Французское наследство - Елена Дорош

Осторожно сняв с себя ее руку, Он поднялся и на цыпочках вышел из спальни.

Надо вести себя обычным порядком, как будто ничего не произошло. Так Он быстрее успокоится.

После заведенных Стариком процедур – промывание носа, бритье, холодное обтирание – Он почувствовал, что становится бодрее. Следов на теле не осталось, лишь легкое першение в горле. Нога, правда, болела сильнее обычного, но эта боль давно стала привычной.

После двух чашек крепкого кофе Он почти вернулся в нормальное состояние. Почти, потому что ощущение ее присутствия – даже в соседней комнате – заставляло сердце биться неровными толчками и сбивало дыхание.

Как же она хороша! Какую ночь они провели вместе!

Погрузившись в воспоминания, Он закрыл глаза и тут же одернул себя.

Не сейчас!

В данный момент надо обдумать то, что случилось вчера. А случилось то, чего Он не предвидел.

Его вычислили. Это первое. Пропала карта. Это второе. И третье, самое ужасное: теперь они знают, как он выглядит. Тот, кто шел следом, мог даже сфотографировать его. Если это так, то объект уже знает, кто за ней следил. Даже хуже. Она знает все.

Или нет?

Сфотографировать его могли только сбоку или со спины. Издалека, в движении и в темноте, вернее, при свете фонаря, что только ухудшает снимок. К тому же на нем был капюшон, закрывающий лицо. Это, пожалуй, главное, что помешает идентифицировать личность.

Теперь карта. Означает ли это, что поездки надо временно прекратить? А, собственно, почему? Если Он сохранил свое инкогнито, чего бояться? Его могут узнать по хромоте? И что? Он не единственный хромающий в этом городе. Всегда можно сказать, что ногу натер.

А вот слежку придется прекратить.

Он вдруг заново ощутил то, что испытал вчера, когда его схватили сзади и стали душить. Спасло лишь то, что Он всегда готов к нападению. Каждую минуту. Каждое мгновение.

Во всяком случае, так Он думал до вчерашнего дня.

Вдруг почувствовав дурноту, Он схватился за край стола и несколько минут стоял, тяжело дыша. Потом залпом выпил стакан воды. Еще один. Стало как будто легче.

Где Он прокололся? Как смог подпустить врага так близко? Увлекся? Ослабел?

Нет! Только не это! Силы нужны сейчас как никогда! Ведь Он чувствует, что близок! Уверен в этом!

Он должен уйти из дома! Пока она тут, Он не может думать эффективно!

А подумать надо. Просто необходимо.

– Ты уже собрался? Так рано? – услышал Он за спиной и медленно обернулся, стирая с лица злость и страх.

Накинув его рубашку – куда ж без этого! – Наташа стояла в дверях кухни и хлопала глазами, пытаясь проснуться. Сквозь ткань просвечивало налитое тело.

Он сцепил зубы и отвел глаза. Отвернулся и допил остывший кофе.

– Привычка. А ты почему встала?

– Цех уже два часа как работает. Я должна проверить, все ли в порядке.

– Кофе сварить?

– На работе выпью. С первой выпечкой.

Она подошла и потерлась щекой о его плечо.

– Ты вчера так и не рассказал толком, что произошло. Кто на тебя напал?

Улыбнувшись, Он обернулся:

– Да пустяки. Не будем с утра портить себе настроение.

– Понимаю, ты пока не готов делиться, но, может, когда-нибудь?

Она прижалась и почувствовала, как по его телу прошла дрожь.

Бедный. Как же ей его жалко. Раньше она ни к кому не испытывала такого нежного, почти материнского чувства. И будь на его месте другой, ни за что не произошло бы того, что случилось вчера, когда она увидела его на пороге. У него было такое лицо…

Наташа смахнула слезинку и прижалась тесней.

Больше он никогда не будет одинок.

Стоя под душем, Яна продолжила то, что делала весь вечер и часть ночи, а именно думать о том, стоит ли ей продолжать вояжи по окрестностям Петербурга.

С одной стороны, все телодвижения в этом направлении Бехтеревым строго-настрого запрещены, но с другой…

Почему-то она была уверена, что сегодня преследователь ее донимать не будет. Савва так его напугал! Вряд ли скоро очухается! А если и очухается, фора в несколько дней у нее точно есть.

Она сглупила тогда, рассказав все Бехтереву. Впредь будет умней. Станет действовать не путем тыка, а целенаправленно. Недаром вчера сидела в интернете и изучала фотографии всех дворцов, которые были отмечены на карте. Искала, конечно же, дверь. Бехтерев поднял бы ее на смех за подобный критерий отбора, но хорошо смеется все же последний, а не самый тупой.

После тщательного анализа снимков Яна остановилась на двух полуразвалившихся дворцах, когда-то принадлежавших Строгановым. Один в Тайцах, а другой в Марьино. Начать решила с усадьбы в Тайцах, где до конца восьмидесятых годов прошлого века был санаторий. Он стоял заброшенный, поэтому участь быть пойманной и допрошенной с пристрастием ей не грозила. В Марьинском дворце тоже когда-то был санаторий, какие-то НИИ, детский дом, но потом имение перешло в частное владение и пускали туда по билетам. А где билеты, там охрана и камеры.

Яна решила, что обязательно попадет и туда, но эту операцию следует продумать тщательнее.

Но главное, что определило ее выбор, – в каждом из них могла находиться та самая дверь из сна. На фото в интернете ее не было, но ведь подобные снимки делают, выбирая максимально красивые ракурсы. А дверь могла быть с «непарадной» стороны или вообще в одной из хозяйственных построек.

Яна нарисовала здания на листке, потом долго вертела его и так, и этак, пока наконец не убедила себя, что дверь должна быть. А если и нет, то метод исключения еще никто не отменял.

Вспомнив о науке, она неожиданно подумала о том, правильно ли выбрала профессию. Без содрогания. Без трепета и страха. А ведь задай ей кто-нибудь этот вопрос еще три месяца назад, пылала бы от негодования!

Как? Музыка для нее – все! Она дышит ею, ею живет! Должна и будет пианисткой!

И вот пожалуйста! Она вообще перестала думать если не о музыке, то о занятиях точно. Все, что наполняло ее жизнь раньше, стало вдруг мелким и второстепенным. Наверное, важным, но отнюдь не жизненно.

Что же пришло на смену?

Поиск артефактов, которые помогут поймать убийцу бабушки Наташи? Самодеятельное расследование, в которое она умудрилась втянуть Бехтерева? А может, он сам?

Она вытерлась полотенцем и встала перед зеркалом. Раньше стеснялась разглядывать себя обнаженной. Даже не стеснялась, а боялась – убедиться, что некрасива.

Оказывается, в этом вопросе в ней произошли перемены. Яна попринимала разные позы, повертелась туда и сюда