#на_краю_Атлантики - Ирина Александровна Лазарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот как! – ответила Вера. – Может быть, я не зря тебе не сказала. Может быть, ты злишься вовсе не из-за этого.
– А из-за чего, скажи на милость?
– Сам знаешь.
– Нет, ты скажи, – голос его гудел в зарослях.
– Может, тебя просто раздражает сама ситуация, что мы застряли здесь, в нескольких километрах от трассы, и что нужно идти пешком, а я не могу? – Вера посмотрела на него испытующе. В глазах горел ехидный огонек.
Он молчал, лишь скулы его чуть заметно двигались. Он не сводил с нее недоброго взгляда, ноздри его быстро раздувались. Она вдруг поняла, что он на грани срыва, но держится, еще контролирует себя и свой гнев. Наконец Сергей заговорил:
– Я поражаюсь тебе. Ты такой своенравный ребенок. Столь простой вещи, а понять не можешь.
– Какой вещи, какой?
– Подумай, – сказал Сергей, растягивая это слово. – Ты ведь очень умная девушка, развитая не по годам.
Вера закрыла глаза и вздохнула.
– Сережа, мне очень плохо. Давай оставим спор. Просто скажи мне. Разве сейчас хороший момент, чтобы рассориться в пух и прах? Ты же не бросишь меня здесь? Я не знаю пути назад, я не дойду, и телефон у меня сел.
– О боже, – сказал Сергей, ее слова еще больше оскорбили его, оскорбили до той точки невозврата, когда становятся неважны ни гордость, ни разбитые ожидания. Внутри него родился неконтролируемый смех над нелепостью всей ситуации. – Ты решила вдобавок, что я брошу тебя здесь, на краю света! Тебя! Вера, какая ты глупая! Я злюсь оттого, что ты не смогла понять меня, мой характер, не поняла, что я никогда не оставил бы любимого человека, если бы он заболел, не смог бы родить или что там еще… Ты не поняла даже того, что я злюсь теперь, потому что мог бы сразу помочь тебе, если бы ты доверилась мне. И, уж наверное, не оставил бы тебя здесь одну!
Вера опустила голову и ссутулилась. Она чувствовала, что спина ее выгнулась колесом, что вся она стала некрасивой и, быть может, даже отталкивающей для него. Но она ничего не могла с собой поделать. В ней не оставалось женских сил – женского кокетства, заключавшегося в стремлении любой ценой быть привлекательной, хоть в ночи, хоть на работе, хоть в поле. Не существовало больше ни мужчин, ни женщин – она была лишь человек. Человеческая душа, заключенная в тело, пронизанное страданием.
Ей стало казаться, что она упустила его из-за собственной глупости, недомолвок, недоверия. Он любил ее по-настоящему, он сам только что признался, но… больше не сможет любить. В конце концов, они встречались всего только пару месяцев, и, как бы он ни любил ее, он еще не успел прикипеть к ней всей душой. Он расстанется с ней после поездки и легко… или не очень… но забудет ее. Какая ошибка, какой просчет! В тот самый миг, когда он нужен ей больше всех на свете, он уйдет от нее.
Для чего был этот древний тропический лес, и эти величественные скалы, и бескрайнее небо, и непогрешимая тишина первозданной земли – такой, по какой ступал первый человек, – и эти чудные узоры, нарисованные сплетенными ветками лавровых деревьев, и беспощадный океан, и этот остров вечной весны, и его соленый воздух, и резвый ветер… Для чего все было дано ей, для чего мелькнуло, как блик, растравив душу и внушив напрасные надежды на бескрайние чувства? Чтобы безжалостная судьба все это вновь отняла, вновь оставила ее ни с чем… Он смотрел на нее по-прежнему свирепо, и не было надежды на то, что Сергей простит ее. Если только…
Внезапно во всем этом ворохе падающих преувеличенных чувств зародилась новая, поднимающаяся из глубин сознания мысль: очищающая, отрезвляющая, поражающая своей неординарностью. Мысль эта была о том, что еще ничего не кончено и Вера повернет все вспять. Она сможет. Она справится. Нужно только найти ключ.
– Прости меня, – промолвила она наконец. – Я должна была сказать тебе. Я не знаю, не понимаю, что мной двигало, когда я молчала. – Вера усилием воли подавила в себе ложную гордость, а вместе с ней заблуждение, что повиниться значило унизить себя. И когда она освободилась от этого заблуждения, слова полились рекой. Не было больше унижения, не было пресмыкания – он человек, который любит ее, а значит, выслушает и поймет. Она поверила в это и, быть может, именно поэтому заговорила с такой убедительностью: – Наверное, какие-то глупые стереотипы… что отношения особенно шатки в самом их начале, что нельзя их расстраивать лишний раз и непременно нужно что-то скрывать. Я не знаю. Наверное, мне казалось, что такие вещи стоит говорить намного позже. А почему так казалось? Из глупых фильмов или книг… Я как будто действовала по чьей-то указке. В самом деле, даже если месяц назад мне было терпимо, то во время поездки, когда стало хуже, я должна была точно сказать тебе. Ведь уже было понятно, что причина не в нервах, что все глубже… И неправда, что я невысокого о тебе мнения, наоборот, я считаю, что ты лучше всех людей, которых я когда-либо встречала, в сумме или в отдельности. Я восхищаюсь тобой. Наверное, я не могла до конца поверить, как мне повезло… не могла поверить, что я встретила наконец такого целостного человека, который во всем идет до конца и не отступает от своих слов. Если я боялась потерять тебя, то не потому, что была о тебе низкого мнения… наоборот, потому что ты слишком дорог мне.
Все это время Сергей топтал кроссовками папоротник, как дети в детстве бьют высокую траву палками, когда сердятся или обижаются. Но когда Вера заговорила, он стал прерываться и подолгу глядеть на нее все еще разъяренными глазами. Он пока молчал, но внутри него быстро стягивались раны обиды, затихал шторм, просвечивало солнце из-за редеющих облаков. Ему казалось, что слова Веры обнажили ее душу, и ее желание предстать перед ним такой – настоящей, заблуждающейся, ошибающейся, но ищущей правду и смысл – поразило его. Разве она не была сильнее его, разве в ней не было больше чести и воли? А главное, свободы от условностей, женских хитростей? Ведь Вера поведала ему все, что было у нее на уме, а он ей – нет. Как она была восхитительна в эту минуту,
