Полуночное солнце - Кэмпбелл Рэмси Дж.

Глава двадцать первая

Когда в то утро Эллен приехала в колледж, оказалось, что натурщица, позировавшая для ее учеников, разболелась.

– Она уехала, у нее что-то вирусное, – сообщила секретарша.

На замену не нашлось никого, поэтому Эллен познакомила учеников с азами изображения натюрмортов, импровизируя с помощью случайных предметов, нашедшихся в кабинете: яблоко, связка ключей, нанизанных на английскую булавку, дамская сумочка, шарфик, экземпляр «Мальчика, который позволил огню погаснуть», который одна молодая мамочка принесла, чтобы попросить у Эллен автограф. Эллен предложила своим ученикам поискать детали, которые делают каждый предмет уникальным в тот миг, когда на него смотрят: кривобокость яблока, неправильной формы пятно на его макушке, которое напоминает миниатюрный желтый берет с пожеванным коричневым хвостиком, подобие синяка на его ярко-зеленой щеке… Вы не в силах передать, как сумочка щекочет ноздри запахами невыкуренных сигарет и сухих духов, однако для вас это реальность: в каждом свойстве заключено больше, чем возможно воспроизвести, именно это и делает предмет реальным. Эллен расхаживала между партами, за которыми сидели восемнадцать ее слушателей, и рассуждала о выборе деталей, способных оживить предмет именно для вас. Время от времени возникали разногласия: одна пенсионерка, никогда не выпускавшая своей сумочки из рук, утверждала, что выбранные Эллен предметы слишком обыденные, чтобы именоваться натюрмортом, а пакистанский шеф-повар настаивал, что сначала необходимо овладеть всеми приемами рисования, прежде чем браться за что-то оригинальное, – это заявление нашло своих сторонников и противников, но потом позабылось в общем споре. Несмотря на все это, к обеденному перерыву у каждого получился свой рисунок. Эллен изумилась тому, что сразу несколько человек выбрали для рисования книгу: как лежат друг на друге страницы в переплете, как слова разной длины образуют неровный орнамент, как играют свет и тень на ее иллюстрации на левой странице. Как жаль, что Бен не видит всего этого.

– Не забывайте смотреть, – напутствовала она своих учеников, когда они потянулись к выходу.

Эллен уже выехала из Лидса, когда небо впереди начало темнеть. А после того как позади осталась последняя деревня за Лидсом, горизонт в стороне Старгрейва и вовсе налился зловещей чернотой. Она понадеялась, что Бен уже возвращается домой, раз уж погода решила испортиться. Маленькое холодное солнце освещало вересковые пустоши, и склоны холмов сверкали неестественно ярко на фоне черной полосы неба. Растительность словно помертвела, приобретя металлический блеск, как и голые выступы скал.

Затронет ли непогода вересковые пустоши над Старгрейвом, ведь они довольно высоко? Чернота как будто зависла только над городом. Эллен вдруг подумала, что должна была побольше узнать о здешнем климате, прежде чем всем вместе переезжать сюда из Нориджа. С тех пор как они переехали, она ни разу не включала в машине приемник, и вот теперь оказалось, что рельеф местности мешает проходить радиосигналу – она не смогла поймать ничего, кроме всеобъемлющего молчания, и она, наверное, подумала бы даже, что оглохла, если бы не шум автомобиля.

Когда впереди показался железнодорожный мост, небо сделалось непроницаемо черным. Эллен представилось, что небосвод крошится, словно лед, оставляя над городом громадную дыру, в которой сквозит дальний космос. Это всего лишь скопление облаков, сказала она себе твердо, проезжая под аркой моста.

Темнота сомкнулась вокруг нее, подобная ледяной воде, такой глубокой, что ни единый луч света не смог бы пробиться сквозь ее толщу, и Эллен сильнее вцепилась в руль, чтобы не задрожать. На мгновение она испугалась, вдруг на другом конце моста гораздо темнее, чем на вересковых пустошах. Разумеется, это оказалось ерундой: когда она поднялась по склону за мостом, она увидела, что дома отсвечивают серебром, и только лес выглядит так, словно поглотил всю тьму над головой. Она свернула на грунтовую дорогу к дому, надеясь, что Бен уже пришел.

Когда она открыла входную дверь, ее встретило последнее дуновение теплого воздуха от батарей отопления.

