Любовь как сладкий полусон - Олег Владимирович Фурашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Юра, ты чего? – приблизившись к парнишке, тихо произнесла Стелла. – Меня, можно сказать, обманом увезли…Я из-за него удрала от них, как…кавказская пленница. А он и разговаривать не хочет…Юроч-ка-а!
Она ласково потрепала она его за вихры. И он тотчас ощутил себя нахохлившимся воробышком с испуганно бьющимся сердечком, пленённым ладонями птицелова. Но досада, рождённая магией «перламутрового» лимузина, ни за что не проходила.
– Вы зря пришли, госпожа Кораблёва, – хрипло ответил юноша. – Третий лишний вам ни к чему.
– Феду-ул, ты чего губы надул? – запросто ломая позу протеста, мановением указательного пальчика в два счёта развернула девушка насупившегося субъекта к себе. – Прошу тебя, не болтай глупостей. Пожалуйста, одевайся и пошли.
Ох, женщины, женщины! Как же вы нами, мужчинами, манипулируете: пара слов, магический жест – и растаял холодок отчуждения в груди сельского романтика.
– А я не окажусь…пятым колесом в телеге? – подозрительно осведомился он.
– Что за комплексы? – подивилась Стелла. – Ты будешь самым главным «колесом».
– Ура-а! Госпожа меня назначила главным колесом! – задурачился-заскоморошничал Кондрашов, уподобляясь небезызвестной одалиске Гюльчатай из фильма «Белое солнце пустыни».
Хмурь улетучилась было с его лица, однако тут же облачко последней озабоченности складкой набежало на его лоб, и он спросил:
– Стелла, ты не позволишь мне задать один…нет…два вопроса?
– Отчего же, если они не выходят за рамки приличия, – потянула та его к двери.
– Аркадий Николаевич, мы ушли! – крикнул Юрий Лукину, на ходу одеваясь и прихватывая спиртное.
На дворе бушевала неприятная пронизывающая вьюга. Юноша шагал справа и несколько впереди спутницы, прикрывая её тем самым от снежных зарядов. Потому разговор с ней он вёл, беспрестанно оглядываясь.
– Юра! – ахнула Кораблёва, в свете уличного фонаря заметив в его руке бутылку. – Что это? Зачем?
– Вино, – проследив за её взглядом, пояснил тот. – Не хочу, чтобы меня Хорин на прокорм брал.
– Не комплексуй, пожалуйста, – усмехнулась студентка. – Угощение Эдуарда – это даже не налог с богатых в пользу бедных. Это заниженная плата с него за роскошь общения с нами.
– Стелла, – скорректировал нить беседы в нужное русло Кондрашов, – скажи, пожалуйста, без обиняков, что за фрукт этот Хорин и…и насколько близко его яблоко упало от твоей яблони?
– Юрочка, перестань, – уже смеялась девушка. – Ноги б его здесь не было, если бы не…спонсорская помощь ансамблю. Да и то в тот миг я вспомнила…о тебе…
– Да! – обрадовался Кондрашов. – Здорово! Но, Стелла, я вот ещё о чём подумал: если Хорин заночевать тут останется, то я его могу у нас пристроить…У вас же в избушке…тесно…
– Ах ты,…дипломат мой без портфеля! – притворно сердясь, легонько ударила его Кораблёва по спине. – Эд забронировал номер в гостинице Ильска. И на будущее, Юра, чтобы внести полную ясность, – уже суховато чеканила предложения Стелла. – Я никому не позволяю вести себя так. Тебе я делаю снисхождение исключительно потому, что ты…мужчина неискушённый. Однако больше никаких уступок не жди. Ясно?
– Уф-ф-ф!…Ясно, – почти счастливо вздохнул незадачливый кавалер, заполучив трёпку, разбавленную приятной оговоркой. – Прости меня, Стелла!
5
В домик молодых специалистов Кораблёва и Кондрашов ворвались раскрасневшимися от ветра, снега и быстрой ходьбы.
– А вот и мы! – объявила Стелла, выглядывая из прихожей в комнату, где всё было готово к торжеству.
– Мы прибыли! – принимая от неё шубку, подчеркнул
местоимение «мы» Юрий. – Извините! Всё из-за меня.
