Актуальные проблемы языкознания ГДР: Язык – Идеология – Общество - Николай Сергеевич Чемоданов

Этот разрыв между языковой нормой литературного языка и повседневным языком рабочих масс в капиталистическом государстве имеет определенные причины: привилегия господствующего класса на образование; малая амплитуда общения у рабочего класса, который стараются удерживать в стороне от активного участия в общественной и производственной жизни; ограниченное главным образом частной сферой повседневное общение у многих граждан капиталистического государства; образцы коммуникации, которые в разном виде преподносятся в газетах для господствующего класса и в дешевых шпрингеровских изданиях для широких масс, типа иллюстрированной газеты. У нас эти причины, которые разделяют в капиталистическом государстве язык разных классов и слоев и создают разрыв между нормой литературного языка и индивидуальным владением языком, – хотя и не сразу, но постепенно преодолеваются. Социальные причины этого разрыва устранены, языковые же процессы должны направляться не в последнюю очередь средствами языкового воспитания в школе, и при этом не только на уроках немецкого языка. Как считает А.П. Баранников, противоположность литературного и обиходного языков характерна для антагонистического классового общества. Он отмечал,

«характеризуя состояние индийских языков в начале 30-х годов, что современные литературные языки Индии приспособлены к обслуживанию интересов господствующих классов и большинство их мало понятно для широких кругов пролетариата и крестьянства. Причина этого в том, что из многих литературных языков изгнаны лексические элементы, употребляемые широкими кругами населения, и заменены словами из литературных языков господствующих классов феодальной Индии, то есть из санскрита (у индуистов) и из персидского и арабского языков (у мусульман). В результате этого получаются огромные различия между языками разговорным и литературным»[247].

Противоположное развитие можно наблюдать сегодня в ГДР. Литературный язык больше не считается критерием «социального статуса». Он является формой существования языка, которой во все возрастающей степени пользуется все большее число граждан нашего государства и к которой также все больше приближается обиходный язык. В ходе этого развития функциональное изменение коснется, очевидно, и обиходного языка. Он уже не будет в такой степени территориально и социально детерминированной формой повседневного общения, а разовьется вследствие своих стилистических особенностей в стилистический вариант литературного языка[248]. Это развитие происходит одновременно с другим важным, общественно детерминированным явлением – с социальной дифференциацией языка, вызванной изменениями в материально-практическом и теоретическом труде в социалистическом обществе. Хотя здесь ярко выражены явления, в основном затрагивающие лишь лексику, с ними связаны изменения в структуре форм языкового проявления, стилистических норм и норм употребления. При нашей социалистической системе просвещения предусматривается и проводится в жизнь принцип единства теоретического и практического обучения; обучение строится на научной основе; в большой степени повысился общий уровень образования, при этом больший удельный вес в общем образовании имеют технические и естественнонаучные дисциплины. Все это имеет следствием, что специальная лексика общественных, а также естественных наук проникает в повседневный язык, а через него обогащает литературный язык. Это развитие идет рука об руку с необходимым расширением специальных языков самых различных областей науки и производства. Для развития нашего языка типичной является прогрессирующая дифференциация на основе постоянного увеличения специальных знаний, систематизации наук, возникновения новых наук и научных отраслей. Но характерно и сильное обратное влияние специальной лексики на обиходный язык – процесс, который значительно стимулируется стремлением многих граждан нашего государства к достижению высокого уровня образования.

«Наряду со специфической профессиональной лексикой, связанной с потребностями определенной отрасли производства, появляется особая лексика, типичная для различных арго, жаргонов и т.п., например студенческий, солдатский и др. жаргоны»[249].

Хотя описанные в известных лексикологических работах[250] формы «воровских языков», «блатной жаргон» как формы выражения деклассированных групп больше не имеют в ГДР социальной основы, языковое развитие в стране подтверждает тезис о возникновении специфических для разных групп (возрастных, по интересам) особых словарей, которые находятся в постоянном взаимодействии с обиходным и литературным языком. Здесь прежде всего привлекают к себе внимание те явления, которые Бондалетов обозначает как

«групповые, или корпоративные, жаргоны, например жаргоны учащихся, студентов, спортсменов, солдат и других, главным образом молодежных, коллективов»[251].

Тот факт, что у нас взаимоотношения между такого рода групповыми жаргонами обиходного языка и литературным языком носят специфический характер, объясняется, на мой взгляд, особенностями нашей беллетристики, в которой выражается наш социалистический уклад жизни. В своем творчестве писатели исходят из социалистического миропонимания.

«Нашей первостепенной, неотложной, настоятельной и перманентной задачей является связь нашей литературы с жизнью, с жизненными интересами и в то же время с литературными потребностями рабочего класса… И отношения между рабочим классом и писателями не должны выражаться в одних только благих заверениях с той и другой стороны. Эти отношения должны основываться на взаимопонимании и согласии, чтобы писатель и рабочий были как бы разными частями одного целого и могли взаимно предъявлять высокие требования, чтобы одна сторона нуждалась в другой и чтобы социализм развивался так же гармонично, как отношения между литературой и рабочим классом или рабочим классом и литературой»

(из речи Германа Канта на VIII съезде писателей ГДР)[252].

Результатом такого подхода является новое отношение писателя к своему рабочему инструменту, к языку.

«Нет, писать тяжело. Слова даются с трудом, если писатель хочет изобразить отдельных или многих людей с их действиями и чувствами, за их работой на заводе или в деревне, их любовь, их борьбу в наши дни или в прошлом, здесь или в других странах… И когда писатель наконец находит верное выражение и записывает его, то он одинок, вся ответственность лежит на нем одном»

(из речи Анны Зегерс на VIII съезде писателей ГДР)[253].

Выросло богатство изобразительных методов. Многообразие способов показа конфликтов, событий, героев свидетельствует о прогрессе социалистической литературы. Описываются люди и их деятельность на заводах, в школах и университетах, в сельскохозяйственных кооперативах. Их жизнь описывается достоверно, общепонятно. То, что при этом многие из наших писателей используют в языковом портрете для характеристики своих героев также свойственные им языковые особенности, типичные для группового жаргона, влечет за собой быстрое распространение этих слов и выражений. Обиходный язык и лексика, характерная для социальных групп, становятся частью литературного языка. Такие групповые жаргоны могут также исторически изменяться, причем основной движущей силой здесь является, очевидно, стремление к экспрессивности, образности. Быть включенной в средства литературного языка означает для такой лексики определенную долговечность. Например, у Якобса в «Eine Pyramide für mich» встречается небрежное Erzeuger («производитель») вместо Vater («отец») как деталь характеристики юноши, который стремится к независимости и хочет проявить себя: «Heute morgen sage