Правда о России. Мемуары профессора Принстонского университета, в прошлом казачьего офицера. 1917—1959 - Григорий Порфирьевич Чеботарев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глубинный консерватизм основной массы казаков заставил большинство из них в 1917 году активно поддержать демократическое и умеренно социалистическое Временное правительство Керенского против большевиков – точно так же, как прежде, при царях, казаки помогали обеспечивать стабильность Русского государства.
Таким образом, в основном именно войска Донского казачества, входившие в состав Петроградского гарнизона, в июле 1917 г. пресекли попытку большевиков отобрать власть у Керенского – это были 4-й и 14-й Донские казачьи полки и запасная часть нашей Донской казачьей гвардейской батареи.
Выходя после службы из церкви, мы были неприятно поражены – площадь перед русским православным собором оказалась забита толпой с красными флагами. Однако представитель собравшихся на площади – еврей-рабочий – приветствовал нас как защитников свободы от «контрреволюционеров слева». Когда мы пошли к кинотеатру, где должна была проходить конференция, толпа двинулась за нами с пением революционного похоронного марша: «Вы жертвою пали в борьбе роковой».
До революции подавляющее большинство евреев были настроены антицаристски и потому ненавидели казаков за их активную и непреклонную поддержку российской монархии. Однако к середине 1917 г. большинство русских евреев, принадлежавших к среднему классу и настроенных умеренно социалистически, выказывали казакам самые дружеские чувства; кроме казаков, никакой другой серьезной преграды перед набирающим силу экстремизмом левого толка в окружающей действительности не просматривалось.
Изменившееся отношение проявлялось на каждом шагу. Так например, еврей-дантист, поставивший мне во время пребывания в Бердичеве несколько пломб, решительно отказался брать с меня деньги за свою работу.
Приветствовать нашу конференцию и выступить на ней прибыли представители всевозможных политических партий и организаций. Общей темой в их выступлениях была необходимость решительного ведения войны вплоть до окончательной победы над австро-германцами. Единственным диссонансом прозвучала речь делегата-солдата из Главного совета Юго-Западного фронта – очевидно, большевика. Однако сразу же после своей речи этот делегат чуть было не простился с жизнью – такую горячую реакцию его выступление вызвало у присутствовавшего на конференции кавказца.
В самом начале войны в русскую армию были включены особые кавалерийские части из представителей мусульманских племен Туркестана и Кавказа. Крупнейшей из таких частей была Туземная дивизия, получившая среди армейских неофициальное название «Дикая дивизия» из-за сомнительных подвигов некоторых ее солдат и офицеров в собственном тылу[38]. Дивизия тоже прислала на нашу конференцию наблюдателя – юного лейтенанта, только недавно произведенного в офицерский чин и с гордостью носившего эполеты на новой серой черкеске с красивым красным башлыком (своеобразный капюшон для холодной погоды) на плечах. Только недавно российские власти твердой рукой пресекли обычные прежде среди его соплеменников кровавые распри, но в горах память об этих средневековых обычаях была еще сильна; там, откуда он был родом, угрозы убийства просто так, сгоряча, не произносили и не выслушивали.
Делегат-большевик – как и другие ораторы – произносил свою речь со сцены театра, в котором проходили заседания конференции. Его речь, построенная по обычным для представителей этой партии шаблонам, призывала рядовых солдат отказываться воевать и подчиняться офицерам. Подавляющее большинство делегатов конференции составляли офицеры или закаленные в сражениях капралы и сержанты, привыкшие владеть собой и способные спокойно выслушать от пехоты еще и не такое. Поэтому речь никого особенно не задела, и только редкие ядовитые замечания из зала прерывали оратора. Однако свежеиспеченный офицер из горцев-мусульман среагировал на нее иначе.
Когда эмиссар большевиков дошел в своей речи до призывов казнить тех офицеров, кто выступает за продолжение войны, в задних рядах раздался гортанный голос. Он громко выкрикнул на ломаном русском с сильным кавказским акцентом: «Хочешь меня убить? Я сам убью тебя» 51 не успел даже обернуться на голос, чтобы посмотреть, кто это, а горец уже несся вниз по одному из проходов с обнаженной шашкой в руке. От сцены его отделяла довольно широкая оркестровая яма, так что большевик замолчал, но пока еще оставался на месте; очевидно, он чувствовал себя в безопасности. Однако кавказец оказался резв, как горный козел. Ничуть не замедлившись, он оттолкнулся одной ногой от верхушки ограждения оркестровой ямы и с жутким воплем взлетел в воздух; шашка летела впереди него в вытянутой руке, красный башлык развевался позади. При виде этого большевик проявил еще большую резвость. Он развернулся на месте и нырнул головой вперед в один из затянутых бумагой проемов в заднике сцены – точно так, как в цирке прыгают сквозь обруч. Он провалился за сцену, где уровень пола был ниже; раздался ужасающий грохот. Стоны большевика утонули в шуме аплодисментов и одобрительных возгласов, которыми казаки встретили «подвиг» горца. Возгласы вскоре сменились смехом при виде озадаченного выражения на лице воинственного героя; с недоуменным видом и обнаженной шашкой он постоял немного перед зияющей дырой в бумажном заднике, куда исчезла намеченная им жертва, затем смущенно обернулся к аплодирующему залу и растерянно улыбнулся.
Я не знаю, насколько серьезно пострадал наш «гость» – служащие театра быстро унесли его прочь. Но инцидент этот не остался без последствий – никто больше не отваживался высказывать со сцены свои взгляды, если они сильно расходились с общим настроением.
Казачья конференция решила образовать в штаб-квартире Юго-Западного фронта постоянный Исполнительный комитет. Я был избран в него, но отказался и вместо этого вернулся на свою батарею.
В одну из предыдущих своих отлучек с фронта я пропустил кое-какие боевые действия. Примерно в середине июня, во время наступления Керенского на юг, на нашем участке реки Стоход также была предпринята попытка начать вспомогательное наступление.
Только наша батарея из шести орудий выпустила в этой операции больше 3000 снарядов; мы стреляли почти непрерывно. То же делали и другие батареи, подтянутые к нашему участку фронта. Большая часть вражеских фронтовых траншей и проволочных заграждений была буквально стерта с лица земли, и офицерский ударный батальон без труда двинулся вперед, но вскоре был остановлен свежими австро-германскими силами. Наша пехота ничего не делала; вместо наступления солдаты устраивали большевистские митинги и голосовали за то, чтобы не двигаться с места. То же самое происходило вдоль всей линии предполагаемого прорыва, по всему фронту русских войск. В уставшей от войны армии разрешили вести ничем не ограниченную пропаганду, дали солдатам право решать вопросы голосованием, – и получили неизбежный результат!
После