В комнате Марина, Виктор и Эдуард изнывали от нетерпения. Накрытый ими стол вызывал противоречивые чувства: бедную, если не сказать убогую, сервировку из казённых стаканов, кружек, тарелок, алюминиевых ложек и вилок контрастно подчёркивала богатая выпивка и закуска. «Промочить горло» предлагалось и «Советским шампанским», и французскими винами, и армянским коньяком «Арарат», и выдержанным кубинским ромом «Сантьяго де Куба экстра Аньехо». Желание «заморить червячка» ненавязчиво стимулировали чёрная икра и балык из осетровых рыб, пастрома из свинины и индейки, испанский хамон и прочая мясная нарезка. В центр стола была водружена большая деревенская сковородка с разогретым лобстером. Чуть поодаль стояли тарелки со свежими овощами и фруктами. Венчала застольное убранство свежая княженика. Некоторые деликатесы и лакомства Кондрашов видел впервые в жизни и даже не представлял, что это такое. На этом фоне выставленное им вино, мягко говоря, не выглядело чересчур претенциозно.
Несмотря на извинения опоздавшего, притомившаяся компания встретила его возмущённой хулой:
– Юрка, позорник, состаришься тут из-за тебя, а потом никто замуж не возьмёт! – морально пригвоздила его к позорному столбу Марина.
– Я чуть слюной не захлебнулся! – это уже вносил посильную лепту в поток общего остракизма Кропотов.
– То, что про-простительно дамам – не-непростительно дже-джентльменам, – ловко пристроился к ним Хорин.
– Приношу свои искренние извинения! – не менее трёх раз произнёс книжную фразу виновник «непроизводительного простоя». – Между прочим, я читал рекомендации знатного дегустатора Жака Дюфруа. Так вот, он настоятельно рекомендует, чтобы коньяк настоялся и распространил свой аромат над столом, прежде чем будет готов к употреблению. Пока я этого не ощущаю, – выразительно потянул он носом.
По поводу «знатного дегустатора» юноша «напустил тумана»: никакого Жака Дюфруа он не знал и помянул о нём для красного словца. Зато прочее было правдой. И как бы там ни было, но после его замечания даже языкастый Виктор в тяжком отупении «полез за словом» в «дырявый карман». Среднегорский же предприниматель, что-то взвесив в уме, крякнул «О`кей!» и экстренно откупорил бутылку с коньяком, на четверть наполнив им стаканы для мужчин. Однако Кондрашов взял другой стакан и налил в него вина из принесённой им бутылки.
Современный обиход устроен так, что кто спонсирует, тот и «заказывает музыку». Хорин налил девушкам шампанского, поднялся, подтянул узел галстука, поправил очки, и солидно провозгласил:
– Пы-прошу вас, дамы и господа, выпить за зна-акомство и за расширение контактов между Средне-егорском, с одной стороны, и Ильском сы…с…Нижней Замараевкой – с другой!
Тост был принят с благодарностью, как за щедрость, так и за отсутствие чванливости, что словесно уравнивало город и село. Особенное удовлетворение выказывал Кропотов. Если девушки понемногу «тянули» игристое вино, Эдуард выпил «два шот-дринка» коньяка, то Виктор «замахнул» тройную дозу крепкого напитка густо-чайного цвета. «Арарат» он заедал икрой (которой с византийской щедростью была наполнена громадная миска) посредством большой кухонной ложки. И утварь эта так и мелькала между ёмкостью и его ртом, наподобие маятника у спешащих часов-ходиков.
– А что не коньячку? – улучив момент, вполголоса осведомился Хорин, перегнувшись через угол стола к Кондрашову.
– Спортивный режим, – был краток тот.
– А-а-а…, – протянул визитёр из областного центра. – А-а-а…Виктор всегда так за-закладывает?
– Да нет, только под настроение, когда кому-нибудь фейс подправить хочет, – шёпотом отпустил футболист-трезвенник порцию сугубо замараевского юмора. – Видите, как у него ручонки-то зачесались?
Кропотов и в самом деле нацелившись на то, чтобы приложиться к лакомой бутылке во внеочередной раз, порывисто сжимал и разжимал пальцы в пудовые кулачищи. Данный эпизод скоротечно насытил любознательность гостя. И среднегорец