– Бен, – позвала она, наклоняясь, чтобы поднять с коврика в прихожей конверт. Но даже когда она покричала, подойдя к лестнице, он не отозвался. Эллен включила отопление и поглядела в кухонное окно на пустую дорогу. Оторвав от рулона бумажное полотенце, она стерла олимпийские кольца черносмородинового сока, которые дети оставили чашками на столе рядом с посудомоечной машиной. Загрузила кофеварку и включила ее – и только тогда вскрыла конверт.

Это оказалось письмо из «Эмбер» от Керис. Письмо было напечатано, если не считать обращения «Дорогие Бен и Эллис», а еще подписи и нескольких строчек под ней, поэтому Эллен начала с постскриптума.

«Еще один человек, получивший местечко получше, наш директор рекламного отдела, но его место тут же занял по рекомендации некто Марк Матвей. Позвоните ему, чтобы познакомиться, или попросите об этом Алису, когда приедете в следующий раз. Напомните ему, какие вы классные. Жалею, что меня не будет рядом, чтобы увидеть ваш успех. Желаю огромной удачи!»

В самом же письме говорилось, что «в рамках кадровой оптимизации» в издательстве «Файербренд и Эмбер» Керис в конце месяца уходит, а ее место занимает Алиса Кэрролл, новый редактор отдела детской литературы, «имеющая многолетний опыт в продажах книг для юношества».

Эллен глядела в окно, мечтая, чтобы Бен появился на дороге и она перестала бы уже о нем беспокоиться, однако пока она смотрела, небо и лес, похоже, потемнели еще сильнее. Содержание письма засело в голове, словно тупая боль, но она не сможет от нее избавиться, пока не увидит Бена. Когда пришла пора забирать детей из школы, его по-прежнему не было. Эллен прислонила конверт к телефону на четвертой ступеньке лестницы и торопливо вышла из дома.

Солнце висело теперь за лесом. Люди на улицах поглядывали на небо и качали головами, дыша на замерзшие руки или засовывая ладони под мышки.

– Самый темный час всегда не без добра, – крикнула миссис Дейнти вслед зеленщику, который выскочил из почтового отделения и кинулся к себе, в соседний магазин, держа в одной руке ленту почтовых марок, а другой застегивая над несвежим фартуком ворот рубашки. На балках под крышей одного дома рядом со школой сидели двое работников Элгина, укладывая кровельный сланец, и их голоса почему-то странным образом приободрили Эллен. Она торопливо двинулась вверх по холму, ощущая небо, лес и темнеющий город частями одного цельного куска тьмы.

Но то, что она увидела возле школы, тотчас заставило ее позабыть все мрачные мысли. Бен выводил Маргарет и Джонни со школьного двора, и его глаза радостно блестели.

– Вот подожди, когда услышишь мой рассказ, – пообещал он.

Глава двадцать вторая

Но он как будто не торопился рассказывать ей, даже когда дети выпустили его руки и умчались вперед. Его, кажется, не меньше, чем детей приводила в восторг чернота небосвода и обещание скорого снегопада. Когда Эллен воскликнула: «Да ты холодный, как ледышка!» – и принялась растирать ему руки, а потом и щеки, Бен лишь слабо улыбнулся. Он был настолько холодный, что Эллен задрожала от одного прикосновения к его руке, но зато он был здесь, а что еще нужно? Она торопливо увлекла его вслед за детьми, обратно в домашнее тепло.

Белый конверт так и стоял, прислоненный к белому телефону, и это белое пятно сразу бросилось в глаза, когда Эллен закрыла входную дверь. Бен взял конверт, заморгал, глядя на него, наконец спросил:

– Хорошие новости?

– Не самые лучшие. Если будешь читать, включи свет, – посоветовала Эллен и прошла в гостиную, чтобы прекратить спор о том, кто первым выбирает телеканалы. – Отдай пока пульт Джонни, Пег. Твои любимые передачи начинаются позже.

Бен в прихожей воевал с «молнией», пытаясь снять стеганый анорак, и свободной рукой отмахивался от волн нагретого воздуха. Пока Эллен терпеливо дожидалась развязки, он снова уставился на конверт, сбросил с себя куртку и вынул письмо. Поскольку свет в прихожей он так и не включил, Эллен сделала это за него, когда он, щурясь, начал читать.