам нужна помощь историка, даже нескольких. Думаешь, я этого не понимаю? Но тогда их придется посвятить в ситуацию целиком, то есть рассказать об убийстве бабушки, слежке и так далее. Как бы наши историки не послали нас куда подальше.

– Риск есть, согласен. Но это лучше, чем искать иголку в стоге сена без металлоискателя. Сами мы сто лет колупаться будем.

– Если бы они у нас были! Сто лет, я имею в виду.

– Это другая сторона вопроса. Честно говоря, по мне, было бы лучше, если бы этот гад добрался до своих сокровищ и угомонился наконец.

– Ты же только что обратное заявлял!

– Мало ли что я заявлял! Пусть забирает все и отваливает в свою Францию.

– А если не угомонится? Ведь мы уже слишком много знаем. Помнишь, как в кино? «Он слишком много знал»!

– Ценю твое чувство юмора, но хорошо смеется тот…

– Кто плохо соображает!

Савва посмотрел свирепо, но вдруг рассмеялся.

– Черт! У меня от всей этой истории, кажется, чувство юмора пропало. Только не говори, будто сомневаешься в том, что оно вообще у меня было.

– И не собиралась. Это я от страха юморю.

– Не уверен. Знаешь, после возвращения из Прованса тебя трудно… То есть ты изменилась.

– Мама тоже так считает. И говорит, что не в лучшую сторону.

– А она знает, какая сторона лучшая?

– Ну… Из меня же всегда консерваторку лепили. А это – девушки нежные, томные, высоконравственные и очень послушные.

– Послушные? – зачем-то переспросил Савва.

– В смысле, родителям. А ты о чем подумал?

– Именно об этом.

Яна коротко взглянула и отвела глаза. О чем угодно, только не об этом. И вообще, о чем они говорят? Явно не о деле.

Она покашляла, приложив к губам кулачок.

– У меня есть приятель. Еще со школы. Сашка Симонов.

– Историк?

– Учится пока. Правда, отличником его не назовешь. Вечно по пересдачам бегает. Но, может, посоветует кого-нибудь.

– Тогда не будем откладывать. Позвони ему.

Несмотря на то что день был в разгаре, Симонова они застали за увлекательным занятием – раскуриванием кальяна в баре далеко за городом.

Яна еле достучалась до сознания хронического эпикурейца, не ожидавшего, что к нему будут приставать с разговорами по делу в такое неподходящее время. Но поскольку Яна отставать не собиралась, Сашке пришлось включиться и даже вникнуть в суть.

– Так тебе нужен историк? Не любой, а который в курсе? Могу у папаши спросить. Он сам Европой не занимается, но знакомых полно. Если про Россию, то можно с ним поговорить. Тут ему равных нет и не будет. В принципе, можешь сделать это сама. Сейчас скину телефончик. Если что, Симонову-старшему говорить о том, где ты меня нашла, необязательно. Андестэнд?

– Не беспокойся, Саш. Буду молчать, как рыба об лед.

Пересказав разговор Савве, Яна сразу кинулась звонить. Ей не терпелось. Уже и так столько времени зря пропало!

Симонов-старший

Симонов-старший не сразу понял, чего от него хотят, а сообразив, удивился.

– Проконсультировать по важной теме? – растягивая слова, переспросил он. – Но я ученый. Консультациями не занимаюсь.

– Консультация – не совсем точное слово, – заторопилась Яна, чувствуя, что Симонов хочет от них отвязаться. – Скорее нужна информация по интересующему нас вопросу.

– А с чего вы решили, что я этой информацией владею?

– Ни с чего, если честно. Просто мы больше никого в научных кругах не знаем, а Саша сказал, что вы специалист по истории России до революции.

Удивившись еще больше, Симонов-старший поинтересовался, какой именно период российской истории их интересует.

– Наполеоновские войны, а также до и немножко после, – с некоторым затруднением сформулировала Яна.

Савва хмыкнул. Сейчас этот профессор их пошлет.

Но в профессоре, напротив, пробудился интерес.

– Ну… Если так, то милости прошу ко мне на кафедру. Аудитория триста два.

– А можно прямо сейчас приехать?

– Сейчас?

– Ну, через час. Если надо, мы подождем.

– А мы – это кто, разрешите спросить?

– Мы – это друзья вашего сына, – гордо заявила Яна и осеклась.

Савва скосил глаза к носу.

– Не в том смысле, что мы вместе гуляем, а в том, что вместе учимся, – поправилась Яна и по физиономии Бехтерева поняла, что вышло еще хуже.

Однако Симонова-старшего ее пояснение почему-то развеселило.

– Не уверен, что слово «учимся» вообще применимо к моему отпрыску, – коротко хохотнув, сказал он, – но в отношении вас у меня появилась надежда. Приезжайте.

Пока ехали, а потом долго искали, где припарковаться, пытались сформулировать более-менее связный запрос. Как вытянуть из Симонова информацию, не сказав больше того, что следует? Профессора они в глаза не видели, что за человек и можно ли ему довериться, не знают, поэтому надо на каждом шагу осторожничать и фильтровать текст.

Аудитория триста два нашлась быстро. Симонов-старший был один. Поднявшись им навстречу, он пожал руку Бехтереву, поклонился Яне, предложил им сесть и немного подождать.

Пока профессор что-то допечатывал на компьютере, она с интересом его рассматривала.

Сашка Симонов был кругл, добродушен и розовощек. Симонов-старший являл собою полную противоположность – высок, худощав и бледен. Яна поразилась несходству, но тут Симонов оторвался от компьютера, улыбнулся, и оказалось, что улыбка у него точно такая же, как у сына. Добрая и располагающая.

Яна приободрилась. Есть надежда,